- Ну за что мне такие страсти в мои-то годы? Куды ты собралася в таком виде? На бомжатскую вечеринку, не иначе?! Так вот, знай, что это пати нонече для тебя отменено. Сымай чоботы свои, да шубейку взад, в шкапу обратно вертай!

Я решила хотя бы немного отстоять свой образ, и поэтому вцепилась в ручки сумки.

- Но тут-то что не так? Из окна квартиры я видела, как некая дама прошла с нею на рынок, так что я полагаю, что она вполне к месту.

- От дура девка! – горестно сказал Донатий, тряся бородой – а бабку с сумкой на колёсиках, тачанкой, прости Господи, ты не встречала?

Одним словом, свой красивый наряд мне пришлось снять, как не отвечающий ситуации, и накинуть на свои плечи нечто, что домовой назвал словом «куртёха».

Я грустно кивнула, и уже была готова отправиться вниз, для того, чтобы обозревать окрестности, а заодно приобрести некоторые съестные припасы для нас, как позади меня открылась дверь, и показался очаровательный молодой человек.

- Здравствуй, Анюта! Я бы хотел искренне попросить у тебя прощения! – парень полез обниматься, но споткнулся на ровном месте, и чуть было не упал.

Однако, это не остудило его пыл:

- Прости меня, дурака! Бес попутал, не иначе, я же ведь тебе ни за что, да никогда… ну ты же меня знаешь! – глаза молодого человека выражали искреннее раскаяние, а я продолжала стоять столбом, в самое сердце поражённая его натиском.

- Анькин это хахиль, ну, не твой, это самое, а Анькин, Митяевской внучки – Донатий осторожно выглядывал из-за угла, не иначе опасаясь, что «хахиль» у нас тоже «к колдуваниям способный».

Но нет, мужчина разливался соловьём, страстно описывая все страдания, которые он претерпел от моей холодности и небрежения к его персоне. Молодой человек норовил ласково приобнять меня возле двери, дабы я уже наверняка не сомневалась в серьёзности его намерений.

- Так и будешь стоять столбом? – раздался знакомый голос откуда-то снизу. А ну-ка шваркни его чем потяжелее! Щас я вернусь! Я у нас ещё одну сковороду видал, вот как в воду глядел, припрятал для тщательной чистки, а вот она и сгодится, ты токмо не уходи никуда! – крикнул мне Донатий уже из кухни.

Я ухмыльнулась про себя – вряд ли парень выпустит меня добровольно. Ведь я была более, чем убеждена в том, что этот Виталик свято уверовал в собственную неотразимость, и сейчас на деле решил доказать, кто тут альфа-самец.

Поэтому на мои «отойди от меня немедленно» Виталик только усмехался:

- Ой, ладно тебе, детка! Ну подумаешь, погулял, так с кем такого не бывает?! Ну не дуйся, хомячок ты мой…

- Хорошо, не буду – нежно ответила я и воткнула каблук своего сапога в ногу возлюбленного.

Что тут было! Скривившийся от боли Виталик запрыгал на одной ноге, велел немедленно вызвать ему карету неотложной помощи, принимать участие в его госпитализации, а потом сидеть и сдувать чёлку с его лица во время длительной реабилитации.

Донатий замер у стеночки, со скалкой наперевес. Я выдрала её из маленьких цепких рук домового. Его тихое: «Сковороду не нашёл, бери скалку» повисли в воздухе.

- Что ты говоришь? Травмы тебе причинила? Давай подумаем, какие! Я слышала, что массаж всего организма чрезвычайную пользу имеет! – Виталик испуганно выпучил глаза и кубарем скатился с лестницы, крича что-то непотребное по дороге.

Да нет, не просто «что-то». Я отчётливо расслышала вопли этого человека:

- Ты ещё пожалеешь, что прогнала меня сегодня! Да кто на тебя позарится – ты на себя-то посмотри! Только я с тобой возился из жалости! Так и помрёшь в одиночестве!

Я кинула вдогонку скалку, но не попала, конечно. С размаху захлопнула дверь и уселась под нею. На душе было пусто и гадливо. Я долго сидела молча и размышляла о том, какая у меня замечательная бабушка, самая умная и красивая на свете. Как, ну вот как она могла тянуть за собой вот это? Назвать его человеком язык не поворачивался. Вот так – любовь зла! И такие козлы этим пользуются!

