Тебе не страшно от того, что мы ничего не знаем.

Нечего знать. Неоткуда.

Там ведь что-то происходит.

Что-то происходит. Но безопасней не знать.

Мне кажется, наоборот.

Умеешь.

Нет. Только в дурака.

Давай научу.

Так у нас скоро все закончится.

Потребуется вылазка.

Почему мы от него тогда не избавимся.

Заметно.

Ночью.

Кто-нибудь увидит.

Тут нет никого вокруг.

Так кажется.

Нет. Правда никого нет.

Выйдешь, сразу кто-то найдется.

Если вылазка, может, хотя бы газету.

Посмотрим.

Его нельзя одного оставлять.

Значит разделимся.

Потом. Не сейчас.

Хорошо. Не сейчас.

Знаешь, что это.

Что.

Плотоядный дельфин.

Таких не бывает.

Пишут, что бывает.

Что ты читаешь.

Обитает в Бразилии.

Дельфины не бывают плотоядными.

Они едят рыбу, себе подобных.

Млекопитающие.

Кто.

Дельфины млекопитающие.

Мы тоже. И плотоядные.

Дельфины не бывают плотоядными.

Они просто производят впечатление дружелюбных.

Как некоторые люди. Не читай это.

Почему. Не выходил.

Ночью мне показалось, что слышал шаги.

Может, выходил.

Может.

Не холодно.

Нет.

Можно закрою.

Закрывай.

Будешь.

Нет. Потом.

Что это.

Делать было нечего.

Не выходил.

Кажется, нет.

Шаги слышал.

Нет.

Что-нибудь слышал.

Нет. Хотя я крепко спал.

Мне все время кажется, что он кашляет.

Не надумывай.

А что, если правда.

Значит простыл.

Не пробовал говорить.

Не хочу навязываться.

Пойду спрошу.

Не ходи. Давай завтра.

Думаешь, будет лучше.

Уверен.

Думаешь, надолго это.

Думаю, нет.

Почему.

Потому что не может это длиться долго. Это ненормально.

Мне вот кажется, что может.

Не думаю.

Опять собирал.

Делать было нечего.

Так что мы решили.

По поводу.

Вылазки.

Не знаю.

Нам все равно потребуется.

Я понимаю. Но я бы выждал.

Пока ему станет лучше.

Пока ему станет лучше.

Думаешь, долго ждать.

Некоторое время. Недолго.

Хорошо.

Кажется, ему лучше.

Надеюсь.

Пару дней еще точно.

Пару дней у нас есть. Видел это.

Что это.

Район калек. Свозят туда всех безруких, безногих.

Кто их искалечил.

Никто. Врожденное.

Так делают, чтобы просить милостыню.

Такие, наверно, тоже там.

Зачем.

Чтобы подальше.

Чтобы не видно было, что они есть.

Да. Чтобы создавалось ощущение

Благополучия.

Благополучия. Что все в порядке.

Думаю, для этого.

Предположительно в основе явления лежит механизм возникновения так называемых травматических невром, утолщений центральной зоны нерва, поврежденного в результате ампутации. При разрыве периферических нервов их ткань врастает в рубец из соединительной ткани. Однако в настоящее время единой точки зрения на указанное явление не существует.

