И потянулись долгие часы и месяцы истощающей рефлексии: «Что теперь будет?», «Как людям в глаза-то смотреть?!», «А на исповедь как? Боже, боже!», «Он же порядочный человек, семейный, а я?..», «Как я могла?» Стыд и чувство вины лавиной обрушились на бедную М.; прорастая из чужой морали, они заполнили собой пустоты всего, что осталось без ответа. Тут-то и начинается формирование нового слоя психики.

Тотемные цивилизации до сих пор живут законами племени и рода. Согласно этим правилам, нарушивший табу получает наказание или проходит инициацию очищения за пределами племени. Будучи изгнанным и оставшись один на один с этим миром, он, по сути, обречен на смерть. Однако если ему все же удается выжить и он даже научится делать это самостоятельно, то он словно обретает новый социальный статус. Племя сочтет, что испытания очистили изгнанника, и согласится вновь принять его.

В цивилизованном мире схожие порядки. Преступивших закон наказывают штрафами, исправительными работами или изгоняют из общества – отправляют в тюрьму. Хотя, по факту, их просто помещают в другое общество, со своими законами. В общих чертах они схожи с прежними, но гораздо ближе к первобытным. Переживших изгнание из цивилизованного общества также считают очистившимися, и они имеют право на возвращение.

Но что делать, если о твоем преступлении общество не знает? Тебя не наказывают, не изгоняют, но при этом твоя психика самым парадоксальным образом остается архаичной. Она все еще живет в мире тотемов и табу. Это открытие сделал еще дедушка Фрейд, и современные психологи его не опровергли. Напротив, постоянно убеждаются в его истинности. И клиентка Вольского была очередным тому подтверждением.

Как любой среднестатистический «преступивший», М. подсознательно ждала и в каком-то смысле даже жаждала этого наказания. Ведь это был бы верный способ очиститься от разрушающего ее психику чувства вины! Но наказания и не брезжило на горизонте. Более осознанные индивиды (увы, М. была не из их числа) в такой ситуации выбирают самоинициацию, самоочищение. Атеисты идут к психологу, верующие – на исповедь, кому-то достаточно просто выговориться другу или подруге. Любой из этих способов – это публичное признание своей вины в надежде на раскаяние и прощение. Если ничего такого не происходит, человек продолжает носить это в себе. И тогда подсознание запускает механизм самонаказания. Самый простой, быстрый и действенный способ – болезнь или травма. Через боль и страдания тела происходит процесс очищения от чувства вины «преступившего». Это основа психосоматики.

Потеряв самоуважение, М. наказала себя болью в теле, и не где-нибудь, а в горле, так сказать, в «эпицентре события». Неудивительно, что врачи, работающие с ее телом, не нашли для этой боли физических причин. Их нет. Подсознание создает эту боль. По сути, иллюзию боли. А раз подсознание «включило» эту боль, только оно и может ее выключить.

– И что же мне делать? – недоуменно проговорила М.

– Ну, вы же знаете мои методы? Подобное мы лечим подобным, но уже с положительным зарядом, – ответил Вольский.

– Не понимаю, – призналась М.

– Вы же ко мне приехали, как к провокативному психологу, верно?

– Верно, – осторожно ответила клиентка, уже соображая, к чему он клонит. Вольский заметил, что грудь М. стала вздыматься от учащенного дыхания, глаза вспыхнули праведным гневом: «Ни за что!», «Как вы смеете мне такое предлагать?» Сила протеста набирала обороты. Вольский мило улыбнулся. М. немного обмякла, но продолжала держать оборону.

– Давайте начистоту, без морали и оценок. В сухом остатке: зачем вы сделали ему минет?

М. на секунду задумалась:

– Чтобы доставить ему удовольствие. Знаете, какой он хороший…

Вольский поднял руку, останавливая ее.

– А как же вы? – спросил он.

– А что я? – М. смотрела на него с искренним недоумением.

– Вы, именно вы, получаете удовольствие, когда делаете минет мужчине? – уточнил он свой вопрос.

– Нет. А при чем здесь это? Я что, проститутка какая-то, что ли? – возмутилась М.

