– Еще бы, Туаки, – сказал Мико. – С чего это ты так расхорохорился?

– Черт возьми, – сказал Туаки, стискивая зубы, – он меня взбесил. Я просто озверел. Будь я побольше ростом, я бы его уничтожил.

– Ты и при своем росте неплохо с ними разделывался, – сказал со смехом Мико.

– Вы что, всегда так мило развлекаетесь? – осведомился Питер, осторожно ощупывая подбитый глаз грязной рукой.

– Да нет, не так уж часто, – сказал Мико.

– А у нас ничего такого не бывает, – сказал Питер.

Мико засмеялся:

– Зато у тебя дома сегодня будет сражение. Как только твой отец увидит удочку.

– О Господи! – вздохнул Питер, печально глядя на остатки прекрасного, изящного спиннинга для ловли форели.

Подойдя к большому мосту, они спустились вниз по каменным ступеням, промыли в реке свои раны и ушибы и после этого смыли пыль со снулой рыбы. Потом пересекли мост и постояли немного там, где их пути расходились.

– До свиданья, – сказал Питер. – Слушай, а может, как-нибудь увидимся?

– А что ж! – сказал Мико. – Ты теперь знаешь, где мы живем. Вон там, – махнув рукой в сторону Кладдаха. – Спроси кого угодно, где искать Мико, сына Микиля, они тебе покажут наш дом.

– Я приду, – сказал Питер. – А может, вы тоже могли бы ко мне зайти?

– Могли бы, пожалуй, – сказал Мико.

– У моего отца ружье есть, двадцать второго калибра, – сказал Питер, которому очень хотелось чем-нибудь их заинтересовать. – Может, я его стащу, и мы сходим пострелять уток, или тюленей, или еще что-нибудь?

– Может, – сказал Мико. – Только как бы с ним не приключилось того же, что с удочкой?

– Ну, пока, – сказал Питер, медленно отходя от них.

– Пока, – сказал Мико, сворачивая в сторону черных ворот шлюза.

«Ну и денек! – думал Питер. – Только вообразить, чтобы такое каждый день случалось!» Он все оборачивался на громадного Мико и прыгавшего рядом с ним крошечного Туаки, пока не дошел до ряда магазинов и жилых домов. Потом с легким сердцем повернул к своему дому. Несмотря на сломанную удочку, мысль о встрече с отцом не очень-то его беспокоила.

– А он хороший парень, а, Мико? Я такого от парня в беленьких носочках не ожидал, – решил Туаки.

– Еще бы, – сказал Мико. – И дрался он прямо как герой.

– Здорово он с ними! Я от парня с чистой шеей такого не ожидал, – продолжал Туаки рассудительно. – А посмотришь на него, так можно подумать, что маменькин сынок.

«Маменька!» И Мико вспомнил о матери. Он посмотрел вперед и увидел высокую, тонкую фигуру брата, ускорявшего шаги по мере приближения к дому. «Теперь он все расскажет, – думал Мико, – и, конечно, в ответе буду я. А, ладно. Я уже достаточно большой, чтобы быть в ответе». И они перешли мост и направились к поселку: маленький и большой, с добычей на плечах и с подбитыми глазами.

Пойдите по главной улице города и возле квадрата чугунной ограды, замыкающей зеленую лужайку, поросшую какими-то кустарниками и цветами, сверните направо к маленькому вокзалу; пройдите мимо вокзала и идите дальше прямо по узенькой тропинке, перебегающей через небольшой мост, по которому поезд, не подчинявшийся никаким расписаниям, уносил когда-то пассажиров в самую глубь Коннемары. Оттуда по протоптанной солдатами дорожке, бегущей рядом с железнодорожным полотном, вы сможете добраться до военных лагерей, расположенных на холме.

Если хотите, можете пересечь железнодорожное полотно и выйти к морю. Только почва здесь топкая, и во время отлива от нее поднимается неприятный запах. Но стоит вам пройти лагеря и остановиться, чтобы осмотреть траншеи, и ходы сообщения, и заграждения из колючей проволоки, постройкой которых забавляют солдат, как вы попадаете в совершенно иной мир.