Ночью Бастер К. выходит за пределы комнаты. Сначала аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает, тщательно осматривает лестничную площадку, облупившуюся синюю краску на стенах, потертые бетонные ступени, затем медленно выходит за дверь, закрывая ее за собой на замок, и еще на один. Он неспешно спускается по лестнице, держась левой рукой за шершавые перила, подходит к двери подъезда, проделывает то же, что и с дверью квартиры, приоткрывает, осматривается, тщательно изучает территорию возле подъезда. Никого нет. Тихо. Напротив двери светит тусклый фонарь, еле заметно накрапывает дождь, сыро. Он выходит из подъезда, прикрывает за собой дверь, чтобы не громыхала, чтобы никого не разбудить, спускается по трем ступенькам, ступает на мокрый асфальт, медленно идет налево от подъезда, огибает дом, идет по безлюдной улице в сторону парка. Долго стоит на переходе, дожидаясь светофора, хотя вокруг ни единой машины. Бастер К. идет по парку, окруженному по периметру высокими прямоугольными многоэтажками, идет и смотрит по сторонам, изредка запрокидывая голову, рассматривает деревья, проходит мимо детской площадки, небольшого пустыря с деревянными скамейками и неработающим круглым фонтаном, по центральной аллее. Он разглядывает дома, растущие за деревьями, черные квадраты окон, балконы с металлическими бортиками, внимательно прислушивается к бесформенному шуму, собачьему лаю издалека, такому же далекому шуму автобусов. Ему нравится никого не встречать на улицах, оказываться в одиночестве посреди пространства, предназначенного только для него. Он проходит аллею до конца, минует распахнутые кованые ворота, движется вдоль длинного здания, мимо потухшей витрины магазина, мимо зеленоватого входа в подъезд, мимо спящих автомобилей, переходит улицу, предварительно тщательно осмотревшись, идет вдоль дома, еще одного, еще одного, потухшие витрины, парикмахерская, цветочный магазин, мясная лавка, табак, ключная мастерская. Бастер К. рассматривает дома, предметы в темных витринах, гладкую поверхность асфальта под ногами, черные окна, деревья во дворах, периодически оглядываясь, когда кажется, будто за спиной кто-то есть, но никого нет, нигде никого нет, то есть там, за окнами, кто-то есть, но спит, а потому безобиден, не может нанести вреда. Это временное затишье, он понимает, но он благодарен и за это, за тишину, пускай не долговечную. Что он будет делать, если встретит кого-то на своем пути, кого-то, вероятно, такого же, как он, бредущего в поисках тишины и отсутствия. Скорее всего, на секунду остолбенеет, как кошка, напряжет мышцы во всем теле, затем либо отойдет в сторону, пропуская другого, либо свернет, если будет куда. Он готов к встрече, в точности знает, как происходят столкновения с другими, всегда несколько болезненно, но уже не так, как раньше. Раньше ему приходилось подолгу приходить в себя, теперь он готовится к такой ситуации загодя, потому что понимает, вокруг, так или иначе, кто-то всегда есть, и неизвестно, на что он способен, что замышляет, от этого у него бывает паника, все внутри парализуется, становится трудно дышать, будто пробка в горле, выступает пот, он ненавидит свою беспомощность в такие моменты, но ничего не может с этим поделать, или не мог, теперь ему изредка удается хотя бы отчасти взять себя в руки. Он подолгу тренирует дыхание, закрывает глаза, сидя в кресле напротив запертой двери, глубоко дышит, затем представляет себе такую внезапную встречу на улице или, того хуже, на лестничной клетке, с незнакомым или, того хуже, со знакомым человеком, что он будет делать, как он станет себя вести, чтобы не показаться невежливым или, того хуже, смехотворным и вместе с тем не потерять сознание. Он практикуется каждый день, иногда по нескольку раз на дню, с каждым разом он усложняет себе задачу, представляя череду встреч либо встречу сразу с несколькими людьми, в скором времени он, вероятно, перейдет к толпе, но не сейчас, к этому он еще не готов. Бастер К. переходит очередную улицу, предварительно тщательно осмотревшись. Он хорошо ориентируется в темноте, как кошка, свет его скорее раздражает, находясь дома, он часто не включает свет, оставляет только для чтения, но читает редко, не может сосредоточиться, бегает глазами по тексту. Он выбирает улицы потемнее, они кажутся ему безопаснее, вероятность встретить другого на темной улице ниже, поскольку у людей принято сторониться темноты. Бастер К. понимает, что это скорее условности и вероятность встретить другого довольно высока где угодно, ведь только закрытое на ключ пространство, скажем, комната или квартира, по-настоящему, и то не целиком, способно защитить от вмешательства. Важно проявлять бдительность, не отводить глаз от возможных источников, все