Глава 1.

Закатное солнце нещадно слепило уставшие, уже давно слипающиеся глаза, пока ноги гудели, а пот медленно стекал по испачканному пылью лбу. Оно было и не удивительно, ведь Софи отправилась в путь ещё в полдень, сразу после того, как обошла несколько улиц в поисках еды, старательно прячась от незнакомцев, встреча с которыми ничем хорошим для неё не могла обернуться. Оставалось всего несколько километров до первого дома небольшого поселения, а девушку волновало лишь одно – как бы успеть доехать до темноты.

Последний поворот по ухабистой дороге, и велосипед наконец остановился. Оглядевшись по сторонам, Софи позволила себе немного расслабиться и отдышаться. Глубокий вдох, выдох, затем ещё несколько повторений. Туже затянув в хвост длинные светлые волосы, растрепанные непослушным ветром, она поправила лямки увесистого рюкзака и впервые ступила на землю, чьё название даже не удосужилась прочитать на столбах у дороги. Парой городов ранее Софи поняла, насколько бесполезно это занятие, ведь ни название города, ни его население уже ни о чём ей не говорили. Единственное, за что она зацепится здесь – это чужие кровать и ванна, уже никому не принадлежащие.

Заходить в новый дом стало нестерпимо волнующе, ведь никогда не угадаешь, что тебя там ждёт – бандит, больной головой, или несчастный, чья душа страдает в обожжённом теле. Как бы стыдно ни было себе в этом признаваться, сейчас Софи предпочла бы встретить труп и того, и другого, желательно уже холодный.

Наконец отставив велосипед, она подошла к полуприкрытой двери, заигрываючи прячущей свои тайны. На вид ни намёка на взлом или грабёж, внутри так тихо, что аж дух захватывает. Достав из-за спины металлическую трубу, Софи тихо отворила дверь, дав призраку дома его долгожданную свободу.

Чистый ковёр с надписью "Добро пожаловать!" выглядел так потешно, что сдержать улыбку не получилось. Жёлтый свет ярко подсвечивал гостиную, будто приглашая внутрь и внушая доверие. Милой с его стороны казалась попытка воссоздать уют покрытого тонким слоем пыли дома, и лишь вонь на лестнице всё портила.

Мерзкий трупный запах заставлял глаза слезиться, а сердце сжиматься от отвращения. Дверь в ванну была открыта, а из неё, из густой темноты, выглядывал мертвец, чьи руки прилипли к лицу. Странная смерть в новое время, больше похожая на самоубийство – добровольно перекрыть себе воздух, надеясь на быстрое прекращение ужаса или, может быть, прощение Господа, что единственный может положить конец страданиям бедолаги, что в неизвестности заставил себя задохнуться.

Очевидно, не лучшее место для сна, рядом с ещё даже не остывшим телом. Казалось, его грудь ещё поднимается от фантомного дыхания, или же это распалённое воображение Софи рисует ужасные образы один за другим, к счастью путницы, отбивая желание прикрыть глаза хотя бы на минуту.

Вдали на дороге послышались голоса. И это не привычный звонкий детский смех, болтовня парочек или гомон сетующих на жизнь стариков. Когда в звенящей тишине, такой же кристально чистой и спокойной, как и воды где-то в центре океана, раздаётся шёпот, то шторм своим холодом обволакивает сердце и начинает тянуть вниз, лишь бы это нечто не заметило, что в груди ещё что-то бьётся. Софи давно не слышала человеческую речь, точно так же, как и не видела людей, если не считать чёрные силуэты где-то на горизонте, пока она выжидает в кустах, когда наконец пропадёт рябь, и волны снова успокоятся. Те сотни тысяч мёртвых, ещё не приданных покою людей, чьи тела разбросаны по земле и домам, словно конфетти из хлопушки, взорванной на чей-то День Рождения, так и лежащие на своих старых местах никем не тронутыми, всё ждут, когда у кого-то дойдут руки собрать их и дать миру забыть, какое торжество смерти он пережил.

Быстро выскочив из дома, девушка в один шаг преодолевает расстояние до велосипеда и затаскивает его в дом. Лёгким, уже привычным движением она загораживает запертую дверь, прикрывает окна и залетает на второй этаж как раз в ту комнату, что когда-то была спальней. Руки уже почти не трясутся, лишь прерывистое дыхание и пульсация в висках выдаёт её тревогу.

