Вчерашний день никак не отпускал. Руки иногда тряслись, стоило вспомнить Агнию. Ли Ван старался отвлечь себя: застирал испачканный плащ, приготовил обед, вымыл полы, начал читать детектив. Все равно мысли возвращали его не в то русло. Он то и дело заходил в комнату, глядя на спящего юношу. Таави все еще отдыхал. Сильный эмоциональный шок вымотал его ни на шутку. Впервые за столько времени ему не снились сны.

С трудом открыв глаза, юноша уставился в потолок. Тепло. Светло. Тело болит… Не сон. Вставать совсем не хотелось, и сил нет. Внутри пусто, словно черная дыра открылась, всосав в себя всю материю, оставляя лишь бесконечный холод. Собственная слабость и беспомощность заставляли ненавидеть себя за то, какой он есть. Действительно никчемный, не способный помочь мачехе. Не нужно было уходить… А если бы не ушел, выжили бы ребята? Может, есть повод собой гордится? С таким трудом ему удалось добраться до Академии. Впервые ехал на аэрбордах, падал, разбивая колени и ладони в кровь, чтобы успеть на последний поезд, идущий в ту сторону, а потом еще добраться от станции до самих ворот. Таави медленно провел рукой вверх по груди, нащупав на шее бейджик-пропуск Кайла. Точно. Нужно вернуть его.

Он повернул голову, глядя на Ли Вана. Юноша сидел на стуле, закинув ногу на ногу, держа в руках книжку. На его носу красовались очки в тонкой, черной оправе, а волосы чуть ниже плеч, собраны сползшей вниз резинкой почти на самом кончике и перекинуты через плечо. Даже будучи одет в простую домашнюю одежду, Чжоу казался совсем другим, не таким, как сам цуно.

– О, ты проснулся, – Ли Ван заметил шевеление краем глаза, убирая чтиво. – Как ты себя чувствуешь?

– Разбитым и выжатым… – немного хрипло ответил Таави. Он закрыл глаза. Они все еще болели после слез. – Это ведь… был сон? – в голосе чувствовалась надежда на положительный ответ.

– Мне жаль, – Ли Ван поджал губы в тонкую полоску, замолкая ненадолго. – Другие цуно в порядке, всех распустили по домам. Больше тебе не нужно возвращаться туда. Мама не против, если ты будешь жить с нами.

– Я не могу сидеть у вас на шее… Тот храм – мой дом. Я должен вернуться.

– Агния этого не хотела, – эти слова ножом прошлись по сердцу. Таави судорожно выдохнул. Комок подступил к горлу, но плакать уже нечем.

– Я больше ничего не умею…

– Расскажешь, как попал к ним? Я не заставляю, если не хочешь.

– Ну… – Таави взглянул на Ли Вана. – Мама умерла, когда я был маленьким, вскоре после моего рождения. Папа растил меня сам. Чем старше я становился, тем сложнее приходилось. Папа был простым человеком и зарабатывал мало. Чтобы как-то выжить, мы продали квартиру и переехали сюда, в небольшой домик, принадлежащий бабушке. Она помогала в моем воспитании. В тринадцать ее не стало. После этого мы поднялись на склон помолится за ее душу у храма, и там папа познакомился с матушкой. Ей нельзя выйти, ему нельзя войти… Они встречались на границе барьера и проводили время вместе. Я не ревновал, поскольку знал, что папа меня не бросит. Вскоре он предложил ей руку и сердце, она согласилась. На тот момент настоятельницей была другая женщина, мадам Брук. Свадьба прошла внутри храма, тогда мы впервые переступили барьер. Матушка никогда не пылала ко мне большой любовью и часто унижала, но я никогда не принимал это близко к сердцу. Рядом с папой она не смела говорить мне грубых слов. А потом… спустя три года, папу сбила машина. Врачи не успели приехать. Я остался один. Спустя время оказалось, что он играл в казино и задолжал много денег. Мне пришлось продать дом, чтобы расплатиться. После этого я пришел в храм и попросил матушку принять меня в цуно. Она не хотела, но мадам Брук согласилась. С тех пор я в услужении других девушек. Нельзя сказать, что это очень сильно меня угнетало, я привык быть пустым местом. Закончил только девять классов, работал везде, где только мог, за гроши, – Таави приподнялся, свешивая ноги с кровати. – Пусть матушка никогда не любила меня, я всегда дорожил ей, как единственным членом семьи.

