Очень интересно. Но ему было не до удивления. И уж тем более не до любопытства.

Потому что все эти чудеса были смертью, которая только чуть-чуть до него не дотянулась…

Перемещение. Строй из рыцарей там, прапор спереди и немного слева. Делают неизвестно что, но глядят при этом туда, где его уже нет.

Облегчение. Тошнота накатывает волнами, там, где он был, творится невесть что, виски разрываются от боли.

Еще одно перемещение. Неподалеку на поляне материализовалось непонятного вида чудовище, снабженное всеми классическими признаками класса чудовищ – громадная пасть с торчащими вперед длинными желтыми клыками, когтистые лапы числом непонятно сколько, потому что оживший кошмар из детских сказок все время деятельно махал конечностями…

Перемещение. Перемещение.

Алые пятна в глазах и желтые пятна в небе – то ли галлюцинации, то ли очередное колдовство магов-рыцарей. Боль разрывает голову. По всей поляне странные вихри и черные молнии.

Перемещение. Какое по счету? На поляне было черно от рыцарей, слаженными строями несущихся направо и налево, – перекрестные атаки, впереди которых клубилась непонятная пыль, мутно-зеленая по цвету.

Пока что ему удавалось смотреть на все эти чудеса со стороны. Но когда-нибудь Рука Воина не успеет вывести его из-под очередного удара, и тогда…

Перемещения прекратились. Словно ответив на его мысли, из-под ног вдруг брызнуло слюдяными разводами и образовалось вокруг него подобие округлых стен из воды. На самой кромке слюдянистых стенок, грозно и мощно растущих вверх, искристо и алчуще блестели фиолетовые, черные и алые сполохи. Но нарастающий пузырь с легкостью отразил их и слился наверху в единое целое.

Теперь Сергея окружало хрустальная сфера, искажающая пространство. По поверхности ее били темных тяжелых цветов молнии и сполохи, глядеть на все это изнутри было жутко…

Но пузырь, возвышавшийся сейчас вокруг него, внушал чувство полной защищенности. Молнии расплющивались о водянистые стенки, преобразуясь в сверкающие сполохи. Снаружи клубился туман, своды прозрачного пузыря то и дело подергивались каменистой коркой, которая тут же осыпалась, открывая все те же искривленные прозрачные стены…

Он осел на давно уже ослабевших ногах, уронил голову на грудь. И потерял сознание…

Сергей очнулся, когда местное солнышко уже начало подбираться к точке своего полуденного стояния. Пузырь по-прежнему незыблемо смыкал над ним свои своды. А снаружи, упираясь в его стенки лбами в шлемах, плотной черной стеной с золотыми проблесками пузырь облепили рыцари ордена. Разрядов и сполохов уже не было видно – выдохлись? Поняли, что все бесполезно?

Он вяло перекатился на корточки, обессиленно привалился плечом к хрустальной поверхности – видимо, перемещения отнюдь не способствовали хорошему самочувствию – и потюкал по стеклу согнутым пальцем. Пропускает ли эта стенка звук? А то для него самое время переговорить с выдохшимися сэрами рыцарями.

– Эй! Меня слышит кто-нибудь или нет? Стенка пузыря тут же чуть заметно завибрировала, словно отвечая на его голос, – он ощутил эту дрожь подошвами в мягких кожаных сапогах. А ведь до этого пузырь стоял совершенно непоколебимо, даже под ударами самых страшных молний не дергаясь.

Он услышал ответное изумленное восклицание одного из палагойцев:

– Ого! Братья, он говорит!

«А я еще и к прямохождению способен, – устало подумал про себя Сергей. – И вообще по всем признакам человек…»

Ропот, который он теперь слышал, отчетливой волной прокатился по толпе палагойцев. Рыцари вдруг принялись торопливо расступаться. И по образовавшемуся широкому проходу к пузырю прошагал сам старик-прапор. Рожа у него на этот раз была благообразно-постная. А на ней – скорбно поджатые губы.

– Ну, поиграем еще в мечи и орала? – негромким голосом предложил Сергей. – Или уже наигрались?

– Снимите вашу защиту, – напряженно попросил прапор, – и побеседуем. Слово рыцаря, что на время переговоров вы будете в безопасности. Чего именно вы от нас хотите, уважаемый сэр?

