Стоя у задней стенки вагона, Лумивеста смотрела, как за стеклом мелькают заводы и фабричные трубы. Вот мимо пронесся последний металлоремонтный завод, и поезд вышел на западную окраину Листуреля.

– Деревья, – вздохнула Лумивеста, словно и не надеялась снова их увидеть.

У Вариса поднялось настроение: отчасти из-за холмов и рощ, отчасти из-за радости в голосе Лумивесты.

– Вы спросили чаю? – поинтересовался он.

– Да, сейчас принесут, – кивнула она и посмотрела на сверток в руках Вариса. – А что это у вас?

Варис положил сверток на стол.

– У вас есть перочинный нож? Сильверн, надо бы попросить у проводника посуду и столовые приборы.

Он взял у Лумивесты ножичек, раскрыл его и надрезал бумагу; хотел было сохранить уголок с номером кэба, нарушившего правила дорожного движения, но передумал. Простил ради праздника.

На бумаге лежал золотистый плетеник – длинный пирог из тонкого воздушного теста, присыпанный крупными кристаллами сахара; в надрезы проглядывало варенье с ярко-алыми вишенками. Варис невольно вспомнил длинную, до самого пояса, золотистую косу Клеста.

– А зачем это? – спросила Лумивеста.

Сильверн принес стопку тарелок.

– Старинный обычай: чай на дорожку. Варис, отдай даме ножичек. Может, мы и подшучиваем над едой в поездах, но столовые приборы здесь великолепные.

Варис отошел от стола. Сильверн отрезал ломтики пирога, укладывал их на тарелки и передавал Лумивесте, а проводник разложил на столешнице приборы. Изящный вензель государственных железных путей красовался и на фарфоровых тарелках, и на тяжелых серебряных ножах.

Сильверн резал пирог и говорил, не переставая:

– Вот это вам, хороших праздников… Ох, этот чуть раскрошился, вы не против? Доброго вам пути к Богине… Спасибо, мой юный друг, лучше поблагодарите за щедрость моего приятеля… И вам доброго пути… Ну что вы, Богине льстят яства, съеденные в Ее честь…

Когда все расселись по местам, Сильверн спросил:

– И о чем мы сейчас побеседуем?

– Если можно, объясните мне, в чем шутка, – сказала Лумивеста. – Про консейль Сильверна и станционных смотрителей.

– Эдеа – старший инспектор государственных железных путей Лескории, с особыми полномочиями, – веско, без напускной важности произнес Сильверн. – То есть она подчиняется только главному инспектору – за исключением того времени, когда она, раз в два года, занимает пост главного инспектора. Одна из задач инспектората…

– …поддерживать гибкость остова страны.

– Спасибо, Варис. Кстати, как дела у Туроскока? Valansh, она может появиться в любом мундире и в любом обличье, дабы проверить, как ведут себя сотрудники железных путей, когда считают, что за ними никто не следит. Миледи-оборотень.

– Да что вы! – воскликнула Лумивеста.

Варис заметил, что пальцы ее левой руки сложились в Веддин оберег.

– Нет, конечно, – ответил Сильверн. – Наведенные чары, не буквальное преображение. Практический талант. – Он доел свой кусок плетеника, допил чай и сказал: – Прошу меня извинить, но я пойду вздремну перед ужином. Ну что, до встречи?

– Разумеется, – твердо сказал Варис.

Сильверн встал, поклонился и вышел. Варис посмотрел на Лумивесту, встретил ее взгляд и внезапно ощутил тяжесть; он слишком хорошо знал это чувство.

Он указал за окно, и она послушно повернулась.

– Это Западный Форт, – сказал Варис, – последнее оборонное сооружение города в эпоху Среднецарствия. Его построил Кестрел Второй, на кверцийском фундаменте. Видите, фундамент квадратный, а не круглый, как у настоящих среднецарственных крепостей.

Они заговорили о фортификационных сооружениях. Лумивеста описала свой фамильный замок – скопление прямоугольных зданий, способных выдержать и долгую осаду, и снежную зиму. Варис рассказал о крепости Корварис, стоящей на утесе в трех сотнях шагов от берега; туда добирались по перемычке, которую можно с легкостью перекрыть или разрушить.

– Похоже, родное имение вам нравилось, – сказала Лумивеста.

– Конечно. А вам?

Она откинулась на спинку кресла.

