Услышав звук откидной дверцы, Трояновский повернул голову, улыбнулся и, сказав: «Привет, доктор», – как-то заговорщицки подмигнул. Это было совсем не похоже на Марка, обычно весьма сдержанного и даже несколько суховатого. Однако именно поэтому я вдруг сразу успокоился: ну не станет же Трояновский улыбаться, если случилось что-то серьёзное. Оглядевшись, я увидел, что в палатке довольно много народу. На одной из раскладушек, расстегнув коричневый меховой «реглан», Михаил Васильевич Водопьянов, один из первых лётчиков – героев Советского Союза, что-то вполголоса оживлённо рассказывал Михаилу Емельяновичу Острекину – заместителю начальника экспедиции по научной части. Присев на корточки перед газовой плиткой, колдовал над чайником штурман Вадим Петрович Падалко, которого многие побаивались из-за острого языка.

Начальник экспедиции Александр Алексеевич Кузнецов сидел в дальнем углу палатки, склонившись над картой. Тёмно-синий китель морского лётчика с золотыми генеральскими погонами ладно сидел на его атлетической фигуре. На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. Но его моложавое, обветренное лицо и ярко-синие глаза странно контрастировали с густыми, слегка вьющимися, совершенно седыми с желтизной волосами. Ходил он всегда каким-то присущим ему уверенным шагом, придававшим особую весомость его походке. И при всей мужественности и решительности облика говорил он, никогда не повышая голоса. Никто и никогда не слышал, чтобы он изменил своей привычке, даже распекая подчинённого. Видимо, поэтому полярные летуны между собой называли его «тишайшим». Он пришёл в Арк- тику ещё в войну, командуя авиацией Северного флота, а в 1948 году был назначен начальником Главного управления Северного морского пути.

Карта Центрального полярного бассейна, лежавшая перед Кузнецовым, занимала два сдвинутых стола. Она вся была расцвечена красными флажками, квадратиками, пунктирами, перекрещивающимися линиями и ещё какими-то другими многочисленными значками.

Рядом с Кузнецовым с толстым красным карандашом в руке главный штурман экспедиции Александр Павлович Штепенко – небольшого роста, сухощавый, подвижный, с золотой звёздочкой Героя Советского Союза на морском кителе. Это он в составе первых боевых экипажей в августе 1941 года вместе с Водопьяновым летал бомбить Берлин. А в 1942 году вместе с лётчиком Э.К. Пуссепом возил через Атлантику в Соединённые Штаты правительственную делегацию. Это о нём говорили в шутку однополчане: «…как в таком маленьком – и столько смелости». У края стола пристроился помощник начальника экспедиции по оперативным вопросам Евгений Матвеевич Сузюмов. Он что-то быстро записывал, время от времени проводя рукой по гладко зачёсанным назад чёрным волосам. К Сузюмову я с первых дней экспедиции испытывал особую дружескую симпатию, и, кажется, это было взаимным. Я пристально смотрел на него, надеясь прочесть в его глазах ответ на волновавший меня вопрос. Но он продолжал невозмутимо писать, словно и не замечая моего прихода. Я хотел доложить о своём прибытии, как вдруг Кузнецов поднял голову.

– Здравствуйте, доктор, – сказал Кузнецов. – Как идут дела?

– Всё в порядке, Александр Алексеевич.

– Больные в лагере есть?

– Двое, немного загрипповали. Но завтра уже будут на ногах.

– А сами как, не хвораете?

– Врачу не положено, – ответил я и подумал: «Что это начальство вдруг моим здоровьем заинтересовалось?»

– Прекрасно. Кстати, сколько у вас прыжков с парашютом?

Я насторожился.

– Семьдесят четыре.

– Семьдесят четыре. Неплохо. А что бы вы, доктор, сказали, – продолжал он, пристально глядя мне в глаза, – если бы мы предложили семьдесят пятый прыжок совершить на Северный полюс?

На полюс? От неожиданности у меня даже дыхание перехватило. Конечно, много раз, лёжа в спальном мешке, я думал о возможности совершить прыжок с парашютом где-нибудь в Ледовитом океане на дрейфующую льдину. Но на полюс! Так далеко я не заходил даже в самых смелых своих мечтах.

– Ну как, согласны?

– От радости в зобу дыханье спёрло, – весело пробасил из угла Водопьянов.

