– Хоть ясновидящих привлекай…

– Ну и потом…

«Интересненько…» – снова сказал себе студент, навострив уши и с усилием садясь.

– …что обидно-то – умирают же ну от совершенно детских болезней! Нет чтоб что-то новое! Так ведь то от паротита, то от ангины, то от ерунды какой вроде коклюша…

«Так-так-так!» Уже почти протрезвевший от жгучего интереса Аркаша выполз из своей «обители скорби» и, почти не качаясь, примостился на табурете рядом с доцентами, стараясь не упустить ни слова. На изумленный взгляд официантки Любы, которой до сих пор такие метаморфозы видеть еще не приходилось, отреагировал:

– Соку!

– Вам какого? – пролепетала она, все еще под впечатлением от Аркашиного подвига.

– Морковного, – быстро сказал тот, лишь бы что-нибудь сказать, и, пока девушка выполняла заказ, придвинулся поближе к доцентам. И весь превратился в слух…

Стакан с морковным соком так и остался стоять на стойке. Доценты, обсудив наболевшее и допив свой коньяк, удалились. А Аркадий, еще с полчаса посидев неподвижно со стеклянными глазами, вдруг моргнул, громко, ни к кому не обращаясь, сказал: «Ага!» – и ретировался из «Кузьмича», не заплатив. Официантка Люба вылила сок в раковину и положила в кассу двадцать рублей из своего кошелька. Потому что Аркаша ей нравился и обычно всегда оставлял чаевые. Один раз простить можно… А такому симпатичному парню – даже два!

Неделю студента Ильина никто не видел. В общежитии он не появлялся, в университете – тоже. «У Кузьмича» – и подавно. Приближалась защита диплома.

Звонарев, который Аркадия и без того, прямо скажем, не сильно любил, заявил во всеуслышание, что «всегда знал – ничего путного из него не выйдет!», и добавил, что никакая самая интересная тема Ильина уже не спасет… И не спасла бы – Звонарев был редкостной сволочью. Но… непосредственно в день защиты заведующий кафедрой на работу не явился. И уже через несколько часов университет облетела страшная новость – госпитализирован! Диагноз – экзитус инкогнитус…

Вся кафедра, запершись и распустив студентов, тупо села пить горькую – каждому из преподавателей было известно, что проклятая зараза передается всеми возможными путями. Хоть половым, хоть воздушно-капельным, хоть обычным прикосновением…

Непонятно откуда возникший на пороге Аркадий Ильин, про которого все давно забыли, застал доцентов и профессоров аккурат за коллективным написанием завещания.

– Здравствуйте! – сказал он.

Вид у студента Ильина был замученный, глаза красные, как у кролика, но, несмотря на это, сияющие странным блеском.

– А, Ильин? – поднял кто-то голову. – Звонарева нет, извините… Владимир Николаевич, «перебьетесь» пишется с мягким знаком или с твердым?

– А где он? – не успокаивался Аркадий. Уходить он и не подумал.

– В клинике, – ответила из-за своего монитора заплаканная Ирочка Румянцева, личный секретарь Звонарева. Настолько личный, что имела все шансы загреметь на больничную койку следом за патроном. – У него… эта… дря-а-ань!

Она заревела в голос. А Аркаша почему-то просиял:

– Великолепно!

– Простите, молодой человек, – сурово сдвинул брови профессор медицины Воронцов, – но, какими бы ни были ваши отношения с заведующим кафедрой…

– Да нет! – нетерпеливо отмахнулся от него Аркадий. – Я не в том смысле… Мне можно поговорить с его лечащим врачом?

– Зачем?

– Видите ли… Кажется, я понял, что это за штука – ваш экзитус инкогнитус.

Комиссия нетрезво заухмылялась. Лучшие умы уже столько времени над микроскопами сохнут, ученые мрут как мухи, а какой-то без году неделя выпускник-недоучка, которого и к защите-то не допустили, глядите, «понял»! Ха-ха…

– Вот! – Нимало не смущаясь, Аркадий грохнул на стол толстенную папку каких-то бумаг. – Это мои исследования на основании историй болезни почти всех, кто был заражен. Копии врачебных наблюдений прилагаются…

– Где вы их взяли?! – поразился кто-то, но Воронцов, посмотрев в горящие глаза студента, повелительно цыкнул:

– Тихо! Пусть говорит. Мы вас слушаем, Ильин!