– В юности я очень любила охоту – да и сейчас люблю, но теперь это благородная охота, все очень чинно и степенно. А в те годы я охотилась в одиночку, на оленей или на рысей. Прятала где-нибудь обувь и верхнюю одежду…

Варис сразу же представил себе ее обнаженной, на поляне среди хрустальных дождевых струй и звериных запахов, живое воплощение Корис, Богини, в существование которой он отказывался верить. Перед мысленным взором возникли босые ноги, ступающие по следу мохнатых золотистых лап (ступающих по ее следу) на черных камнях в темном ущелье его разума.

Из этого образа выкристаллизовалась мысль. Варис извинился и ушел в купе.

Сильверн сразу же проснулся.

– Тут у меня возникла очередная мысль о том, как тебе потратить время, – сказал он.

– У тебя очень плохая привычка говорить «потратить», когда ты подразумеваешь «вложить».

– Никакой разницы. Я подумал об охоте.

– Да? – В вопросе Сильверна таилось множество смыслов.

– Как ни странно, на эту мысль меня натолкнул новый ферангардский посланник.

– Погоди-ка, мой мозг отказывается это воспринимать. Ферангардский посланник?

– В разговоре со мной он мельком упомянул охоту, и почему-то в Корварисе. Но в Великом Разбойничьем Кряже охотничьи угодья намного лучше.

– Верно, – терпеливо подтвердил Сильверн.

– Там прекрасное место для охотничьей заимки, так ведь?

– По-моему, да.

– А заметна ли разница между геодезической съемкой для строительства заимки и общей военно-топографической съемкой?

Сильверн просиял:

– На первый взгляд – нет, да и на второй тоже.

Варис кивнул. Он сел в кресло и сразу же задремал, склонив голову.

В следующий миг он почему-то оказался на кровати, в расстегнутой одежде и без сапог. Сильверн сидел в кресле и читал. В купе горел свет, за окном было темно.

– Kes’barod, – сказал он.

– Barchei, – отозвался Сильверн. – А по-колиански ты говоришь с жутким акцентом. Я хотел поменяться купе с дамой, но… в общем, сам не знаю, почему этого не сделал. Наверное, чтобы не упустить возможность отужинать в вашей компании. Давай, одевайся и пойдем в вагон-ресторан, проверим, чем кормят в поезде.

– Да, конечно. Пока я собираюсь, предупреди Лумивесту, пожалуйста.

Сильверн хотел что-то сказать, но просто кивнул и вышел.

Вагон-ресторан освещали электрические свечи на столах под белоснежными скатертями. Ужин, хоть и не превосходный, оказался вполне сносным: запеченная ягнятина, говядина с подливой, два сорта неплохого вина. Лумивеста посоветовала газированную минеральную воду из своего короната; вода, чуть солоноватая, отдавала имбирем. Варису хватило одного стакана, но он решил, что Извору должно понравиться.

Официант принес ягодный флан, крепкий чай и бренди для Сильверна. Следующий час прошел в неторопливой беседе о полузабытых яствах и напитках.

– Что ж, – наконец сказал Сильверн. – Прошу меня извинить, но я снова удалюсь на покой. Доброй ночи, досточтимые друзья.

– Погоди, – сказал Варис. – Я с тобой, чтобы потом не будить.

– Ничего страшного, – отмахнулся Сильверн, но Варис уже встал из-за стола.

– До завтра, миледи, – сказал Варис, протягивая руку Лумивесте. – Ну и денек сегодня выдался.

– Да уж, – сказала она, легонько коснувшись его пальцев.

Варис с Сильверном вернулись в купе. Варис тяжело опустился в кресло у окна и расстегнул пуговицы жилетки.

Сильверн прислонился к стене, сложив руки на груди.

– Ты и дальше намерен упорствовать? Это бессмысленно и очень неудобно.

– Через два дня я увижу Агату.

– Вот об Агате я и думаю. Для чего тебе еще и эта напряженность?

Варис сидел, не двигаясь. Сильверн укоряющим перстом указал на его сцепленные руки. Варис с удивлением заметил, что костяшки его пальцев побелели.

– В твоем купе тоже есть кресло, – сказал Сильверн. – Если тебе и правда хочется ломать комедию, я готов ссудить тебе меч, проведешь ночь в целомудренном бдении. – Помолчав, он негромко добавил: – А я останусь здесь. Если она дерзнет посягнуть на твою честь, ты только позови, и я приду тебе на помощь.