– Ему с пациентами жаль расставаться, – ободряюще улыбнувшись, сказал Сузюмов.

– Значит, согласны? – спросил Кузнецов.

– Конечно, конечно, – заторопился я, словно боясь, что Кузнецов возьмёт да и передумает.

– Прыгать будете вдвоём с Медведевым. Знаете нашего главного парашютиста?

– Знаю, Александр Алексеевич.

– Он уже вылетел с Бардышевым с базы номер два и через час-полтора сядет у нас. Не так ли, Александр Павлович?

– Точнее, через один час пятнадцать минут, – сказал Штепенко.

– Выбрасывать вас будет Метлицкий. Он уже получил все указания. Вылет в двенадцать по московскому времени. Примерно к 13 часам самолёт должен выйти в район полюса. Там Метлицкий определится и подыщет с воздуха площадку для сброса парашютистов. Площадку он будет выбирать с таким расчётом, чтобы можно было посадить самолёт как можно ближе к месту вашего приземления. Ну а если потребуется что-то там подровнять, подчистить, тут уж придётся вам с Медведевым самим потрудиться.

– Им бы бульдозер сбросить заодно, – посоветовал с самым серьёзным видом Падалко.

– Всей операцией будет руководить Максим Николаевич Чибисов (начальник полярной авиации). Я надеюсь, вы понимаете, доктор, сколь серьёзно задание, которое мы поручаем вам с Медведевым. Серьёзно и почётно. Вам доверено быть первыми в мире парашютистами, которые раскроют купола своих парашютов над Северным полюсом. Смотрите не подведите. Но это одна сторона дела. Другая, и, может быть, ещё более важная для авиации, – оценка возможности прыгать с парашютом в Арк- тике. Постарайтесь выявить особенности раскрытия парашюта, снижения, управления им, приземления. Вообще всё, что только возможно, от прыжка до приземления, а точнее, приледнения. Вопросы есть?

– Нет.

– Тогда, не дожидаясь прилёта Медведева, готовьте парашюты, снаряжение. Тщательно продумайте, что взять с собой. Не забудьте захватить запас продовольствия дней на пять и палатку. Чтобы всё это было на борту у Метлицкого на всякий случай.

– Разрешите идти?

– Действуйте, – сказал Кузнецов. – Когда всё будет готово, доложите.

– Подождите минуточку, Виталий Георгиевич, – вдруг сказал Сузюмов. – Хочу вам процитировать Михаила Васильевича. Он уже однажды писал о парашютных прыжках на Северный полюс. Это когда решался вопрос о высадке станции на полюсе.

– Это когда было? – удивился Водопьянов. – Что-то я запамятовал.

– Если хотите, я сейчас прочту, – улыбнулся Сузюмов, доставая из-под койки книгу Водопьянова «На крыльях в Арктику». Он перелистал несколько страниц. – Вот: «Обстановка на Северном полюсе, как известно, несколько иная, чем, например, на Тушинском аэродроме. Сбрасывая на полюс парашютиста, ему надо дать не букет цветов, как во время авиационного праздника, а двухлетний запас продовольствия, палатки, снаряжение, оборудование».

Покинув штабную палатку, я бегом отправился домой. Не успел приподнять входную дверь, как на меня посыпался град вопросов: зачем вызывали? Что случилось?

– Ну давай, не темни. А то вид у тебя больно торжественный, – сказал Щербина.

Наверное, меня и впрямь распирало от гордости, и я выпалил:

– Кузнецов разрешил прыгать на полюс!

– С места или с разбега? – спросил ехидно Канаки.

– Да нет, с парашютом, – ответил я, не оценив глубины Васиного юмора.

– Тогда за нашего доктора-парашютиста, – провозгласил Володя, разливая по стаканам коньяк, который они честно сохраняли до моего прихода.

– Точнее будет, за парашютистов, – поправил я. – Прыгать будем вдвоём с Андреем Медведевым.

– Ну, это ас. Он на полюс сможет даже без парашюта выпрыгнуть, – сказал Дима Морозов, штурман из экипажа Ильи Котова.

– Прыгать будем сегодня. В двенадцать с машины Метлицкого. Так что тебе, Володя, как второму пилоту, придётся нас выбрасывать.

– Сделаем всё, – сказал Щербина, – а пока пельмешек поешь, это прыжкам не помеха. – Он вывалил мне в миску целый черпак пельменей. – И нельмы сейчас настругаю.