– Ввкк, мне кажется, возникла небольшая проблема. Я легко передвигаюсь вперед по направлению к центру. Но, похоже, совершенно не могу двинуться в твою сторону.

– Что-нибудь с реверсом двигателей?

– Не думаю. Но от тебя хочу следующее. Подожди несколько секунд, а затем тяни за кабель – не слишком сильно, но так, чтобы я ощутил.

Ребка развернулся, чтобы ухватиться за кабель поближе к тому месту, где он был привязан к страховочному кольцу скафандра. Зажав его перчаткой между большим и указательным пальцами, он по моменту вращения мог судишь, каково натяжение в линии. С течением времени натяжение возрастало. Талли тянул с другого конца. Вне всякого сомнения, он должен был двигаться в обратную сторону, по направлению к поверхности Парадокса, как попавшаяся на крючок рыба. Если это так, то линия должна провиснуть.

Натяжение оставалось неизменным.

– Ввкк, я не двигаюсь. Похоже, теперь я не смогу выбраться наружу. Выслушай меня внимательно, прежде чем что-либо предпринять.

– Слушаю.

– Нужно исходить из того, что я застрял здесь навсегда. Я конечно, попытаюсь сделать что-нибудь еще, но если со мной связь прервется, я хочу, чтобы ты обязательно представил полный рапорт обо всем, что здесь произошло, в Институт артефактов. Послание адресуй одновременно Дари Лэнг и Квинтусу Блуму. Понятно?

– Абсолютно.

– Хорошо. Теперь попробуй приложить к кабелю большее усилие. Одновременно я включу двигатели скафандров на полную мощность. Жди моего сигнала.

– Жду.

Снаружи Парадокса Ввккталли склонился над бухтой кабеля.

– Давай!

Чтобы увеличить усилие, Талли потащил назад целиком всю бухту, сначала осторожно, потом все сильнее и сильнее.

– Вы продвигаетесь?

– Ни на микрон. Тяни, Талли. Терять нам нечего. Тяни сильнее. Сильней! Сильне…

Тут Талли кубарем полетел назад. Извернувшись, он постарался удержать кабель в поле зрения. Он двигался абсолютно свободно, метр за метром выбираясь из Парадокса. По характеру движения было совершенно очевидно, что на другом его конце отсутствует какая-либо ощутимая масса.

Ханс Ребка остался внутри Парадокса, и, похоже, на сей раз он засел основательно.

Разработчики позаботились еще об одном преимуществе Ввккталли, которое в свое время наверняка казалось им значительным: они были убеждены, что мыслительные процессы вживленного компьютера организованы гораздо лучше человеческих.

И на то были основания. Схемотехника Ввккталли позволяла работать с аттосекундной тактовой частотой и могла производить миллиард миллиардов вычислений в секунду. Он сортировал информацию в миллиард раз быстрее человека. Что-то узнав однажды, он никогда этого уже не забывал. Мышление его было чисто логическим – без эмоций или предвзятости. И такая вот информация, помещенная в банк памяти Ввкк электронщиками, придавала ему грандиозную уверенность в себе. Он знал, что совершеннее любого органического мозга.

А у Ханса Ребки мозг органический.

Следовательно…

Все это пронеслось в электронной голове Ввккталли менее чем за микросекунду. Еще микросекунда потребовалась ему, чтобы сформулировать послание, описывающее полную последовательность событий со времени их прибытия на Парадокс. Он вернулся на корабль, тут же "скинул" послание в блок связи и набрал координаты Врат Стражника для передачи информации в Бозе-сеть. Как только сообщение было отправлено, он проверил узловые задержки. Сигнал дойдет до Врат Стражника через четыре или пять дней. Дари Лэнг или Квинтус Блум, ответив на это послание или же вылетев на Парадокс, дадут о себе знать не ранее чем через десять дней.

Десять дней. Этого времени вполне достаточно, чтобы истощились запасы воздуха в скафандре Ханса Ребки, но совершенно не хватит, чтобы человеческий мозг мог как следует все обдумать.

Но десять дней – это почти триллион триллионов аттосекунд. Мощный мозг вживленного компьютера за это время вполне способен проанализировать любую ситуацию и решить любую мыслимую проблему.

Талли подождал подтверждения, что его послание благополучно достигло первой точки Бозе-переброски. Он включил автопилот, чтобы корабль завис ровно в пятнадцати метрах от поверхности Парадокса. Затем зажег корабельный маяк, дабы любой приблизившийся к артефакту, мог попасть на борт.

Наконец он вышел наружу и развернулся лицом к Парадоксу.

Ввккталли спешит на помощь!

Он перевел свой внутренний тактовый генератор в турборежим, установил на скафандре максимальную тягу и ринулся прямо в таинственную радужную оболочку артефакта.

Почему – Лабиринт?

Почему не Сверло, или Морская Раковина, или Рог Изобилия? Вращавшийся в открытом пространстве в ста километрах от "Миозотиса" артефакт весьма походил на все эти предметы. По первому впечатлению, сложившемуся у Дари при взгляде на это крошечное серебристое с черным вращающееся острие, ей казалось, что оно просверливает себе дорогу сверху вниз. Более тщательное изучение показало, что Лабиринт неподвижен по отношению к окружающим звездам. Эффект спуска создавала форма Лабиринта – заостренная перекрученная труба, которая за пять полных оборотов нисходит спиралью от тупого верха до посверкивающего нижнего конца. Воображение трансформировало эту форму в отполированную раковину гигантской космической улитки длиной в сорок километров. По мере вращения Лабиринта в самой широкой его части возникали и пропадали расположенные по периметру круглые отверстия.

Или, согласно Квинтусу Блуму, по мере кажущегося вращения. Дари перескакивала глазами от артефакта к запискам и обратно. Любой внешний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что Лабиринт представляет собой единую трехмерную спираль, равномерно сужающуюся сверху вниз и вращающуюся в пространстве вокруг своей центральной оси. Возникающие и пропадающие отверстия на верхнем краю только подтверждали очевидное. Очевидное – и неверное, согласно Блуму. Лабиринт не вращался. Частота лазерного излучения, отраженного от противоположных краев объекта, не менялась. Отверстия наверху перемещались вдоль периметра, в то время как сам периметр оставался неподвижным.