Кузнецов и Боря были командирами взводов молодежной организации, Дюрреру легко удалось это осуществить. Диверсанты абвера больше не нужны, и, используя свои знакомства, он устроил им перевод в Гитлерюгенд. Солдат не хватало, а тут бойцы с таким опытом, да нас с руками оторвали. Меня, несмотря на возраст, а благодаря «заслугам», поставили на отделение в этом же подразделении. Мы даже честно пытались защищать столицу рейха от нашествия большевистских орд, посылая отряды добровольцев в окрестности столицы, где катком шли танки и самоходки нашей Красной армии. Мне не было жалко этих детей с промытыми мозгами, ведь как ни крути, а они сами шли в эту организацию, туда никого насильно не гнали. Гитлерюгенд, это организация добровольцев, как говорит их вождь – истинных патриотов Великой Германии. От той Германии остаются руины, а фанатики все еще пытаются сопротивляться. Мы не раз видели, как здесь, в Берлине, наскоро формировались роты и батальоны из простых горожан, тыловиков и прочих, далеких от службы на передовой людей и посылали их в горнило войны, на передовую, где наши доблестные военачальники, Жуков, Конев, Рокоссовский, упражнялись в скорости продвижения к логову врага. Сталин гнал их вперед по одной простой причине, союзнички рядом, а я успел через Кузнецова слить данные, что немцы готовятся лечь под Запад, чтобы избежать капитуляции. Сдаться коммунистам – страшный сон нациста.

Комната для приемов в бункере фюрера была большой, но все же не могла вместить всех желающих. Чтобы не обижать преданных ему людей, а таковыми были по сути простые дети, фюрер сократил количество охраны, на что мы и рассчитывали. В зале находилось «всего» восемь автоматчиков, зубров опытных, но цель у нас слишком заманчива, чтобы не попытаться рискнуть, к тому же на нашей стороне будут находящиеся рядом бойцы Гитлерюгенда, хоть сами они и не знали этого. Расчет был прост, охрана, увидев начавшуюся атаку с нашей стороны, должна решить, что это не бунт отдельных военных, а именно спланированная акция, и начнет противодействие, убивая всех подряд, тем самым давая нам время расправиться с ними. Да и не собирались мы вступать в активный бой, наша цель – верхушка рейха. Думаю, вряд ли кто-то откроет стрельбу в помещении с Гитлером, а уж когда возле горла вождя нации будет находиться отточенное лезвие кинжала Гитлерюгенда, тем более.

На входе мы все сдали огнестрельное оружие, даже прошли серьезный обыск, но церемониальные кинжалы нам оставили. Как так? Все просто, на них были красивые кожаные ленты, которыми переплетена рукоять, и из ножен их не достать. Быстро не достать. Их так же проверили люди из охраны бункера, но проверка свелась к тому, чтобы просто проверить извлекаемость из ножен. Кинжалы сидели крепко, но никто не обратил внимание на узлы, которыми были завязаны клинки, а те на деле распускались легким рывком.

Нас трое, расположились мы довольно далеко друг от друга, я находился на правом фланге, Боря, как самый опытный и умелый боец-рукопашник, по центру. На нем лежит захват Гитлера, и по нашему замыслу, после этого все должно закончиться. Не думаю, что охрана станет стрелять, когда фюрер окажется в заложниках. Но если мы просчитались, будет трудно.

Гитлер толкал речь, как и заметил выше, тихо и без особого желания, мы готовились, когда внезапно в наши планы вторглись особые обстоятельства. Дверь в комнату открылась, и внутрь прошли четыре человека. Я всех их прекрасно рассмотрел и узнал. Геббельс и Борман вошли первыми, за ними, абсолютно не глядя вокруг себя, просочился Шпеер, а вот последний вошедший был мне незнаком.

– Мы присоединяемся к поздравлениям, мой фюрер, – тут же скороговоркой выкрикнул главный агитатор рейха и вскинул руку в приветствии.

За ним все присутствующие были вынуждены сделать то же самое. Гитлер почти не отреагировал на это, лишь кивнул. Левая рука фюрера сильно тряслась, это было заметно, а правой он пытался ее сдерживать, выходило нелепо и плохо.