– Вы считаете, что только проститутки способны получать удовольствие? – удивился Вольский.

– От минета? Да, – категорично ответила М.

У нее даже голос изменился. Стал густым, низким. Будто весь женский род М. пробудился и зычным многоголосьем говорил сейчас через нее.

– А от секса? Вы получаете удовольствие от секса? – быстро спросил Сергей.

– А разве это важно? – спросила М., уходя от прямого ответа.

– Хороший вопрос. Ответите?

Она пожала плечами. И обиженно скривила губы. Ей хотелось быть хорошей и правильной, как того требовали каноны женского воспитания. Но они же и сбивали с толку, мешали жить и чувствовать.

– Секс нужен мужчинам. Женщине нужно просто… потерпеть, – безжизненная, заученная и явно чужая фраза сорвалась с ее губ.

– Чье бы это ни было мнение, вы с ним не согласны, верно? – с напором проговорил Вольский.

М. закивала головой, смахнула слезы. Классический случай женского воспитания: доставить удовольствие мужчине, не ставя во внимание свое собственное удовольствие. Исходя из представления М., минет был нужен только партнеру. С его помощью она выражала ему свое почитание и восхищение. По сути, тот минет был даром с ее стороны. Однако в самый кульминационный момент одаряемый вдруг устыдился, что позволил себе принять такой дар, и М. испытала острое чувство вины. Другими словами, ей стало стыдно за свой «дар», а заодно и за саму себя.

– Вы когда-нибудь испытывали удовольствие от секса? – повторил свой вопрос Вольский.

М. невольно оглянулась, словно хотела удостовериться, что никто, кроме нее, его не слышал. Хотя вот уже почти час они находились в кабинете один на один. И она это прекрасно знала.

– Да, – почти беззвучно ответила М.

– А от минета? – еще раз попытался он проникнуть в ее наглухо закрытый внутренний мир.

Она выглядела виноватой, словно он поймал ее с поличным. Вольский вопросительно вздернул брови, усиливая свой вопрос. Внезапно М. вздохнула с глубоким облегчением. Будто в душной комнате, наконец, открыли окно и повеяло свежим воздухом. Сергей кивнул. М. кивнула в ответ.

– А в той ситуации вы получали удовольствие? В процессе?

Рыбка уже была на крючке, теперь оставалось только осторожно, чтобы не сорвалась и не поранилась, вытянуть ее из глубин подсознания, на поверхность. На уровень осознания.

– Да, – мягким, мелодичным голосом ответила М.

Даже удивительно, насколько голос женщины, его модуляции, способны отразить ее соединенность или, наоборот, категорическую разобщенность со своей сексуальностью.

– И именно в этом заключается ваша вина? Вы не смогли скрыть своего удовольствия, во всяком случае от себя. Ведь именно это вы постоянно делаете. Запрещаете себе испытывать удовольствие, оправдываясь тем, что доставляете его мужчине. Ибо у него есть на это право, а у вас – нет. Но в той ситуации было несколько неизвестных. Табу на удовольствие совпало с табу сексуального взаимодействия с чужим мужчиной. И, смею предположить, на табу орального секса у самого батюшки. Именно его вы увидели в его гримасе стыда в момент эякуляции. И поскольку лично в вашем мире право на удовольствие от секса есть только у мужчины, то вину за все три нарушенных табу вы взяли на себя. Уверен, что, кроме меня, вы больше никому не рассказывали об этом, верно?

М. испуганно закивала и тут же замотала головой.

– Никому!

– Стало быть, единственный способ очиститься от чувства вины – это наказание через боль. Три табу – троичный нерв. Все четко, как в аптеке.

Оба засмеялись.

– В идеале надо сделать минет тому же батюшке, но получить при этом от процесса и результата искреннее и нескрываемое удовольствие, – заявил Вольский. М. со страхом на него посмотрела. – Но не будем гневить бога! Батюшку можно заменить кем-то другим. Ибо главное здесь – получить удовольствие! Вы имеете право на удовольствие. Разрешите себе его. Докажите себе. Обладайте этим правом. Оно ваше по праву рождения!