Когда всё успело так перемениться? Казалось бы, всего три месяца назад Софи окончила старшую школу, и перед ней открывался целый мир, оставалось лишь подзаработать на колледж и попросить родителей о новом ноутбуке для учёбы. Теперь же она совершенно одна ночует в незнакомом ей месте. А хотя нет, не совсем одна. В соседней комнате удобно расположился неизвестный друг.

Как и всегда аккуратно садясь на край двухспальной кровати, Софи жутко неловко, будто бы хозяева осуждающе смотрят на неё из окна, в презрении изогнув губы и сморщив нос. И это чувство снова заставляет её задёрнуть шторы. Уже которую неделю она не может без этого ритуала, будто иначе кто-то и правда заглянет к ней, и явно не с добрыми намереньями.

И вот, наконец, лучшая часть – ужин и книга, как бы в награду за то, что очередной день пережит без хлопот, конечно, если не считать полного одиночества, вкупе со страхом встретить кого-то, но навряд ли сейчас это можно назвать худшей из бед.

Перед едой никакой молитвы. После – тоже. Лишь словно каменный груз воспоминания топят разум. И, где-то между безумием от потерь и желанием жить дальше, Софи останавливается, который раз видя лишь один путь на границе – где-то там, далеко, белый, холодный свет, блестящий на очках отца и полных слёз глазах матери, что не ждут её, а лишь мирно наблюдают, желая не скорой встречи, до которой Софи нужно сделать ещё многое. И лишь тогда, когда она будет готова, они протянут ей свои руки, что за год не успели остыть и потерять былого благодушия к ней. А пока ей нужно идти дальше, прямо на восток, пока она не заметит сверкающие стеклянные крыши ранее никогда недоступного ей города, где последние из людей собрались в единый союз, желающий ничего иного, как сохранить остатки человечества на этой планете.

Так и проходит каждый вечер – в грёзах и не исполнимых мечтах, пока глаза носятся по тексту, лишь бы скорее отвлечь голову, пока она наконец не опустится на подушку. Ну, или замшелый булыжник, смотря как повезёт.

Затем, то самое прекрасное утро, когда тебе некуда спешить, рассвет не щиплет глаза, а в округе никто не шумит. Хотя, один звук всё же выбивается из общей тихой гармонии – это выстрелы, приглушённые густым туманом, что попятам преследовал Софи. Может быть, это именно он не даёт ей столкнуться с людьми, своими большими материнскими руками прикрывая её ещё живой дух. Но от одного призрачный благодетель так и не смог её уберечь – разрухи, посланной бандитами и болезнью, сводящей людей сума.

До недавних пор, по крайней мере как думалось Софи, все жили счастливо. У рода человеческого было всё – от пивных баров с дешёвыми закусками, до окружных библиотек, хранивших знания сотен и тысяч лет изучения мира, что пошёл к краху с появлением доселе невиданного бедствия, действующего словно механизм замедленного действия. Сначала кожа до жути зудит, словно одного лишь соприкосновения с воздухом ей достаточно, чтобы захотеть покинуть тело, и, пока ты в приступе тошнотворной боли сдираешь её, уже перестаёшь замечать, как кислорода становится меньше, а желания выкашлять лёгкие больше. Последние свои минуты мозг проводит в тщетной попытке осмыслить происходящее, не давая ушам различить скуление мольбы родных, а глазам увидеть нечто большее узких флуоресцентных ламп на больничном потолке.

Нет, не чума скосила человечество, прогибая его жалкие останки под борьбу за последнюю крошку. Одолели её за считаные года, но это пригвоздило людей к препарату, который словно наркотик стал необходим любому, кто надеялся прожить ещё год. PG-32 – "чудо" сыворотка, что спасла миллионы от удручающей судьбы скиснуть на пропахших хлоркой простынях. Но оказалось, что последствия её куда хуже.

В один миг, как по щелчку пальцев мир впал в ужас, и его предсмертный крик до сих пор не выходит у Софи из головы. Пока кожа "плавилась", а соприкасающаяся плоть слипалась в комки чего-то, что трудно было назвать живым, больные заживо снимали себе скальп, хватаясь за голову в попытке понять, за что Бог обрушил на них это испытание. И вердикт его был не милостив – любые попытки помочь лишь делали ситуацию хуже, из раза в раз говоря, что каждая слипшаяся друг с другом туша того заслужила, и нет им места нигде, кроме пустынных улиц и брошенных городов. И по сей день несчастные, которым удалось выжить тогда, бродят по улицам, стоня от боли, в поисках тех, кого эта болезнь не затронула.