Мы пришли в наш будущий дом, на неопределённое время. Я внимательно рассмотрел Капитана Попову. Два ордена Красной Звезды и орден Суворова третьей степени, это вам не баран чихнул, а по годам ей всего двадцать три года. Воюет с декабря сорок первого, а значит летать умеет и неплохо, фашистов видимо бить, тоже может. НО самое главное – научилась выживать. Насколько помню из школьной истории в первые годы войны лётчиков не успевали хоронить. Так что достойна капитан полного уважения.
Через двадцать минут мы сидели за столом в учебном месте. Под навесом закреплена небольшая школьная доска с мелками, здесь же и стол. Ирина Попова показывала на модельках самолётиков, как уходить от противника. Объясняла, что можно подставить плоскость, а значит немец собьёт сразу. По одному нас вызывали к «молчи-молчи». Подошла и моя очередь. Я зашёл в землянку особиста.
– Товарищ гвардии майор, младший лейтенант Красько по вашему приказанию прибыла, – отрапортовал я, войдя в землянку.
– Хорошо. Проходи и присаживайся. Кстати, гвардии младший лейтенант. Вас уже зачислили в полк, а значит следует добавлять гвардии младший лейтенант.
– Исправлюсь, товарищ гвардии майор.
– Ну-ну. Я прочитал в твоём деле о знании иностранных языков. Немецкий хорошо знаешь?
– Есть такое дело, – ответил я, подозревая, что меня будут агитировать в штаб.
– Не желаешь в штабе послужить? С переводчиками напряжённо в дивизии.
– Лучше я буду летать. Если пойду переводчиком, у вас меня заберут. Сами говорите, что напряжённо с личным составом. И ваш полк лишится хорошего лётчика. А в штаб я могла попасть сразу, незачем было время тратить в лётной школе.
– Ну насколько ты хороша, ещё надо выяснить, – засмеялся майор.
– Завтра покажу. Думаю, все останутся довольны пополнением.
Майор снова улыбнулся, задал несколько вопросов и отпустил, велев звать следующего. Занятия по теории проходили до ужина, а потом мы пошли в столовую. Хотя столовая была просто под навесом. Кормили здесь прилично. Я и раньше слышал, что лётчиков в продуктах не обделяли. И причина этому есть. Лётчик истребитель испытывает огромные перегрузки, будут плохо кормить, лётчик может потерять сознание в полёте. Не давали продуктов, которые могут вызвать газообразование в кишечнике, чтобы при перегрузках кишка какая не лопнула. За ужином на нас посматривали ребята из полка. Наверняка уже распределили, кто за кем приударит. После ужина у нас личное время, девочки взялись писать письма домой и друзьям, старослужащие девушки шили нижнее бельё, расхваливая парашютный шёлк.
В это время в столовой за ужином сидели комполка, замполит и особист.
– Иван Василич, может новенькую в штаб определим? Я про Красько говорю. У неё три языка в совершенстве. Жалко если такого специалиста собьют, – завёл разговор особист.
– Семёныч, мне пилоты нужны. Скоро летать некому будет. В дивизии обещали, что с Урала из школы, человек десять подкинут, но это не факт. К тому же у тебя её заберут гарантировано, – сморщился полковник.
– Чтобы в штабе служить, надо её на полит пригодность проверить, – вставил свои три копейки политрук.
– Ты смотри, Андрей Ильич, без своих штучек, а то знаю я, как ты молодым девушкам проверки проводишь, – заметил особист, от чего замполит недовольно поморщился.
– Да-да. Андрей Ильич, давай не усердствуй. В личном деле указано, у Красько отец в НКВД, правда не знаю в каком отделе. Что касается её как лётчика, завтра посмотрим, если слабо летает, определим в штаб, будет летать на «этажерке», – добавил командир полка.
Офицеры, закончив ужин направились в штаб.
Утром как обычно, я побежал на пробежку, одел шаровары сапоги и рубаху от нижнего мужского белья. Звал девчонок, но они отмахнулись.
– Женька, ты скоро в беговую лошадь превратишься, – вдогонку мне прибавила Ольга Петрова.
Попова, одевалась здесь же, но ничего не сказала, хотя посмотрела внимательно. В лесу сделал разминку и поиграл в бой с тенью. Умывшись, вошёл в палатку. Девочки снова обсуждают шёлковое нижнее бельё. Пришла Попова.
