Он встал и подошел к другому краю стола, чтобы сесть на край.
— Катарина...
В ее голове возник образ. Он мог так легко наклониться вперед и взять ее горло в свои руки за то, что она знает его секрет.
— Хочешь посмотреть, что от него осталось?
Тридцать шесть
Веришь ли ты в рай и ад, Лука?
Звук открывающейся холодной металлической двери преследовал ее в кошмарах, а когда свет проник в эту грязную комнату, она видела тело, которое полулежало в тени.
Это было почти безжизненное, мутировавшее, тощее тело, которое жило только потому, что так захотел его похититель, держа его на краю смерти, который находился на полпути в этом живом мире, а на другом - в самом аду.
Образ, представший перед ней, будет преследовать ее до самой смерти, поскольку то, что она видела, не должно было существовать даже в гребаных кошмарах.
— Ангел уже видел его? — спросила она, не переступая порога.
— Да. — Он подтвердил то, что она подумала. — Он попросил меня сохранить ему жизнь, пока его братья не увидят его.
Она оторвала взгляд от тела, чтобы посмотреть на него.
— Ты можешь думать, что заслуживаешь быть тем, кто убьет его, но это не так.
— А кто, по-твоему, заслуживает?
Ее взгляд вернулся к телу.
— Это решать Матиасу и Доминику.
Лука никогда бы не дал ей такого обещания, но, по крайней мере, он его услышал.
— Однако Кассиус... ты не можешь позволить Кассиусу узнать, что он здесь... —У всех у них в жилах течет дьявольская кровь, но Кассиус был настоящим отродьем дьявола. — Потому что я не знаю, что он сделает, если увидит его таким.
На этот раз он кивнул головой, похоже, давая ей по крайней мере такое обещание.
Было слышно, как зашевелились кандалы, приковывающие его к комнате, когда он начал просыпаться.
— Ты веришь в рай и ад, Лука?
Он задумался на мгновение, прежде чем честно ответить ей:
— Я уже не уверен.
— Они существуют. — Она смотрела, как бедная душа забилась глубоко в тень, пока не стало слышно только бряцание цепей от его страха. — Ад существовал в доме, в котором я выросла, но теперь ты заставил его существовать здесь
Лука улыбнулся.
— А Рай?
— Рай существует. — Бросив последний взгляд, она положила руку на холодную дверь и начала закрывать ее. — Но такие, как мы, никогда его не увидят.
— Ты не хотела подойти ближе, чтобы он мог увидеть тебя, а ты могла бы поговорить с ним?
...Кэт была в своей спальне в подвале, когда услышала, как открылась дверь и по ступенькам спускаются ноги. Она мгновенно встала с кровати, увидев лицо брата. В глубине души она понимала, что что-то очень плохо.
Доминик обхватил ее руками, притянув к себе и крепко обняв. Она впервые видела его плачущим, когда он произнес слова, которые она никогда не забудет.
— Он умер. Он наконец-то умер.
Она обхватила его руками, с силой прижимаясь к нему, когда ее собственные слезы начали падать. Они стояли вместе и плакали целую вечность, которая по сравнению с той вечностью, которую им пришлось провести с отцом, казалась просто вечностью.
Слезы брата и сестры были не о потере, они были... о свободе.....
...Кэт ушла от этой двери и никогда не оглядывалась назад.
— Я бы не доставила ему этого гребаного удовольствия…
...Доминик взял ее за руку и повел вверх по ступенькам, по которым ей больше никогда не придется спускаться. Груз отца покинул их, как только она закрыла дверь в подвал.
Проведя ее по коридору, он открыл дверь своей спальни, и они оба впервые сели на его кровать.
— Теперь ты можешь занять мою комнату. Если тебе что-то нужно из твоей, мы можем принести это…
— Нет, — резко остановила она его, прежде чем смягчить голос и вытереть еще несколько слез. — Мне не нужно ничего из того, что было там, здесь.
Понимая, Доминик кивнул.
Они долго сидели в тишине, казалось, все еще оцепенев от новостей.
— Что мне теперь делать? — спросила она, не зная, как жить дальше. Это было то, чего у нее никогда не было раньше. — Я даже не знаю, кто я.