Вновь вошедшие встали так, что перекрыли Боре доступ к телу, то есть к Адольфу. Он был вынужден сместиться и встал ближе ко мне. Между мной и фюрером стояли два человека, мальчишки лет по пятнадцать, а времени почти не оставалось, я чувствовал, что все это действо должно вот-вот закончиться.

Распустив ремешок на ножнах, я начал медленно вытягивать острое лезвие, когда кинжал был готов к бою, фюрер неожиданно повернул голову и уставился прямо мне в глаза. Он ничего не говорил, лишь смотрел, прожигая своим взглядом во мне дырку. Фу ты, даже передернуло как-то, силен, черт, но уже поздно демонстрировать силу, ты проиграл.

– Слава великому фюреру германского народа! – закричал я, и все присутствующие мгновенно подхватили мой призыв, вскидывая руки в приветствии.

Больше медлить нельзя, поэтому, не задерживаясь на то, чтобы расчистить себе дорогу, грубо пихаю впереди стоящих и прорываюсь вперед. Краем глаза отслеживаю реакцию охраны и своих товарищей. Произошло все очень быстро, выстрелов так и не последовало, а вот результат был в нашу пользу. Точнее, половина результата, еще ведь и выйти как-то надо.

Острое лезвие кинжала остановилось возле горла фюрера, а я укрылся за его спиной, подтягивая его ближе к стене для прикрытия уже своей спины. Боря и Кузнецов тем временем действовали решительно и нагло. Несколько человек уже лежали на полу, а повсюду были видны брызги крови.

– Всем стоять, как стояли, одно движение, и я для начала выколю ему глаза, – все смотрели на фюрера, который, надо признать, не выглядел испугавшимся. – Прикажите охране бросить автоматы, немедленно, иначе эта минута будет последней в вашей жизни.

– Мне все равно конец, – внезапно произнес Гитлер, – да и вам всем тоже. Никто не выйдет из бункера после моей гибели.

– Это наша забота, повторяю, прикажите сложить оружие. Тут дети, ваши, немецкие дети, сжальтесь над ними, у них вся жизнь впереди. Вам зачтется.

– Делайте то, что он говорит, быстро.

Охрана смотрела на нас троих поочередно, не зная, как поступить. Кузнецов выступил вперед и по очереди обошел всех охранников, забирая стволы, а Борис контролировал вход. Взвился было Геббельс, но мужики этого ждали, я так думаю, и были готовы. Удар сверху кулачищем Бориса, и сладкоголосый пропагандист обмяк.

– Я бы и этого прибрал, эффект будет замечательный! – бросил я на русском. Тьфу ты, кажется, я уже на родном хуже говорю, чем на вражьем.

– И приберем, – кивнул Николай Иванович. – Эй, уважаемый! – а это он Шпееру. А что, главный архитектор рейха нам тоже подойдет.

По команде Кузнецова вся охрана и мальчишки Гитлерюгенда улеглись на пол. Если честно, мы не знали, что с ними делать, слишком много их.

– Коля, чего с ними? – я указал на проблему.

– Просто запрем здесь, видел, какие двери? – он ткнул пальцев в сторону выхода. – Хоть стреляй, никто не услышит.

– Нам еще выходить… – Проблема была очень серьезной, охраны в бункере очень много.

– Прорвемся, смотри, какие у нас пропуска! – кивнул в сторону пленников Борис.

Каждый из нас вооружился автоматом и собрал по нескольку магазинов с патронами, стрельбы, я думаю, не избежать, так что надо готовиться. Гранаты, патроны к пистолетам, как и сами пистолеты, все пихалось по карманам. Пленников связали и каждому подвесили гранату, на случай нашей смерти им тоже конец. Борис тащил на плече Геббельса, хорошо, что этот болтун был мелким, с меня ростом всего, я вел Шпеера, а Николай Иванович, думаю, он этого заслуживает больше всех, подталкивал Адольфа. Что удивило больше всего, так это реакция самого фюрера. Я-то был готов к истерике, крикам, брызгании слюной, а тут…

– Чего-то он уж больно спокоен, даже не верится, – шепнул мне на ухо Николай Иванович.

– Рассчитывает на охрану, скорее всего, – ответил я и взглянул на Шпеера. – Будет охрана стрелять? – спросил я, поймав взгляд архитектора.

– У них приказ охранять фюрера, – пожал плечами Альберт Шпеер. – При угрозе его жизни пойдут на всё.