Улица города встретила его не очень приятной погодой. Ранее голубое небо, было затянуто серыми тяжёлыми тучами, готовыми упасть на землю в любой не подходящий для этого момент, а осенний ветер обдал его открытые участки тела своим прозойливым холодком, от которого стало зябко по всему телу, но, не смотря на все эти трудности, он продолжал идти. Дорога его ждала долгая и всё это ради момента, когда на горизонте, наконец, начнут вырисовываться размытые, от мелких капель дождя, очертания дома, который казался уже роднее, чем его квартира.

Деревья приветливо шелестели своей листвой, которая отчаянно покидала свои ветви и, слетая на остывшую с лета землю. Перед ним вырисовался тот самый дом. Не раздумывая, Лёша направился туда. Уже привычный запах сырости ударил ему прямо в нос, вызывая неприятные ощущения, заставившие его чихнуть. Стояла гробовая тишина, которую перебивал только он, шуршанием своей обуви. Он обходил все комнаты, словно здоровая с каждой из них, а они, в свою очередь, отвечали ему своим гостеприимством.

— Неужто дождалась твоего появления.

Прозвучал звонкий девичий голосок, собиравший в себе одновременно и злобу, и радость.

— Привет.

Нерешительно произнёс юноша, почёсывая свой выбритый затылок.

— Привет-привет. И где ты пропадал? Я уж подумала, что спугнула своего единственного единомышленника, и судьба решила вернуть меня восвояси, на одинокую и далёкую дорогу к успеху.

— Дома был, возникли не большие проблемы, но это не так и важно.

Лёша попытался улыбнуться, но на месте приятного выражения лица, возникла устрашающая рожица.

— Ну бывает, главное, что вернулся. Я уже всё ногти успела обгрызть в ожидании хоть какой-нибудь весточки от тебя. А то от тебя ни привета, ни ответа…

— А где твоя красавица семиструнная?

Пару минут спустя, копошась в страх вещах, небрежно уложенных в чулан, проговорила девушка.

— Красавица в подземелье заперта и спасти её может только отважный и поистине благородный рыцарь.

— Забавно.

Та присела на кровать около своего приятеля, сдувая пыль со старого блокнота.

— Это записи моего деда. Нашла случайно эту реликвию, среди прочего хлама, который со дня на день выкинут на помойку. Судя по всему, дед был очень даже талантлив, его рифмы и скрытые смыслы песен просто что-то невероятное.

— И могу тебя заверить, что его музыкальный дар не ушёл бесследно. Твой дедушка передал его тебе.

Девушка смущённо отвела взгляд, переведя всё внимание на пожелтевшие от времени тонкие страницы песенника, а щёки её залились ярким румянцем. Та бегала глазами по потёртым буквам, выведенным ручкой, с приятной улыбкой на светлокожем лице. Вид её был серьёзен, но он не предвещал чего-либо плохого, просто выдавал занятость Лики в изучении черновиков.

— Так что, всё же, случилось с твоей гитарой?

Наконец прервала неловкую паузу, воцарившуюся в компании, та, отвлёкши Лёшу от изучения оконной рамы, имеющей непривычное для нас строение.

— Мама конфисковала, сказала, что музыка — это ерунда и пора мне браться за голову. К слову, я под домашним арестом и если моё отсутствие раскроется, то не сносить мне головы, ровно так же, как и моему батюшке.

— Поэтично.

— Звучит, да. Но как представишь, что это не просто сказание, дрожь пробирает тело, кожа усыпается мурашками и хочется провалиться сквозь землю.

Девушка рассмеялась.

— Интересная какая-то. Матушка, когда узнала о моих увлечениях, тоже пыталась как-то усмирить меня, но все попытки объяснить мне всю важность и значимость образования в обществе были тщетны и ей пришлось кинуть эту затею. Толку всё равно не было и не будет.

Она уселась на полу возле шкафа, прямо напротив своего нового знакомого и стала наигрывать незнакомую ему прежде мелодию.

Холодный осенний дождь умоляюще стучался в окно, но никто на него внимания. Тихая спокойная музыка разлеталась по помещениям дома, хоть немного оживляя их, придавая былую краску, когда-то обитавшей здесь, жизни.