– Таави... – Ли Ван с трудом слушал его. Сердце сжималось от каждого произнесенного слова. Он слышал, как тяжело живется многим людям. Одно дело просто знать, а другое – видеть перед собой хорошего человека, потрепанного жизнью. – Твоя жизнь очень тяжела, но больше ты не один. Я не могу бросить человека на произвол судьбы. К тому же, мама относится к тебе, как к сыну.

– Она одна из немногих, кто всегда хорошо относился ко мне, и я очень благодарен ей за это, – Таави поднял голову, глядя в глаза Ли Вана, словно пытаясь прочитать в них, лжет он или нет. Его слова давали надежду. Как же сильно он ненавидел это чувство, но раз за разом продолжал верить в лучшее, наступая на грабли. Один раз. Последний раз. Доверится, понадеется. Юноша сжал в пальчиках край одеяла, едва улыбаясь уголками губ. – У меня ничего не осталось, и выбора в том числе. Я поверю в твою доброту… Спасибо.

– Я не хочу, чтобы ты верил мне от безысходности. Пока пусть так, но со временем ты поймешь, что никто из нас не имеет тайных умыслов на твой счет.

– О, ты проснулся, – Розабэль зашла в комнату, глядя на ребят. Сразу с души камень упал, когда она увидела более-менее живого Таави. Парень еще выглядел помято, потрепанно и убито, но не так ужасно, как вчера вечером. – Мама сварила супчик. Сможешь встать, или тебе сюда принести?

– Я дойду, спасибо, – Таави немного растерялся.

Обычно для него никто не готовил. Все ели на общей кухне, а он, на правах самого младшего, брал себе порцию позднее всех. К этому времени мало что оставалось. Юноша не голодал, нет, порции еды всегда были небольшими, ведь им с отцом приходилось экономить. Судя по его худощавому телосложению, сразу становилось понятно, как долго и как много тот недоедал. Теперь, оказавшись совсем в другом месте, ему казалось, словно жизнь должна измениться. В этом доме чувствовалась любовь, поддержка, понимание и взаимовыручка. Таави всегда считал Оливию хорошей женщиной, и, как оказалось, ее дети такие же добрые, как она сама.

Глава 5

Внезапное срочное собрание всех преподавателей заставило учеников задаться одним немым вопросом: «А на кой я сегодня вообще приехал?», ведь все дальнейшие пары отменили. Эйл и Кайл со спокойной совестью покинули территорию Академии. Не прогуливают, имеют полное право заниматься своими делами без угрызений совести. Правда, Яр в любом случае пошел бы заниматься своими делами, только испытывая дискомфорт от собственных действий. Несмотря на свою правильность, он умудрялся затыкать совесть, когда нужно.

Ребята направились в сторону «нижнего города». Так называлась окраина. Лунград находился на возвышении и приходилось спускаться вниз, чтобы попасть в частный сектор с множеством милых, маленьких домиков. В отличие от «верхнего города», там нет неоновой рекламы, высоких мостов с трассами, походящими прямо над головой жителей, а по ночам стояла гробовая тишина, не считая звуков, доносящихся из центра. Иногда переговаривались соседские собаки, слышалось пение сумрачных птиц, вылетающих только с закатом. Добраться оттуда до общественного транспорта совсем не сложно, но любители погулять зачастую ходят пешком, особенно если идти не так далеко.

Контраст «двух городов» очень бросался в глаза: идешь среди высоток, а с другой стороны небольшого парка раскинулись маленькие домики. Никаких современных, навороченных машин, шумных клубов. Обычный частный сектор, где жили не такие богатые люди, любящие заниматься садоводством. За низкими заборчиками скрывались грядки, кустарники, местами парники. В одном из таких кирпичных домов проживала семья Чжоу. Дойдя до нужного места, Эйл хотел войти в калитку, но Кайл вовремя поймал его за плечо, пока тот не поцеловался с очередным барьером.

– Ты барьер лбом на прочность проверить решил? – он нажал на кнопку звонка. – Увы, они будут куда прочнее пустой головы.

– Да откуда мне знать? Не видно же их! – Эйл недовольно насупился, складывая руки на груди. – И я не настолько дурак. Любой знает, что будет стоять защита. Просто… я не сразу об этом вспомнил. Раньше не доводилось в таких домах бывать.