– Так вот… – Аркаша, который от недоедания и недосыпа слегка отошел от объективной реальности, лихо тяпнул чью-то стопку водочки, занюхал пыльным рукавом, звонко чихнул и раскрыл свой «талмуд». – Я буду краток, господа…

В ответственные моменты Аркадия пробивало на высокий слог.

– Изучив проблему со всех доступных сторон, я пришел к выводу, что мы имеем дело с вирусом, действующим на уровне… клеточной памяти! – Он вынул лист с распечаткой и сказал: – Вот, к примеру, тот же Бонза, с которого, если помните, все началось. Анамнез: грипп, холера, воспаление легких… ничего, что я по-людски, без латыни?

– Продолжайте! – нетерпеливо приказал Воронцов. Остальные притихли.

– …и, наконец, коклюш – от чего Бонза, собственно, и отки… умер. То, что болезнь начинается с типичных симптомов гриппа, все уже знают… Только заканчивается всегда по-разному. Вопрос – почему? Я проанализировал все случаи, информацию о которых смог раздобыть… и что я увидел, господа? А то, что истоки новой болезни надо искать в старых! К сожалению, мне удалось получить медицинские карточки только тех пациентов, которые являются гражданами России, но, я думаю, для подтверждения моей версии этого будет достаточно… Вот, возьмите, Степан Мстиславович. – Аркадий протянул лист Воронцову. – Прочтите.

– Гхм… – Профессор прищурился. – Анна Сергеевна Петрикина… болела… простите, Ильин, я не понимаю, к чему мне ее…

– Вы посмотрите последний диагноз! – возбужденно блестя глазами, сказал Аркаша.

– Экзитус инкогнитус, смерть в результате… хорошо, паротит, но дальше что? Это у многих наблюдается!

– Вот! А кто в основном болеет этим самым паротитом, то бишь – свинкой? А ветрянкой? А коклюшем?!

– Дети, но…

– Тогда прочтите вот эту строчку, пожалуйста, – это первая запись лечащего врача в медкарте гражданки Петрикиной…

– Паротит… первое заболевание в детстве?! Ильин, это просто совпаде…

– Возьмите следующего.

Профессор впился взглядом в строку пониже. Руки его задрожали. Как ни крути, но согласно записям врачей в карточках пациентов первое заболевание в далеком юном возрасте и оказывалось последним во всех смыслах при участии экзитус инкогнитус! Клеточная память… неужели все было так просто?!

Воронцов уронил лист, с безумными глазами метнулся к телефону и набрал номер закрытой клиники, где ожидал своего бесславного конца Звонарев…

Невероятная гипотеза Аркадия подтвердилась на все двести процентов! По настоянию профессора Воронцова, заведующему кафедрой вкатили хорошую дозу сыворотки от ветряной оспы – согласно документам, именно она была его первой инфекционной болезнью в детстве. И… обошлось!! Рискованная идея Ильина сработала! Диплом можно было уже не писать…

Аркаша, прикрыв глаза, с улыбкой вспомнил тот исторический момент, когда Звонарев, еще не очень здоровый, но стараниями нелюбимого студента однозначно живой, своими же руками выдвинул бывшего дипломника на соискание кандидатской степени. И на докторскую бы выдвинул, да полномочий не хватило…

Молодой врач поднялся с шезлонга – уж больно припекало солнце. Да и коктейль закончился, надо пойти сделать еще один, попрохладнее. Встреч с зарубежными коллегами на сегодня больше не предвидится, так что – расслабон… Будем наслаждаться жизнью…

Подняться-то он поднялся. А вот потом… как будто кто-то со всей силы саданул Аркадия чем-то тяжелым по темечку, и шикарный номер лучшей гостиницы индийской столицы утонул в вязкой темноте.

…Вообще-то такое и раньше частенько случалось. Разве что не так неожиданно и резко. Но – было. К врачам Аркадий не ходил. «Я сам себе и врач, и лекарь!» – шутил он на тревожные охи-ахи домашних. Да и недосуг все как-то было. И вообще… Поэтому, когда, лежа на больничной койке и тихонько приходя в себя, он услышал тихие голоса рядом, интереса ради «пробуждение» свое афишировать не стал. Ну-с, и что у нас там? Не иначе как анемия. Витаминчики кушать надо, как говаривала старая армянка, торгующая на ближайшем от общежития рынке овощами. Помнится, на Аркашино: «Своих витаминов хватает» она ответила: «Знаю я ваши витамины – водка да майонез!» М-да… Права была мудрая женщина!