— У, суки! — выкрикнул благонравный храмовый десятник и выхватил обитую медью дубинку.

На шум выбежала Злата, впуская в зал пронзительный аромат с кухни.

— Боже мой, только не здесь, не в «Туманном острове». Никаких драк! Это место для отдыха, господа!

Но было уже поздно.

Два блюстителя порядка кинулись на близнеца. Последний, доказывая, что его мышцы не только эффектны, но ещё и эффективны, ловко увернулся, в полуобороте треснул нападающих по голове. И ещё, и ещё. Устоявшего пнул в живот, чтоб прилёг. Злата закричала. Жрицы милосердия спокойно поднялись. Две отвели хозяйку подальше от мордобоя, за ними пошёл тощий близнец; оставшиеся две припали, словно пчёлки за нектаром, к побитым храмовым полицейским.

В это время мускулистый отправил в царство сна ещё одного несчастного. Эльфийка, стоило к ней подойти двум полицейским с дубинками, выкрикнула фразу на незнакомом языке. Стол — слава богу, без яств — дёрнулся, как живой, и со всей силы приложился об одного. Второй успел отпрыгнуть, замахнулся. Но тут вмешался Бай. Зная, что мало кто такой же крепкий, как он сам, как можно мягче оттолкнул полицейского, буквально щёлкнул. Беднягу отбросило в стену, он упал на лавку, скатился на пол. Тролль поморщился, глянул на спасённую эльфийку. Та даже не поблагодарила, лишь посмотрела с презрением. Бай же этого не заметил, его кровь кипела. Вот они — приключения, о которых он мечтал!

— Остановитесь! — молила Злата в стороне. — Хотя бы… никого не убивайте!

Из полицейских на ногах остался только десятник. Он всё никак не мог попасть по скачущему, аки акробат, близнецу. Последний, видимо, устав, заехал кулаком прямо в рыло, сильно и прицельно. Хрустнул нос, лопнули губы — и десятник в ту же секунду из головореза, по трактату Ибн Сина, превратился в торговца капустой. Поразительные метаморфозы. Пошатнулся, упал плашмя. Не приложился головой об пол только потому, что его поймали жрицы милосердия.

— Concussione*, — диагностировала одна из жриц.

— Полагаю, врождённое, — хмыкнул тощий близнец, подошёл к Злате, отстёгивая худосочный мешочек с деньгами, залился красноречием: — Милейшая хозяйка сего чудесного заведения, в качестве, так сказать, компенсации за порчу имущества и моральные тяготы, не примете ли эту скромную сумму?

Женщина отвесила ему пощёчину.

— Вполне… — сказал близнец, пошатнувшись, — рационально. Но деньги всё равно прошу принять.

Полицейские, окружённые заботой жриц милосердия, монотонно постанывали, уже начиная приходить в себя, неуклюже привставать. Нескольких, как и положено при concussione, вырвало.

— Всё хорошо? — смущённо спросил Бай у эльфийки.

— Прочь, животное! Дбалин, Филин, уходим.

Мускулистый, видимо, Филин, кивнул и направился к выходу. Тощий, видимо, Дбалин, обратился к Злате:

— Милейшая хозяйка, понимаю, вопрос прозвучит грубо, тем более после всего, что мы тут устроили, но не вынесет ли слуга наш заказ к лошадям? Мы сильно изголодались в пути.

На этот раз обошлось без пощёчины.

— Еду вынесет мой сын. А теперь уходите!

— Благодарю. У вас золотое сердце.

— И свора проблем.

— Вам оплатится. Мы не забудем доброты.

Вскоре Бай вынес торопливо собранную еду для продолжительных путешествий: голубиные пироги с плотной коркой, утопленные в жире соленья и мясо в горшках. Денег в мешочке Дбалина явно не хватало и на половину яств. Троица уже оседлала коней.

— Так вот кто сын. — Дбалин присвистнул.

За едой подъехал Филин, ему не пришлось наклоняться: на коне он был почти такого же роста, как Бай на своих двоих. Разве что чуть выше.

— А всё-таки это судьба. Братишка, позволишь?

Тощий близнец кивнул. Эльфийка, подогнав жеребца, зашипела:

— Не смейте!

— Мы едем к поселению у Очаровательной горы.