Донатий тихо пристроился сверху вернувшегося Жемчуга. Он просто смотрел в сторону закрытой двери и тяжко вздыхал:

- Какая скалка была у меня – чудо, не скалка, настоящая, деревянная, не то, что это ваше новомодное, понимаешь… я ж её отмыл, отмочив в трёх водах колодезных, я ж её смазал маслицем постным…

- Зачем это смазал? – я оторвалась от своих мыслей, заслышав эти более, чем странные причитания.

- Пельмени ляпать я удумал – недобро зыркнул на меня домовой – токмо у нас ни сметаны, ни мучицы нет. Можно и заказать доставку, так-то оно так, да на тебя денех не напассесси. Буржуйка ты, вот кто! Ты чо расселася? Бери котомку, шуруй в Магнит. Хотела приобщитьси к людям? Так оно таперича самое время и есть!

Я молча вытерла сопли, и подумала, что зерно истины в словах Донатия, вероятно, есть. Потом подумала ещё, и полностью согласилась с такой постановкой вопроса.

- Жемча, принеси палку внизу – сказала я волку, тот радостно подорвался, скинул с себя домового, и помчался в подъезд.

Вскоре он ввернулся обратно, жутко довольный собою. Во рту у него была немного жёваная, вся в шерсти и волчьих слюнях, но по-прежнему «настоящая, деревянная» скалка. Домовой с брезгливостью посмотрел на то, что пытался ему подарить волк, и гордо сообщил, что после таких испытаний ему нужна новая. Точно такая же, но новая.

И я во второй раз за сегодняшний день предприняла попытку выйти из дома. Не успела я открыть дверь, как в дверном проёме показалась корпулентная женская фигура. Она поднималась по лестнице, да ещё и нервничала, судя по всему, так что сейчас её могучая грудь волнительно вздымалась и опадала.

- И что же ты, дрянь такая, творить удумала? Неужто на тебя и управы уже никакой нет? Тебе кто давал право избивать сыночку моего? Да и ещё с этим… использование предметов в качестве оружия? - Дама слегка наморщила лоб, припоминая нужную фразу. Жемчуг изрядно заволновался, но я взглядом приказала ему вести себя тихо.

- А вы у нас будете… - я в недоумении смотрела на госпожу гренадёрской наружности, которая приписывала мне всяческие бесчинства и даже преступления.

- Ох ты ж, Божечки! – восхитился нечистик – ты глянь, Анька! Какая дама справная да гладкая! Это ж матушка ентого парня. Который шибко быстро бежал нонче с утреца с лесенки. Да не стой ты столбом. Спроси хоть, как зовут-то!

- Да ты точно не в себе! Или ты слаба ещё и на глаза стала, не только на мозги свои куриные? Элеонора Витальевна я, и не говори, будто не узнала, в жизни не поверю!

Я прекрасно понимала, что, завидев эту даму, забыть её будет уже невозможно, поэтому и не пыталась промямлить что-то типо: «Вы так изменились с этой новой причёской! Вам так идёт!». Просто невозможно с кем-то спутать женщину столь удивительных габаритов. Ярко-карминовые губы были недовольно сжаты, волосы были удивительного оттенка – внизу грязно-белые, с лёгкой рыжинкой, и угольно-чёрные у корней, стояли дыбом, как у одуванчика. Пальцы, шея и запястья милой дамы радовали глаз массивными золотыми украшениями.

Она заметила, что я очень внимательно рассматриваю её, и заревела раненым бегемотом:

- Чего молчишь, подлюка? Или ты думаешь, что вот так это тебе с рук сойдёт? Да ни в жизнь! Крохоборка! Ишь ты, подсчитала, поди, сколько на Виталеньку денежек потратила, когда он жил с тобой, замухрышкой. Да ты должна ему благодарной по гроб жизни быть за то, что он на тебя внимание обратил, а не на кого другого, что он твои подарки принимал, да и тебя в свою жизнь пустил! А теперь – оступился человек, и всё? Вон отсюда на все четыре стороны? А ты подумала, где он жить-то теперь будет? А всё твоими стараниями! Да если бы ты раньше сказала, что выгонишь его взашей, кто знает, может он бы на работу денежную устроился? А ты… ты так и помрёшь в одиночестве!

Голос дамы уже срывался на визг, из дверей соседних квартир стали осторожно выглядывать головы людей…

Я нащупала рукой скалку, волк подобрался, Элеонора Витальевна сделала резкий поворот, и побежала вниз по лестнице. Скалка в очередной раз полетела следом за моим визитёром.