— Что вы думаете на этот счет? А? Не боитесь?

— Нисколько, сэр, — ответила я, стараясь придерживаться такого же равнодушного тона, но не совсем удачно, потому что отчетливо чувствовала его взгляд, устремленный на мою склоненную голову.

— У вас нет причин бояться, — заметил он с известной суровостью. — У сильной, здоровой женщины нет причин тревожиться из-за предстоящих родов. Ребенок всегда в радость. Для вас и вашего мужа. Эти браки военного времени, связанные с разлукой, довольно необычная вещь. Всякий брак предполагает преданность и взаимную любовь. Надеюсь, что ваш будет именно таким.

— Я постараюсь, — пообещала я без особой уверенности.

— Вы уезжаете в Австралию, не так ли?

— Да, сэр. По крайней мере, мне сообщила об этом моя начальница, по ее словам, это она устроила мой отъезд на госпитальном судне, отплывающем в конце недели.

— Она сделала это по моему совету, — кивнул майор. — По-моему, сейчас это для вас самое разумное. Здесь вы оставаться не можете, моя дорогая, учитывая ваше положение.

— Да, сэр, конечно, не могу.

Я понемножку отхлебывала виски, в душе желая, чтобы он поскорее ушел и оставил меня наедине с моими невеселыми думами. Но он как будто никуда не спешил; сидел, курил, разглядывая меня прищуренными глазами сквозь голубоватые облачка табачного дыма.

— Судя по тону вашего голоса, не скажешь, что вы чрезмерно рады возможности вернуться к мужу.

— Извините, сэр, — проговорила я, слегка уязвленная его замечанием. — Меня эта новость выбила немножко из колеи. Понимаете? Я совсем не знала о ребенке.

— Разумеется, — сказал он задумчиво. — Это я обнаружил при обследовании. Потому-то я и попросил вашу начальницу сообщить вам — подумал, так лучше. Но у вас было достаточно времени оправиться от потрясения, и вы должны уже радоваться. Как бы я хотел, чтобы кто-нибудь отправил меня домой к жене и детям. У меня трехлетний сын, и я его еще никогда не видел.

— Как жаль, сэр.

Я искренне удивилась, и меня тронуло, что он упомянул о сыне. Достав бумажник, он извлек из него несколько любительских фотоснимков и подал мне. С фотографии на меня смотрел этакий крепыш в джинсовых штанишках, с аккуратно причесанными светлыми волосами и добродушной улыбкой, которая делала его невероятно похожим на доктора. На другом снимке мальчик сидел на плечах необычайно красивой молодой женщины примерно моего возраста. Она весело смеялась, откинув назад голову и сияя живыми глазами.

— Моя жена, — вздохнул майор. — Мы поженились, как и вы, в разгар войны. Прожили вместе около двух месяцев, а потом меня направили сюда. Узнал о ребенке только за несколько недель до его рождения. Меня все время перебрасывали с места на место, и ее письма не поспевали за мной. Затем пришла телеграмма, извещавшая о рождении сына и о том, что я стал отцом. Я почувствовал себя даже каким-то образом обойденным, потому что в решающий момент я не был там, ничего не знал, не разделил с ней страдания и ничем не помог.

С силой он потушил в пепельнице сигарету, и; наблюдая за ним, я подумала, что начальница, должно быть, посвятила его во многое из того, что я рассказала ей о своей семейной жизни с Коннором. Словно угадав мои мысли, доктор вновь тяжело вздохнул.

— Вы много говорили, когда вас привезли к нам, Вики. И я понял: что-то угнетает вас.

— Говорила? — очень удивилась я. — Я вообще не разговаривала, если, конечно...

— О, да еще как, во сне. После поступления в госпиталь вы около двенадцати часов спали. Ваша рука сильно болела, и мне пришлось дать вам хорошую дозу снотворного. Ваша начальница по моей просьбе лишь восполнила пробелы. Все, что она сообщила, останется между нами, даю вам слово. Врачу необходимо кое-что знать о своих пациентах, чтобы он смог успешно лечить, но существует так называемая врачебная тайна, в силу которой полученные сведения он держит в секрете.

— Да, — сказала я тихо. — Мне это известно.

Майор поднялся.

— Не упускайте своего шанса, он и сейчас у вас есть. Поезжайте домой, у вас будет ребенок. Ваш и мужа. Пусть он разделит с вами радость ожидания, Вики. Что бы ни случилось между вами, что бы ни заставило вас вернуться в армию, а его — остаться в Австралии, все это в конечном счете не суть важно. Если вы по-настоящему любите вашего молодца, то постарайтесь его простить. Теперь он, я уверен, захочет, чтобы вы ему все простили.

Слезы обиды жгли мне глаза. Я чувствовала себя униженной. Только потому, что я вернулась в Бирму, каждый сразу же делал поспешный вывод, будто именно я стремилась расторгнуть брак с Коннором. Объяснять, как все сложилось на самом деле, было бесполезно.

— Итак, — глаза майора буквально сверлили меня, — что вы на это скажете?

— Попробую, — ответила я устало и, проглотив остаток виски, вернула ему стакан. — Спасибо вам, сэр.

— Вам придется приложить немало усилий, а не просто попробовать, — проговорил он строго. — Без надлежащего энтузиазма у вас ничего не получится, вы лишь впустую потратите время. Из того, что вы говорили во сне, у меня сложилось впечатление, что вы дорожите своим браком. Простите, если я ошибся.

— Вы не ошиблись, — призналась я с горечью. — Я действительно хотела бы сохранить его. Всегда к этому стремилась. Отвергает же нашу совместную жизнь он, поэтому я могу только попробовать. Разве не так?

Некоторое время он угрюмо смотрел на меня, а затем, легко и доброжелательно сжав мне плечо, сказал:

— Мужчины — странные создания, Вики. Порой их очень трудно понять. Должна же существовать какая-то причина, заставившая вашего мужа поступить таким образом, хотя, возможно, она просто скрыта от вас. По крайней мере, дайте ему возможность объясниться и все уладить. Если не ради него самого, то хотя бы ради ребенка. Моя жена не получала ответа на письма, которые писала, целых шесть месяцев, но она не поставила мне это а вину и не утратила веры в меня. А я не отвечал, так как думал, что она мне не хочет писать. Я переживал, страшно мучился, воображая самые ужасные и невероятные вещи, которые в моем представлении могли бы объяснить ее молчание. Я был в десантно-диверсионной бригаде, слов нет, но мои товарищи получали письма, которые сбрасывали с самолетов вместе с продовольствием и боеприпасами, и только я один ничего не получал. — Он пожал плечами. — В подобной ситуации нетрудно додуматься до чего угодно, не так ли?