– Все новенькие на площадку, где учебный самолёт стоит. Будете показывать, чему вас научили в школе. Хотя школа там приличная, я сама её заканчивала, ещё до войны.
Мы по-быстрому собрались и пришли к учебному самолёту. И это был уже поношенный Як-1. «Старичок» вполне в пригодном состоянии. На таких все летали вначале войны. Командовал здесь старлей Носов.
– Ну что, будущие лётчики, кто-то желает начать первым? – весело спросил старлей.
Вызвался Тигран Абромян. Отлетал армянский орёл нормально. Даже комполка похвалил, он присутствовал здесь же.
– Молодец, взлёт посадка на отлично и машину ровно держал.
На что Тигран довольно улыбался. Меня вызвали седьмым по счёту.
– Давай покажи Красько, на что способна. А то я слышал ты хороший лётчик, – съязвил политрук, уже успел подтянуться сюда, «редиска» и нехороший человек.
Я молча подошёл к самолёту, техник помог мне одеть парашют. Я влез в кабину, осмотрел приборы. В школе мне довелось один раз полетать на таком «старичке». Ну что же, покажем класс будущего. Меня вдруг охватила какая-то эйфория и задор. Даже не знаю, как объяснить. Взлетел без ошибок, сделал коробочку. Ну и решил подтвердить свои слова о хорошем лётчике. А то как-то нехорошо получается, сказал значит надо делать. И я пошёл на фигуры высшего пилотажа. Сделал для разминки «бочку», потом разогрелся на «мёртвой петле». «Колокол Ковчура» получился, хоть и с трудом. Фигуру пилотажа «Ранверсман» сделал на мой взгляд идеально, по-другому эту фигуру называют «горка». Закончил всё «плоским штопором». Причём выходить начал на семистах метрах. На выходе из штопора пролетел очень низко над аэродромом. Подозреваю там меня обложили трёхэтажным матом.
В это время на аэродроме.
– Во, Женька, даёт, – восхитилась Лида и девушки криками «ура» поддержали её.
– Где она так научилась? – задала вопрос вслух Попова.
– А ведь действительно хороший лётчик, – засмеялся особист.
– Во мать твою, коленца выдаёт! – выкрикнул техник.
– Ну-ну, – произнёс хмуро комполка, хотя уголками губ он улыбнулся.
Выбежало много народу, все с интересом смотрели на фигуры пилотажа. Когда я приземлился, подошёл к командиру с рапортом.
– Товарищ гвардии полковник, гвардии младший лейтенант Красько задание по учебному полёту выполнила, – чётко по-военному приложил ладонь к пилотке, улыбаясь до ушей.
Гладышев подошёл ко мне вплотную и грозно посмотрел на меня.
– Где летать так научилась, расскажешь? – спросил он.
– Я без ложной скромности талантливый лётчик, товарищ гвардии полковник.
– Хм, вот значит как? Но пока вы нарушитель, товарищ «талантливый лётчик». Самовольно приступили к выполнению сложных фигур пилотажа, рисковали машиной и собой. Объявляю вам двое суток ареста, – полковник явно сгоряча выдал мне «фитиля».
– Есть двое суток ареста, – отчеканил я и двинулся в сторону гауптвахты, благо она располагалось в ста метрах от того места, где мы стояли.
Все молча смотрели в мою сторону. Капитан Попова только хмыкнула. Младшие лейтенанты продолжили учебные полёты.
Лежу на нарах и от скуки читаю стихи в полный голос «Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый неволей орёл молодой…». Громко так читаю, во весь голос.
– Скорее орлица, – голос комполка был неожиданным, я даже вздрогнул.
Не заметил, как Гладышев зашёл на гауптвахту, стоит ухмыляется. Я соскочил с нар, вытянувшись по стойке смирно.
– Получается, не хочешь сказать, где летать училась? – спросил полковник.
– Как где? В лётной школе, – отвечаю, потупив взор.
Ну не говорить же ему в самом деле правду, подумает, что Красько сумасшедшая.
– Я тебе вот что скажу. Летать красиво это хорошо. Но воевать в небе совсем другое. А похваляться просто не скромно. В бою совсем всё по-другому будет, – комдив был задумчив.
– Я действительно хорошо летаю, товарищ полковник. А бой… Научусь, все учатся, и я научусь. Не велика наука. Если только вы меня с гауптвахты отпустите, а то здесь летать не на чем.