George Bernard Shaw

The Inca of Perusalem / 1915

Перевел с английского Виктор Вебер

Почти историческая одноактная комедия[1]

АРХИДИАКОН

ЭРМИНТРУДА – его дочь.

ПРИНЦЕССА.

УПРАВЛЯЮЩИЙ.

ОФИЦИАНТ.

ИНКА.

(Занавес еще не поднят. Английский архидиакон выходит на авансцену, по всему видно, он сильно раздражен. Разговаривает с кем-то, кого пока скрывает занавес).

АРХИДИАКОН. Эрминтруда, говорю тебе раз и навсегда: сейчас я не могу позволить себе такую расточительность. (Он подходит к лестнице, ведущей в партер, и присаживается на верхнюю ступеньку, имея вид самый безутешный. Стильно одетая дама выходит из-за занавеса и сверлит его терпеливым и упорным взглядом. Он продолжает ворчать). Для респектабельной и комфортной жизни дочери английского священника с головой хватит 150 фунтов в год. И ведь даже их совсем непросто оторвать от семейного бюджета!

ЭРМИНТРУДА. Да, но ты же какой-то там священник, ты архидиакон.

АРХИДИАКОН (сердито). Да, может, я и получаю чуть больше среднего, но все-таки не настолько, чтобы содержать дочь, расточительность которой опозорила бы королевскую семью. (Вскакивает на ноги и кричит). Это вам понятно, мисс?

ЭРМИНТРУДА. Ах, подумать только! Мисс! Разве так подобает разговаривать с вдовой?

АРХИДИАКОН. А разве так подобает разговаривать с отцом? Твой брак оказался в высшей степени пагубной неосторожностью. У тебя появилась привычка жить не по средствам, во всяком случае, не по моим. Вот чего бы тебе стоило выйти за Мэтьюза, лучшего викария, которого я только знал!?

ЭРМИНТРУДА. Если что, я хотела, но ты сам мне и не позволил. Это ведь ты настоял на том, чтобы я вышла за Рузенхонкерса-Пипштейна.

АРХИДИАКОН. Дитя мое, у меня не было выбора, я должен был обеспечить твое будущее. Рузенхонкерс-Пипштейн, он ведь был миллионером.

ЭРМИНТРУДА. И с чего же ты взял, что он миллионер?

АРХИДИАКОН. Так он же приехал из Америки. Само собой, с миллионами. И потом, он представил моим адвокатом доказательства, что у него на счетах лежит пятнадцать миллионов долларов.

ЭРМИНТРУДА. Если верить адвокатам, у него и на момент смерти оставалось шестнадцать миллионов. Парень был миллионером до последнего!

АРХИДИАКОН. Ох уж эта маммона, проклятая маммона! Я поклонился ей и был наказан. Неужели совсем ничего у вас не осталось? Все были уверены, что пятьдесят тысяч в год уж во всяком случае тебе гарантированы. Ведь только половина ценных бумаг оказались мусором, разве не так? И еще были другие, с позолоченной каймой. Что с ними?

ЭРМИНТРУДА. Все оказалось шлаком, полнейшим отстоем. Это оперетка провалилось целиком и полностью.

АРХИДИАКОН. Эрминтруда, ну что за выражения!

ЭРМИНТРУДА. Ах черт меня побери! Я бы послушала, как ты заговорил бы после такого облома. В общем, жить по твоим убогим стандартам я не могу и не желаю!

АРХИДИАКОН. Убогим!

ЭРМИНТРУДА. Да, я привыкла к комфорту.

АРХИДИАКОН. Комфорту!!

ЭРМИНТРУДА. Можешь называть это изысканностью, можешь – роскошью, как угодно. Дела это не меняет. Дом, содержание которого обходится меньше, чем в сто тысяч долларов в год, для меня неприемлем.

АРХИДИАКОН. Тогда, милая моя, тебе уж лучше стать камеристкой принцессы, пока ты не выйдешь за какого-нибудь другого миллионера.

ЭРМИНТРУДА. А вот это уже идея! Осталось только его найти. (Она исчезает за занавесом).