Эльфийка яростно рыкнула, некрасиво скривив красивое лицо, и пустила коня галопом, распугав оставленных у «Туманного острова» лошадей полицейских. Филин проводил её взглядом, улыбнулся Баю:

— Понравился ты, вот и психует, словно ребёнок. Как звать хоть?

— Бай.

— Так вот, Бай, повторяю, едем мы к Очаровательной горе. Знаешь, где она стоит, так? Если хочешь приключений и сокровищ, то езжай за нами по лесным тропкам у тракта. Если не хочешь, то… твои проблемы. Подумай. Вечером и ночью шанс нагнать будет, а вот потом — вряд ли. Прощай, Бай. А может, до встречи!

***

— Да будет ведомо вам, любезная девица, что я не сэр Ланселот, мне далеко до его доблести. Но все в воле Божией; Господь Бог может еще сделать меня столь же славным рыцарем, как и сэр Ланселот.

— В таком случае, любезный рыцарь, подымите ваше забрало.

Огонь жирника дрожал из-за сквозняка, проникавшего сквозь ставни. Жуткие тени скакали по сараю, от дыхания сопящего Дестриэ поднимался пар. Бай перелистнул хрустящую страницу.

Когда же она увидела его лицо, то нашла, что красивее не случалось ей видеть мужского лица и рыцаря любезнее она не встречала.

Бай представил, в какое бы оцепенение впала дама, увидь она его рыло. Все рыцари прекрасные, утончённые… прям как тот Ланселот. Но что делать в этом случае троллю? Никогда не поднимать забрало? В детстве (но будучи выше всех взрослых) Бай часто бегал с ведром на голове, воображая себя рыцарем в шлеме. Забава окончилась тем, что он наступил на курицу. Мать смеялась. Ужин был сытным. Вот только игры после этого прекратились.

Историю о сэре Тристраме не дочитал. Пальцами затушил фитиль жирника и лёг на сено, не укрываясь. Хоть и сквозило, Бай не чувствовал холода, ведь был он… троллем. Стоит отметить, что цивилизованным, по сравнению с собратьями. Но всё равно троллем. И судьба его — оставаться вечным чучелом при «Туманном острове», обузой матери. А ещё никогда не познать искренней любви. Бай заворочался. С искренней любовью возникали проблемы даже в теории, потому что он никак не мог понять, кого любит больше: прелестных дам или омерзительных троллих. Первые завораживали, а вторые казались более… приемлемыми. Вот только смысл думать о несбыточном? Любовь прекрасной дамы даже в мечтах звучит безумно, а разумных троллих, скорее всего, вообще не существует, ведь Бай в каком-то смысле уникален.

Дестриэ протяжно всхрапнул, дёрнулся во сне, заржал, вскакивая. Глаза шальные, дикий оскал. Бай засмеялся. Пони не раз снились тревожные сны. Мало скачет, всё больше сидит в сарае — вот и копится дурь. Дестриэ, словно в подтверждение мысли, толкнул ставни и высунул морду, чтоб поглядеть на ночные просторы.

А ведь есть возможность променять скучную жизнь на приключение. Днём, когда полицейские пришли в себя, Бай притворялся умалишённым, к счастью, бедолага, которого он щёлкнул, считал, что причиной полёта в стену была эльфийка. По словам матери, «чёртовы разбойники-изуверы» грозились в случае сопротивления сжечь постоялый двор, а всех слуг перерезать. В ложь поверили. О том, куда троица смылась, допрашивали одну лишь Злату, которая ничего про Очаровательную гору не знала, в чём смогла убедить разъярённого десятника слёзными мольбами и бесплатным обедом.

Только Бай знает, где искать странных близнецов и красавицу-эльфийку. Но воспользуется ли он этим знанием? Бросит ли дом и маму?

Дестриэ, словно читая мысли, повернул морду в сторону тролля, вопросительно заржал.

Рискнёт ли?

***

По лесным тропкам вёл Дбалин, как самый умный. Петлял, останавливался, менял направление, пускал коня в лесные прогалины, заводил в почти непроходимые дебри. В общем, уводил товарищей от предполагаемой погони так скрупулёзно, что потерялся сам, о чём признался сразу же. То есть после захода солнца. Филин в ответ лишь заржал, эльфийка, бывшая в последнее время мрачнее обычного, ругнулась.

— Амарилль, не порти личико языком. Тебе не идёт ругань.

Амарилль ругнулась ещё раз. Дбалин прервал её на полуслове: