Виновен, что не уберег. Не смог спасти. Не сдержал свое обещание.

Леони какое-то время выжидающе смотрела на него, будто ждала, что он продолжит. Их молчаливый диалог прервало появление одной из медсестер.

— Госпожа Нотбер, к вам посетители.

Она слегка удивленно приподняла брови и вышла вслед за своей сотрудницей. А еще через пять минут в палату зашел Седов Александр Евгеньевич.

— Не могу сказать, что рад тебя видеть, Гронский, — сразу без приветствий и предисловий перешел к делу следователь. — И не могу сказать, что был счастлив проделать столь длинный путь в столь невеселое место только потому, что ты даже здесь умудрился устроить беспредел.

— А я думал вы приехали разобраться, почему меня, еще находящегося под следствием и без приговора суда определили в бункер, — усмехнулся Георгий.

Седов скривил губы.

— Ничему тебя жизнь не учит, Гронский.

— Я хочу узнать, когда мне положено свидание с адвокатом?

— Через неделю, — следователь слегка склонил голову набок, — но вчера судья поставил на него запрет.

— Почему? — Георгий почувствовал, как внутри закручивается злая воронка.

— Потому что я получил на тебя характеристику с описанием твоего поведения. Ты весь месяц получал штрафные смены за провинности. А несколько дней назад напал на охрану во главе со старшим надзирателем.

Ярость выплеснулась через края воронки, заполняя его всего до краев.

— Вы как себе это представляете? — процедил он, едва сдерживая себя в руках. — Я ночью, в очередную штрафную смену, после почти целого месяца бессонных ночей напал на четырех вооруженных охранников? Вы думаете мне не спалось, и я не знал, чем развлечься?!

— У одного из пострадавших после твоего удара был откушен язык и его пришлось пришивать. Капитан Оутс получил тяжелые челюстно-лицевые травмы и повреждение шейных позвонков. Остальные отделались более легкими ушибами. Тебе есть, что сказать на это?

Георгий прикрыл глаза, втягивая в себя все свои эмоции, запирая внутри. Иначе это могло окончиться еще большими неприятностями. Не будет свидания с адвокатом. Что с того? Малешский и без него во всем разберется. Да и что он еще сможет ему сообщить полезного для расследования? Пожаловаться, что его здесь обижают? В бункере запирают? Препараты галлюциногенные колют?

— Спасибо за хорошие новости, Александр Евгеньевич, — улыбнулся он, — думаю о моем здоровье вам рассказывать нет стоит.

Седов неопределенно хмыкнул.

— Коменданту Карьера Ньорду Вестгейрду был объявлен выговор за превышение полномочий его подчиненными. Капитан Оутс не имел никакого законного права переводить тебя в бункер без постановления на то суда. Тебе полегчало?

— И действительно, зачем мне адвокат, когда у меня есть вы, Александр Евгеньевич, — стараясь быть не очень ехидным, произнес Гронский.

— Но это не значит, что нарушения правил сойдут тебе с рук, Гронский. На суде будут учитываться их тяжесть и глубина и они могут повлиять на окончательный приговор. К тому же их все равно придется отрабатывать по возвращению в Карьер после суда.

— А если я не вернусь? Вы об этом не думаете?

Взгляд следователя стал более жестким.

— Ты — преступник, Гронский, и никакие дорогие адвокаты не помогут избежать тебе заслуженного наказания.

Заключенный нагло улыбнулся, не опуская глаз.

— А ты знаешь, Гронский, сколько здесь погибло людей при нападении террористов? Карьер — это отдельный мир со своими правилами и законами. Здесь у каждого погибшего остались друзья или даже родные. Ты — пособник преступников. Один из них. Как ты думаешь почему Оутс и его ребята ополчились на тебя? И это только вершина айсберга. Скоро поменяется смена и придут другие. Твою жизнь очень легко превратить в кромешный ад и без нарушения основных правил.

— И к чему вы все это говорите?

— Я могу походатайствовать за тебя перед судьей, и тебя на время следствия поместят в отдельную комнату. Где тебя, Гронский, будут кормить, поить, холить и лелеять, как свидетеля, а не бить как собаку по углам.