Ого, уже уважаемый, с некоторым воодушевлением отметил про себя Сергей. Солидное достижение для человека, который из грязи – да в князи. Вот только жаль, что внезапно появившееся в тоне прапора уважение заработано не столько им самим, сколько грозным амулетом на его руке.

Рука в перчатке, кстати, отчаянно чесалась и зудела.

– Уважаемая пер… Рука Воина, – поправился он. – Пожалуйста, убери пузырь, но не снимай с меня своей защиты. И… – Сергей помедлил, глядя на начавшие опадать вниз водянисто-прозрачные стенки. – И я благодарю тебя за то, что ты все-таки спасла мою туповатую голову.

Которую он умудрился сунуть в пасть целого ордена. При этом, надо признаться честно, он плохо представлял себе, как на него будут нападать. И как при этом поведет себя подаренный амулет: захочет ли он защитить своего нового хозяина от нападений, сможет ли защитить?

Так что некоторая благодарность отнюдь не повредит – и даже, знаете ли, приличествует лицу, спасшемуся в такой передряге… После чуда святого Мил-гота Сергей был твердо уверен в том, что магические предметы в этом мире обладали как минимум зачатками разума.

Стенки упали. Прапор бросил приглушенным голосом несколько слов стоявшим вокруг людям. Черно-золотые рыцари тут же начали расступаться, высвобождая широкое пространствоа вокруг прапора и Сергея.

Полянка, на которой они стояли, уже потеряла свой прежний идиллический вид – вместо деревьев с округло-кокетливыми кронами вокруг теперь возвышались одни обгорелые стволы и каменные скульптуры с полуобвалившимися ветвями, траву заменил ковер из комьев земли и вывороченного наружу дерна…

– Чего вы хотите от нас, милорд… и сэр? – прохрипел высокий седовласый старец, стоящий сейчас напротив него. – Мы выполним любую вашу волю, ибо поединок нами честно проигран… Мы не смогли одолеть вашей силы.

Сергей помедлил, ощущая, как его переполняет сожаление – слишком благородны были эти люди, несмотря на все свои черные дела. Просто их с детства научили разделять мир на гоев и изгоев, но это не было их виной, это было их воспитанием…

– Я предлагаю вам изгнание, – хмуро сказал он, – вместо Проклятия. Уверен, вы, как люди практичные, уже давно в странствиях по мирам присмотрели себе какую-нибудь достаточно уютную землю – без врагов и без сомнительных друзей, с хорошими угодьями и дичью… И безлюдную. Набирайте себе на добровольных началах девиц из ближайших деревень – и вперед, отправляйтесь создавать новый мир, новый народ– свой собственный…

Прапор угрюмо смотрел в землю.

– И разумеется, мне потребуется клятва вашего ордена, что отныне вы не будете угрожать жизни и спокойствию в Нибелунгии.

– Новый народ… – тяжело протянул старик. – Это века. Сколько всего будет утеряно, забыто.

– Ваша просвещенность этому миру пришлась не по вкусу, – устало сказал герцог Де Лабри. – Или вы все-таки выберете Проклятие?

– Нет, милорд…

– Ну вот и чудненько.

Его отвели в одну из комнат палагойского замка, куда тут же явился юноша – почти мальчик – и предложил герцогу подкрепить силы едой. Голос у парня был сердитым, и говорил он практически не разжимая губ. Сергей кивнул, мальчик (впрочем, он был всего года на два моложе самого Сергея) тут же принес в комнату внушительной величины поднос, поставил его на стол возле окна, затем брякнул туда же чашу с водой для умывания и вышел, не забывая по-воински печатать шаг. Лицо у мальчика – то ли пажа, то ли оруженосца – было надутым, как у оскорбленного в лучших чувствах хомячка.

Сергей что-то взял с подноса, вяло пожевал, совершенно не различая при этом вкуса, и повалился спать, по-прежнему не снимая с руки перчатки. Рука чесалась и зудела, но усталость была слишком велика, чтобы он мог из-за этого начать мучиться бессонницей. Снимать же перчатку Сергею вовсе не хотелось – вокруг были отнюдь не друзья, и замок назывался не Дебро, а Чехура.

Своего же приказа-просьбы о защите он пока что не отменял, так что перчатка сейчас оставалась единственным (и достаточно надежным) гарантом того, что его сон не перейдет в вечный в результате, скажем, какой-нибудь крайне несчастливой для него и крайне счастливой для палагойцев случайности…