Его ореховые глаза смотрели в ее, желая, чтобы она что-то поняла.
— Ты можешь быть и делать все, что захочешь, Катарина.
Кэт опустила взгляд на себя, ее палец перехватил клок ее бледных светлых волос. — Можно мне покрасить волосы?
Ее брат рассмеялся, положив руку ей на плечо, чтобы притянуть ее к себе.
— Да, если ты хочешь.
— В какой цвет, по-твоему, я должна их покрасить? — спросила она, улыбаясь впервые за, казалось, целую вечность.
— Хм… — Доминик задумался на мгновение, глядя на нее сверху вниз. — Ты мне всегда нравилась в розовом.
Тридцать семь
Почему ты не можешь просто трахнуть меня?
Катарина спускалась по ступенькам с волосами, еще влажными от душа, который ей пришлось принять, как только она вернулась домой. Когда она вернулась, Драго оставил ее в покое, инстинктивно понимая, что ей это нужно, но, увидев его на кухне, заканчивающего принимать протеиновый коктейль, она направилась к нему.
В том, как он стоял там один, было что-то такое, от чего у нее защемило в груди. Подойдя к нему сзади, она заколебалась, прежде чем нарушить атмосферу замкнутости, которая была его неотъемлемой частью. То, что он не обернулся при ее приближении, говорило о том, что он начал доверять ей. Драго не позволял никому подходить к себе сзади; казалось, он всегда был готов к тому, что кто-то может наставить на него пистолет.
Обняв его за талию, она не почувствовала ни унции жира под дорогим материалом его рубашки, когда прижалась щекой к спинке его пиджака. Она ожидала, что он отпрянет от ее прикосновения, но он не отпрянул.
Драго сжал руку на ее запястье и притянул ее к себе. Пламя в его глазах подчеркивало оттенок красного, дремавшего в их глубине: — Ты в порядке, Китти Кэт?
— Да. — Ей просто нужно было почувствовать что-то хорошее.
— Что случилось с розовым цветом? — спросил он, поднимая густую прядь волос, которые больше не были бледно-розового оттенка, который он всегда видел, но теперь были бледно-блондинистыми.
В последнее время она не пользовалась розовым кондиционером в душе, который помогал сохранить этот цвет. Не видя ни одной девушки Карузо, которая выглядела бы и одевалась так же, как она, она начала больше стесняться своего внешнего вида.
— Я подумала, что так тебе больше нравится.
— Мне нравится блондинка. — Он отбросил прядь волос, затем наклонился к ее губам. — Но мне очень нравится розовый.
Кэт улыбнулась, чувствуя, как возбуждение разливается по венам от близости с ним. Она потянулась вверх. Это был первый раз, когда она искала его губы своими.
Он позволил их поцелую продлиться всего несколько секунд, прежде чем его рот перешел к основанию ее горла. Его язык закрутился в такт пульсу, который учащенно бился от приятных ощущений.
Она быстро поняла, что Драго не нужно использовать оружие против своих врагов; его язык был его настоящим оружием. Она почувствовала, как его руки скользнули вниз, прямо под ее задницу, и обхватила его ногами, когда ее резко подняли в воздух и отнесли на диван, а затем осторожно уложили.
Кэт было все равно, что он хочет сделать с ней дальше, главное, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы снять жжение, которое начинало болеть между ног. Ее дьявольские глаза смотрели в его, и это было самое эротичное, что она когда-либо испытывала, когда он стягивал с нее шорты и трусики.
Прикусив нижнюю губу, она лишь на секунду закрыла глаза, когда воздух покинул ее легкие от неожиданности, когда тепло прижалось к ее клитору. Испугавшись, она посмотрела вниз и увидела, что глаза Драго следят за выражением ее лица, продолжая сосать. Ей казалось, что она должна чувствовать себя немного смущенной тем, что мужчина впервые оказался у нее между ног, но это было не так. Наоборот, то, что она позволяла делать Драго, только наполняло ее еще большим удовольствием, от которого, как ей казалось, она не могла избавиться, в то время как ее тело умоляло о большем.