время осматриваться. Он уже не помнит, когда впервые ощутил в теле состояние, близкое к паническому, при встрече кого-то другого, настолько он к нему привык, теперь он проделывает все это почти рефлекторно. Он идет по темной улице, ему везет, по-прежнему вокруг никого, только асфальт, дома, витрины, свидетельствующие о наличии дневной жизни, но сейчас навевающие спокойствие. Где-то вверху пролетает птица, возможно, ворона, но скорее всего голубь. Птицы его не пугают, не доставляют неудобства, птицы воспринимаются как неодушевленные предметы, атрибут природы, все-таки одушевленной, но неспособной нанести вреда, Бастер К. понимает, что заблуждается, природа ничуть не безопаснее, однако здесь ее нет, а сам он добровольно за пределы города не отправится. Поэтому он провожает птицу взглядом, сущность птицы ему неясна и неинтересна, он смотрит на нее несколько секунд, потом как будто пробуждается от сна, вспоминает, что необходимо оглянуться, и оглядывается, никого. Когда в последний раз ему так везло, чтобы все улицы, все окружающее пространство принадлежало исключительно ему. Он осматривается, переходит улицы, одну за другой, сворачивает направо, проходит несколько магазинов, окошко, где днем продают газеты с журналами, и табачное окошко рядом, витрину обувного, сворачивает во дворы, где не горит свет и значительно уютнее. Он смотрит на черные окна, в них ничего нет, вокруг ни звука, нет даже собачьего лая, автобусного гула, нет людей, он идет медленным прогулочным шагом, разглядывая на ходу все вокруг, поднимая и опуская взгляд. Зачем люди придумали жить рядом друг с другом, он размышляет о том, как разговаривают между собой люди, о жестикуляции, о заикании, насморке, других явлениях, препятствующих прямой речи, благодаря которым нарушается ход мысли, и общение, вынужденно замедляясь, становится еще более невыносимым. Он задумывается, когда в последний раз говорил изнутри себя самого, от первого лица, когда вообще говорил, не кивал в ответ, не мычал нечто невнятное, а именно говорил, извлекал из голосовых связок стройные мысли, с чего он в таком случае взял, что способен изъясняться, он думает о необходимости речи, о том, что человек якобы этим отличается от животного, хотя немые либо онемевшие не укладываются в такое умозаключение, он думает о мудрости животных, не нуждающихся в регулярном общении, хотя и издающих странноватые звуки, писк, лай, хрип, сопение, прочее, он тоже хотел бы действовать по велению врожденных рефлексов, так было бы куда проще, так не нужно было бы прикладывать лишних усилий, вызывающих усталость, тоску, паралич. Он не хочет больше прикладывать усилия, но не знает, как избежать, потому он проводит столько времени взаперти, потому что стоит ему задуматься о том, что ему придется над собой проделать, ему тотчас же становится не по себе, тогда он либо ложится на кровать, накрывшись с головой пуховым одеялом, либо садится в кресло и подолгу смотрит на дверной замок, иногда только от этого взгляда ему становится физически плохо, подступает тошнота, он чувствует, как его собственный взгляд, будто бы отразившись от двери, возвращается к нему, направляет на него свой сосредоточенно-бликующий объектив, фиксирует мельчайшие изменения его мимики, запоминает его в деталях, хотя ему этого бы чрезвычайно не хотелось. Он думает о памяти, о неизбежности воспоминаний, о неизбежности некоей последовательности событий, которая насильно складывается в сюжет, хотя изначально была нагромождением несвязанных фактов. Минуя темный двор, Бастер К. проходит через кованую калитку и попадает в следующий. Он останавливается, чтобы осмотреться, оглядывается, смотрит по сторонам, затем поднимает взгляд, на крыше, кажется, кто-то есть, едва различимый. Кажется, это человек, он далеко и не представляет никакой опасности, кажется, он стоит на краю и странно размахивает руками, будто выставляя вперед грудь, а руки движутся не параллельно телу, а перпендикулярно. Бастер К. смотрит на человека, ему нравится ощущать непреодолимую дистанцию, которую не пролететь и за несколько минут, так, кажется, выглядит безопасность, когда существует объект, его видно, но он не может нанести вреда, поскольку находится на расстоянии. Он пытается рассмотреть человека, но все, что ему удается распознать издалека, это седые, слегка растрепанные волосы, темную рубашку с галстуком такого же цвета, брюки на пару оттенков светлее. Он размахивает руками, как крыльями, ничего вроде бы не замечая вокруг, в абсолютной тишине, похожей на вакуум, единственный свидетель пустоты, не подозревающий, что внутри этой декорации есть кто-то еще, наблюдатель, способный с расстояния почти физически, на поверхности собственной кожи, ощутить его очаровательное спокойствие.