АРХИДИАКОН. Что?! А ну вернись! Сию секунду! (Свет плавно гаснет). Ну и хорошо, я и так сказал все, что следовало. (Он спускается по ступенькам в партер и направляется к выходу, не переставая ворчать). Безумная, бессмысленная расточительность! (Рявкает). Ничтожество! (Бормочет). Все, хватит! Платья, шляпы, меха, перчатки, поездки на автомобиле! Один счет валится за другим, деньги утекают как вода. Где умеренность, самоконтроль, порядочность, наконец? (Пронзительно кричит). Где порядочность, я вас спрашиваю?! (Снова бормочет). Все, приехали! Вот тебе и современные нравы! Хороши, нечего сказать! Я умываю руки, не дам больше ни пенни. Я не собираюсь гнить в долговой тюрьме из-за непочтительной, никчемной мотовки, даже если это моя родная дочь. Чем скорее она это поймет, тем лучше для всех. (Последние слова уже еле слышны, так как он выходит из зрительного зала).

(Гостиная номера отеля, в центре стол, на нем телефонный аппарат. К столу приставлены два стула, друг напротив друга. За столом, по центру, дверь. На каминной полке – зеркало.

ПРИНЦЕССА – девица в шляпке и перчатках – входит в сопровождении управляющего отеля. Это элегантный господин, профессиональная вежливость которого достаточно фальшива. В его отношении к клиентке заметна снисходительная приветливость, готовая в любой момент обернуться самым восточным хамством).

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Мне так жаль, что не получается разместить ваше высочество на втором этаже.

ПРИНЦЕССА (очень застенчиво и нервно). Ах, не будем об этом. Здесь так мило. Спасибо вам.

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Мы могли бы приготовить комнату во флигеле…

ПРИНЦЕССА. Нет-нет, не стоит. Тут чудесно.

(Она снимает перчатки и шляпу, кладет их на стол и садится).

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Комнаты наверху в самом деле ничуть не хуже. Здесь и шума поменьше, и лифт есть. Если вашему высочеству что-нибудь понадобится, то вот телефон…

ПРИНЦЕССА. Спасибо, мне ничего не нужно. Пользоваться телефонами так сложно, я не могу к ним привыкнуть.

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Возможно, вы не откажетесь от чая?

ПРИНЦЕССА. Да, пожалуй. Прикажите принести чаю, если не сложно.

(УПРАВЛЯЮЩИЙ выходит. Звонит телефон. ПРИНЦЕССА в ужасе подпрыгивает и отскакивает на порядочное расстояние от аппарата).

ПРИНЦЕССА. Боже мой! (Звонок повторяется. От страха на ПРИНЦЕССЕ лица нет. Еще звонок. На этот раз ПРИНЦЕССА робко приближается к аппарату. Он звонит снова. ПРИНЦЕССА поспешно отступает. Телефон продолжает звонить. Наконец, ПРИНЦЕССА в отчаянии бросается к аппарату, снимает трубку и прикладывает ее к уху). Кто здесь? Что я должна сделать? Я не привыкла к телефону и понятия не имею… Что? О да, я прекрасно вас слышу. (Повеселев, она садится, настроенная на беседу). Какая прелесть! Что? Дама? М-м-м, ну что ж, да, пожалуйста, пришлите ее наверх. Мои слуги уже закончили обедать? Тогда нет, нет, не беспокойте их, не нужно. Благодарю вас. Что? Просто положить трубку, как она раньше лежала? Прекрасно, спасибо! (Она кладет трубку).

(Входит ЭРМИНТРУДА. Выглядит одновременно и просто, и достойно в своем длинном непромокаемом плаще. Подходит к краю стола, противоположного тому, где сидит ПРИНЦЕССА).

ПРИНЦЕССА. Прошу прощения. Я только что разговаривала по телефону, и было отлично слышно – зря я так этого боялась. Не хотите ли присесть?

ЭРМИНТРУДА. Нет, спасибо, ваше высочество. Я всего лишь служанка. Как я поняла, вы ищете камеристку.

ПРИНЦЕССА. Нет-нет, что вы, никого я не ищу. Сейчас, когда в разгаре война! Это было бы так непатриотично. Свою горничную я поэтому и отослала, а она взяла и вышла замуж за солдата и теперь ждет ребенка. Но вот обходиться без нее я так пока и не научилась. И вроде стараюсь изо всех сил, но ничего не выходит, кругом одни жулики. Поэтому-то я и решила продать свой рояль и все же нанять камеристку. Это экономно, это и разумно: признаться, я совершенно не интересуюсь музыкой, просто приходится притворяться. Вы что об этом думаете?