Annotation
Днем и ночью охраняют государственную границу СССР воины в зеленых фуражках. И им всегда готовы прийти на помощь простые советские люди. Потому что есть у советских людей, живущих рядом с границей, чувство высокой ответственности и неусыпной бдительности, и ни одному подозрительному чужаку, появившемуся близ границы, не укрыться от их внимательных глаз. Вот почему жителей приграничной полосы порой уважительно называют солдатами. Солдатами второй линии...
А. Исаев
Солдаты второй линии
Ночной попутчик
Мальчик-с-пальчик
Зажигание
Глубокая граница
А. Исаев
Н. Коротеев
Солдаты второй линии
Солдаты второй линии
— Салям, Абдулла!
— Привет, Ванюша!
Старик в полосатом ватном халате и тюбетейке протянул руку русому парню, выглянувшему из кабины самосвала. Сухой, жилистый, с лицом, прокаленным солнцем, Абдулла воспринимался, как деталь окружавшего его пейзажа. Шоферы, подъезжавшие к переправе по нескольку раз в день, удивились бы отсутствию Абдуллы больше, чем если бы увидели, что высохла река.
Паром был старый. Его много раз собирались сменить, но отделывались капитальным ремонтом, и древняя посудина снова и снова честно перевозила равнодушные машины и надменных верблюдов, скептически шевеливших губами; людей со всеми их горестями и радостями, с которыми они не расстаются даже при переправах через моря и реки. Горести и радости у людей были разные, как разными были и они сами. И всех этих людей Абдулла знал, знал отцов детей, детей, ставших отцами, внуков когда-то живших дедов, потому что люди в горах живут долго и помнят очень многое. Многое — значит и хорошее, и плохое.
Люди любят жизнь, поэтому они дольше помнят хорошее. Плохое они стараются убрать, как камень с дороги. Это не значит, что плохое уходит из их памяти. Камень, скинутый с дороги, остается камнем. Плохо, когда его кладут за пазуху.
Люди говорили, а иногда они и зря говорят, что в прошлом когда-то, давно-давно, Абдулла был контрабандистом. Когда это занятие стало слишком трудным и опасным, Абдулла оставил его. Не из трусости, из трезвой сообразительности. Потом он женился.
Теперь у его домика на берегу реки, очень бурной и очень мутной, едва поросшей камышом вдоль кромки береговой отмели, бегали четверо озорных ребятишек, которым жена Абдуллы едва успевала давать шлепки. Удивительно, как у нее к вечеру не болели руки! Остальные четверо детей Абдуллы не жили дома. Двое учились в школе-интернате, а двое работали в городе.
Абдулла был уважаемым человеком, молодые звали его аксакалом — белобородым, хотя в бороде паромщика черных волос было больше. Но мудрость не всегда приходит с сединой. Народ это тоже знает. Поэтому и считалось почетным, если Абдулла пригласит кого выпить чаю. Большой чайник висел над таганцом, и около него на деревянном помосте всегда можно было скоротать время, ожидая парома. Однако оказать гостеприимство далеко не значит позвать в гости.
А гости бывают званые и незваные, нежданные и нежеланные. Человек может лишь догадываться о помыслах других людей. Когда они добрые — это совсем не страшно. Даже приятно. Мало что можно сравнить с нежданной радостью. Но плохо, если помыслы чужих людей черны, как облачная ночь в горах. Хуже всего, что узнают об этом, когда зло свершилось или уже нависло грозовой тучей. Тогда нужно иметь могучую душу и твердое сердце и встретить беду мужественно, как подобает честному человеку.
Тот вечер был тих и ясен. Ослепительные горные вершины розовели особенно ярко на чистом синем небе. Потом они стали пунцовыми, а в ущелье спустились сумерки. Когда погасли снежные пики, звезды уже сияли. С угаснувшим последним лучом небо приобрело глубину. Немигающие искры звезд уже не казались шляпками гвоздей, вбитых в свод.
Такое небо бывает после бури. А в предыдущую ночь погода разошлась вовсю. Лил дождь, и от грома содрогались горы.