— Неплохие перспективы, — заметил Георгий, — а то мне и самому, знаете ли, надоело. И что же мне надо для этого сделать?

— Рассказать всю правду. Все, что ты знаешь. Раскрыть своих подельников, — вдохновенно перечислял следователь, — ты ведь понимаешь, что следствие можно повернуть под разным углом. Ты ведь можешь идти по делу как свидетель, а это уже совершенно другой срок и другие меры.

Георгий перевел глаза за окно. Отсюда не было видно серых стен. Но они здесь, рядом. Они существуют. Алая пелена перед глазами, воздух, которым невозможно дышать, неподъемная тяжесть, которую они за собой скрывают. Надзиратели, охрана, боль от иглы блокатора. Непрерывный гул в голове. Бункеры. Сны.

Карьер ломает любые стержни.

— Хорошо, — наконец произнес Гронский. — Давайте бумагу, я напишу.

Глава 21

— Вот, — протянул Георгий бумагу с написанным текстом, подписью и датами. — Покаялся во всех своих грехах. Надеюсь на ваше снисхождение.

Следователь бросил на него настороженный взгляд и уткнулся в бумагу.

— Это что? — спросил он, быстро пробежав по строкам глазами.

— Описание всех моих преступлений. Я признаю, что нарушил устав службы и халатно пренебрег инструкциями, когда не довез форму после рейда в Управление. И пользуясь своим положением, решил присвоить себе Руны для личного использования.

Седов подошел к столу и взял чистый лист бумаги. Бросил его заключенному.

— Пиши, как согласился работать на Вестленд и был одним из тех, кто совершил террористическое нападение на Карьер и его бытовую зону. Как вынес Руны и передал их своим нанимателем. Как получил плату и пытался покинуть Дранкур, чтобы с новыми документами жить на территории Вестлендского королевства. Потом можешь написать, что ты раскаиваешься в содеянном и свой мотив.

Георгий, не отрывая глаз от перекошенного лица следователя, выслушал в который раз обвинения в свой адрес. Как топорно они стали работать. Уже безо всяких экивоков просто диктуют текст какой им выгоден. Доказательств не хватает? Или опасаются его адвоката? Иди что-то еще случилось, о чем он не знает?

— Простите, Александр Евгеньевич, — тихо произнес он, — но я не умею так бессовестно врать. Совесть не позволяет.

Седов застыл, буравя взглядом заключенного. Георгий подумал, что, если бы тот мог, обязательно ему сейчас врезал. Например, если бы они были в его кабинете, точно врезал. И ждал бы, что он сорвется и наваляет в ответ.

Следователь круто развернулся и вышел из палаты. Гронский тяжело выдохнул и уже хотел было вернуться на кровать, когда посетитель вернулся вместе с главврачом.

— Госпжа Нотбер, — резко произнес Седов, — как здоровье вашего пациента? Когда планируете его отправлять назад?

Женщина слегка удивленно приподняла брови.

— Он всего несколько часов назад в себя пришел. Мы ему два стимулятора вкололи КА53 и СТИН. А потом еще обезболивающими накачали. И с имплантатом у него что-то не так. Вот аппарат стоит, как раз ставить хотела. В таком состоянии к Источнику нельзя. Организм не выдержит нагрузки даже на первом.

— А если я поинтересуюсь у коменданта?

— Ваше право, — главврач согласно кивнула, — только вряд ли у него будут другие данные о здоровье заключенного Гронского.

Следователь, не глядя больше ни на кого, быстрыми шагами вышел из палаты. Леони проводила его взглядом и повернулась к Георгию.

— Это ты такой талантливый? Или просто он нервный?

— Наверное совпадение, — неопределенно пожал плечами тот, — но спасибо. Правда не знаю, зачем вы это сделали для меня.

— Я же уже все объяснила, — устало, словно истратила все силы на общение, ответила Леони. — Ты вроде тоже здесь был, слышал.

— КА53 и СТИН не колют вместе. Может вызвать резкое кровоизлияние в мозг. Если, конечно, нет цели прикончить пациента.

В ее взгляд вернулась заинтересованность.