Местность здесь довольно дикая, но зато под ногами твердая почва, а налево тянется дремучий лес, пересеченный ржавыми железнодорожными путями. А у моря, там, где серебристый песок чередуется с громоздкими бурыми скалами, уж вовсе пустынно и дико, здесь можно провести целый день и не встретить ни души, разве только чаек да каких-то неизвестных птичек, прилетающих время от времени из лесу, чтобы взглянуть на море. А потом, если пройти еще дальше и обогнуть мыс, за которым прячется Оранморская бухта[13], вы наткнетесь на удивительное место: впереди прямо перед собой вы увидите зеленый островок. Если в это время прилив достигает высшей точки, вы, наверно, призадумаетесь, каким это образом забрались на островок пасущиеся там коровы? Но если вы дождетесь отлива, то увидите, что к нему ведет длинная насыпная дамба. Во время отлива по дамбе можно ходить, до поры до времени, конечно, пока не наступит непогода и штормы не обрушатся на нее. Тогда люди, ругаясь и проклиная все на свете, снова укрепляют эту дорогу. Пойдите по дамбе, и она приведет вас на островок. Вы просто глазам своим не поверите, до чего зелена там трава. Это не какая-нибудь грубая осока, что растет обычно возле моря, а настоящая доброкачественная, питательная трава, что годится в пищу племенному скоту. Круглый год здесь цветут всевозможные цветы. Если обойти вокруг островка, то окажется, что он гораздо больше, чем вы думали. К центру он возвышается, образуя холм, и, вероятно, благодаря этому с него сбегает вся лишняя вода, а фосфаты, которые несет с собой дыхание извечного океана, задерживаются (вот почему здесь, наверно, и трава такая хорошая).

На самой верхушке холма стоит одинокое дерево. Это боярышник. В мае он бурно цветет, и люди говорят, что нет на свете другого боярышника, который бы цвел так долго, как это одинокое дерево. Ствол его, толстый и искривленный, напоминает узловатые мускулы крепкого старика. Штук двенадцать камней кольцом разложено вокруг дерева, и трава у его подножья растет очень низкая и густая, и до чего же приятно посидеть в тени его ветвей, подставив лицо морским ветрам! Запах здесь чудесный. Одно странно: ни коровы, ни овцы, пасущиеся на острове, никогда и близко не подходят к этому дереву. А ведь коровы любят деревья. Они объедают кору, и уж во всяком случае большинство любит боярышник, потому что об его острые шипы можно почесаться и разогнать тысячи всевозможных паразитов, осаждающих коров зимой и летом. Потому, конечно, странно, что коровы не подходят к дереву. Почему бы им не подходить хотя бы для того, чтобы полакомиться сочной и, по всей видимости, вкусной травой? Но они этого не делают. Это факт.

Ну и что?

Да то, что это волшебное дерево. Пожалуйста, пожимайте плечами сколько угодно, говорите, что перестали верить в чудеса еще в шестимесячном возрасте. Может, вы даже сумеете объяснить, что ничего необычного в этом дереве нет? Дело ваше. Только вряд ли вам кто-нибудь поверит. Если хотите, пройдитесь немного по дороге и поговорите с кем-нибудь из местных жителей, и у вас на этот счет не останется никаких сомнений. Ваши собеседники, возможно, даже приволокут старейшего обитателя этих мест, который видывал на острове такое, что ни один смертный и не поверит. Вот так-то!

На всем протяжении островка зеленые лужайки сменяются серыми скалами. И ничего другого! Только зеленая трава да скалы. А вокруг пучина морская, бездонная даже во время отлива. Будто кто-то загадочный и страшный, обитающий в недрах земли, проткнул пальцем дно океана, и на кончике этого огромного пальца едва держится островок. Случается, сюда залетают дикие утки. И если бы кто-нибудь из окрестных жителей набрался храбрости и пришел зимой на остров поздно вечером, он мог бы вволю настрелять диких гусей. Только никто никогда не приходит.

Вот сюда-то и пришли по длинной дамбе как-то под вечер в начале августа четыре мальчика.

Мико шел первым, зорко ко всему присматриваясь. Он то и дело поднимал голову и принюхивался к ветру – этому научил его дед («А ты носом шевели, носом. Для чего у тебя нос? Учись по запаху угадывать перемену ветра, чтобы рыбу не прозевать!»). За Мико шел Питер и тащил в руках обещанное ружье. Он то и дело перебегал с одной стороны дамбы на другую, и вообще вид у него был довольно легкомысленный. За Питером шел Томми, а за ним Туаки, у которого в дыру на штанах вылез кончик рубашки, так что он им будто хвостиком помахивал.