Но река вздулась от прошедшего в верховьях ливня только к вечеру. Она затопила камыши. Они потянулись за течением точно водоросли.
Ночью паром обычно не работал. Машины, шедшие на строительство, заканчивали рейсы в шесть-семь часов. На переправе наступало затишье.
Абдулла ушел в дом.
Болел младший сын, и жена задержалась с ужином.
За еду сели поздно. Огромная керосиновая лампа-молния, подаренная за ненадобностью редким по доброте старшиной заставы, светила ярко.
В дверь осторожно постучали: трижды и еще два раза пореже.
Абдулла вскинул брови.
Порой прошлое приходит самым невероятном образом: полузабытым запахом цветов, пожелтевшим листком письма, отрывком мелодии. На этот раз — стуком. Так мог стучать только тот, кто пришел из прошлого.
Жена поднялась было, чтобы открыть. Она привыкла к нежданным гостям. Мало ли кто заночует у переправы.
Абдулла остановил ее. Он поднялся с ковра и сам открыл дверь.
— Салям, Абдулла, — послышалось со двора.
— Алейкум салям... Входите...
— Не узнаешь?
— Я смотрю со света, а вы из темноты.
— У тебя гости?
— Нет. Только домашние.
— А плов?
— Я ужинаю.
— Один?
— С семьей.
— Богато живешь.
Помедлив еще мгновение, человек вошел боком, словно, приоткрой он дверь на ладонь шире — и весь свет увидит, кто вошел.
— Богато живешь, — еще раз повторил пришелец, оглядев комнату. — Конечно, старые сбережения...
— Проходи, Керим. Гостем будешь. Садись.
Гость сел и жадно принялся за еду.
— Издалека? — спросил Абдулла.
— Как тебе сказать... Мой дом можно увидеть, если подняться на южный склон этой горы, — сказал Керим, протянув пиалу за новой порцией плова.
— Понятно.
Они долго разговаривали.
— Не пойму только одного. Я всегда был бережливее тебя. И денег у меня тогда было больше. Я же тебе их платил. И вот...
— Плохо тебе живется, Керим?
— Мне? Ты, наверное, видел самый высокий и самый красивый дом там.
— Разве ты наместник?
— Нет, но мой дом рядом. Вот я и пришел напомнить тебе о нашей прежней жизни. Вспомнил тебя, как друга.
Абдулла молчал.
— Ты неплохо живешь. Но можешь еще лучше. И делать для этого ничего не нужно. Ты же знаешь, что молчание самая дорогая вещь.
— Я знаю даже, что оно самая дешевая, — сказал Абдулла и показал глазами на рукоятку пистолета, вылезшую из-за полы халата гостя.
Керим тихонько засмеялся:
— Ты же всегда был умным человеком, Абдулла. Но я не привык говорить о делах в присутствии женщины.
— Хорошо, — сказал Абдулла.
Жена вышла.
— Я вижу, ты не очень рад мне, — сказал Керим, опершись локтями о колени. — Но прошлое — камень на шее. И если подтолкнуть человека с таким камнем, он вряд ли выживет.
— Знаю.
— Все твое благополучие — дом, если я попадусь куда-нибудь...
— Знаю.
— Ты умный человек, Абдулла.
— Знаю.
— Значит, мы не будем ссориться?
— Нет.
— Хорошо.
— Ты один, Керим?
— Как тебе сказать...
— В твои годы, наверное, не легко идти под водой с тростником в зубах, держа в руках камень, чтобы не всплыть...
— Благодарение Аллаху за вчерашнюю ночь, — вздохнул Керим.
Потом он достал склянку с гашишем. Протянул Абдулле.
— Благодарю, — сказал Абдулла, — когда придут остальные?
— Вовремя. Они придут, если я им подам знак.
— Сегодня? — спросил Абдулла.
— Ты дрожишь, как осел перед седлом.
— Я хочу, чтобы вы скорее ушли.
Керим улыбнулся. И по-хозяйски растянулся на ковре.
— Скажи женщине, чтобы подала чаю.