— Что пишешь?

Ударив по струнам гитары ладонью, Лика наблюдала за сосредоточенным парнем. На лице у него была напряжена буквально каждая мышца в томных раздумьях.

— Накидал пару строк песни. Можешь глянуть.

Она бегала заинтересованными до жути глазами по неопрятным, накинутый на скорую руку, строкам. Та перечитывала и перечитывала, зачёркивая чернильные слова, накладывая на них новые, но уже карандашом.

— Слушай, ты так красиво пишешь, — начала друг Лика. — Говорят, что человек если поддаётся в творчество, это может значить следующее: либо человек взялся за это по зову сердца, либо он сильно влюблён, либо музыкант просто окончательно разочаровался в жизни. Что подходит тебе?

7 глава

Лёша несколько минут обдумывал происходящее и заданный вопрос своей приятельницей. Мысли путались, сбивались в какой-то сумасшедший комок, из которого выбрать то, что нужно, становилось просто не выполнимой задачей. Взгляд в пустоту и серьёзность лица, именно так можно сказать про него. Воспоминания мелькали у него в памяти одно за другим, пытаясь связаться в логическую цепочку, имеющую хоть какой-то элементарный смысл. С чего именно началась любовь к музыке? А ведь он и правда никогда об этом не задумывался…

На улице был теплый май. До лета оставались считанные дни. Улицы, оживлённые людьми, издавали самые различные звуки: разговоры и шуршание обуви по асфальту, смешивались с гулом машин, а разбавляясь музыкой, выходящей их громкоговорителей, разбросанных по целой Москве. Совсем маленький он, вышел, хотя вернее будет сказать, его выпроводили на рынок за молоком. Стеклянные бутылки то и дело бились одна об другую, сообщая об этом неприятным звоном.

— Добрый день, тёть Люб. — Прозвучал звонкий задорный голосок парнишки. — Мне как обычно.

Полная женщина, стоявшая за прилавком, искренне захохотала, забрав посуду к себе.

— Здравствуй, Алёшка. Ну если как обычно, то можно сделать и скидочку. Давай мне 30 копеек.

— Тёть Люсь, так это же чуть больше, чем одна баночка стоит.

— Это тебе на мороженное, как раз хватит.

— Только вы того, маме не говорите, пожалуйста.

— Не вижу проблемы.

Тепло улыбнувшись, продавщица поправила свой фартук и отдала товар для молодого покупателя.

Поручение мамы он выполнил, сдачу можно оставить себе.

Быстрым шагам, слегка вприпрыжку он добрался до дома. Оставив тяжёлую ношу в холодильнике и утолив жажду, мальчишка выбежал на улицу. Ему уже не терпелось купить стаканчик холодного пломбира, заставляющего кончик языка слегка онеметь. Лёшка представлял взгляды сверстников, полные зависти, направленные на него.

— Здравствуйте. Мне это пожалуйста.

Тонкими худеньким пальчиками указал мальчуган на упаковку сливочного мороженого.

— Пожалуйста. С Вас 19 копеек.

Кассирша вежливо улыбнулась и протянула покупателю его же заказ.

— Спасибо.

До лета оставались считанные дни, всё живое было в предвкушении долгих трёх месяцев солнечного отдыха, но город уже преобразился, точно долгожданная пора уже наступила.

— Лёша, привет.

К нему приближался мальчишка немного меньше его и более хрупкого телосложения, казалось, что тот был на парочку лет младше Демкова, но на самом деле всё было наоборот.

— Привет, Миша. — гордо ответил тот, захватывая кончиком языка очередную порцию, освежающего мороженного.

— Дай укусить, а? По старой дружбе. — он едва заметно облизнул пересохшие губы, и, не отрывая глаз, от предмета яркой зависти.

— Укусить? А ты мне что?

— На гитаре играть хочешь?

— Хочу.

— Тогда я помогу тебе с этим. У меня есть один знакомый, который научит тебя играть «Кузнечика».

— А ты меня не обманешь?

— Не обману, честное пионерское.

При последних словах он положил правую руку себе на сердце, в знак правдивости своей клятвы.

— Ну, ладно… Только немного, а то самому этот пломбир как на вес золота.