Когда стаскивал с повозки раненых, один застонал, но глаза не открыл, поэтому я не стал приводить его в чувство, а просто сделал выстрел в грудь. Раненый даже не дернулся, и так, видимо, отходил уже, так что пулей больше, пулей меньше… Короче, сгрузил я всех, прибрав оружие, добив раненых, не забыл и сходил до дохлого Петро, у которого были две дырки в груди. Собрав все оружие, документы, съестного вот мало было, развернул сани и, устроившись как какой-нибудь завзятый крестьянин, «уговорил» лошадку двигаться. Эх и хорошо это, после такой дороги – вот так ехать в санях, на сене, сказка просто. У одного из бандитов я снял приличный на вид нож, промыв его прямо там самогоном, ну, воняло то пойло в бутылке именно как самогон, сейчас нарезал сало на куски потоньше. Попить бы еще… Сани были низкими, поэтому, свесив руку за борт, зачерпнул прямо на ходу снега и затолкал в рот, пытаясь утолить жажду. Чего-чего, а вот с водой у меня за эти дни проблем не было, снег-то лежит, пока еще не тает особо, хоть и осел немного.

Примерно через полкилометра поле заканчивалось, и дорога уходила в лес. Я еще там, на месте встречи с бандеровцами ее осмотрел, поэтому ехал и не парился. Под рукой лежит «папаша», два диска к нему, еще есть две винтовки Мосина, пистолет Маузера, снятый в самолете с лейтенанта «вальтер» и мой личный «люгер» в сумке. Оружия и патронов у меня на половину отделения хватит, вон, еще и гранаты есть, три штуки, немецкие. В случае чего даже из одного автомата я могу хорошо так вломить тому, кто решит напасть, так что особо не переживал, а лишь смотрел по сторонам и доедал нехитрую снедь.

Лес оказался совсем коротким, хоть и густым поначалу. Всего лишь через два часа неспешной езды впереди показался просвет, и лошадка вывезла меня прямо к деревне. Точнее, впереди виднелась возвышенность, на которой явно просматривались домишки. Интересно, а кто там обитает? По идее, бандеровцев там быть не должно, иначе зачем бы им с ранеными ехать в обратном направлении. Значит, скорее всего местные, а может быть и партизаны, которые и вломили этим ушлепкам.

Все оказалось чуть хуже. Местные в деревне были, всего десяток баб и пятеро малых детишек, занимающихся сбором трупов и наведением порядка в деревне. Ясно, суки эти здесь покуролесили, но кто-то ведь и их потрепал?

– Здравствуйте, уважаемые, – начал я разговор, остановившись возле одной из хат. Здесь суетились те самые женщины, поэтому я и не думал даже, куда мне двигаться. – У вас лошадку увели?

– Ты кто, парень? – с таким, блин, акцентом ответила одна из старых женщин, что у меня аж зубы заныли. Уж лучше бы, наверное, на суржике своем говорила, и то бы понятнее было.

– Прохожий, шел по полю, а тут в меня стрелять начали, ну, пришлось ответить, – спокойно, показывая уверенность, ответил я.

– Их четверо было, когда уезжали, двоих побитых они загрузили, один перевязан был, но ходил сам, а еще один целый, высокий такой, – вступила в разговор еще одна женщина, по моложе первой и говорила на русском, довольно хорошо.

– Грабили? – решил уточнил я. – Нет их больше, в поле остались, в снегу лежат.

– Если бы просто грабили, – многозначительно покачала головой женщина. – Ты из отряда?

– Можно и так сказать, только давно там не был, в Ровно находился. – А чего от них скрывать? Мне же все равно надо обозначить свою позицию, иначе хрен они мне чего расскажут.

– Далеко, от Ровно до нас больше пятидесяти верст, напрямки, но так можно только зимой, летом и того больше, дороги прямой нет. У нас ребята были как раз, шли куда-то в сторону города, вроде как самолет какой-то искали, точно не скажу. А тут эти появились, их ведь много было, бой был, но наших всего четверо, мало. Побили они наших, но и сами еле ушли, вон трупы их дружков лежат за хатой, оттащили туда, мы сжечь их хотели, да вонять, наверное, будут.

– Партизан всех побили?

– Да, жалко ребят, все погибли, – грустно покачала головой женщина. – Ты сам-то куда?

– Мне отряд найти надо, любой, скорее всего, меня искали, это я в самолете летел, сбили его. Третьи сутки по лесам иду, да вот нарвался на этих уродов, что у вас были.

– Те, что живые остались, тоже спросили, не появлялся ли кто в последнее время чужой, но мы не поняли, о ком они.

– Ищут, значит, – задумчиво проговорил я себе под нос, – хреново.

– Отряд не найти, ушли все, далеко теперь. Тут облава была серьезная, с месяц примерно, немцы много солдат нагнали, вот наши и ушли. Но ты можешь подождать, раз в неделю обязательно кто-нибудь появляется, или в отряд идут, или наоборот, так и свидитесь.

А что, торопиться мне особо и некуда, поживу в деревне недельку, ну, или две, как пойдет. С едой, думаю, здесь лучше будет, чем в зимнем лесу, да помогу бабам по хозяйству, не все же воевать. Да и устал я, в отпуск хочу! Шутка такая, не смешная.

И я остался. Женщины были рады, хоть и не совсем с виду мужик, все же мальчишка еще, но уже не ребенок. Первым делом вывез все трупы бандитов из деревни и сжег, чтобы поблизости не воняли. Для наших четверых партизан женщины вырыли за деревней могилку, похоронили мы их. Разобрался с трофеями, было их густо, только от партизан осталось сразу три немецких автомата и одна винтовка Мосина. У бандеровцев много гранат собрал, да еще винтовки и два ППШ. Смешно блин, у наших партизан немецкие автоматы, а у фашистских прихвостней наши, советские стволы, парадокс. Прибарахлился знатно, обжил один чердачок, с которого вся деревня как на ладони, да и занялся по хозяйству. Бабы были благодарными, помогал я всем и много. Скотины не было, ухаживать не за кем, но у одной труба покосилась и дым в дом валил на чердаке, у другой окна были побиты, вставлял стекла, вынимая из тех домов, хозяев которых не было в живых. На второй день, выяснив, что жрать тут людям почти нечего, пошел в лес. Точнее, сел в засаду на краю леса и полдня ждал. Я еще когда по полю пробирался, перед самой стычкой с бандитами, обратил внимание, что вокруг много следов животных, вот и решил поохотиться. Только после обеда сначала услышал, как оставленная мной в лесу лошадка захрюкала, даже подумал, что не волки ли рядом, а затем, метрах в ста от себя увидел стайку кабанов. Две упитанные туши шествовали впереди, а за ними семенили три поросенка. Думать не стал, завалил с четырех выстрелов обоих взрослых, наверное, папу с мамой, и побежал за лошадью. Подогнав сани к добыче, с удивлением обнаружил сидевших рядом с трупами маленьких кабанят.

– Звиняйте, детки, так вышло, бегите в лес, вы уже не грудные, выживете! – выстрелил я у них над головами, пугая.

Послушались, словно и понимали русский язык, убежали, но всю дорогу оборачивались и повизгивали. Надо же, как люди, в самом деле, даже что-то кольнуло в груди. Война идет, людей стреляем как тараканов, а вот животных жалко…

На санях это не на себе тащить, но вот погрузить две туши было выше моих сил. Пришлось ехать в деревню, брать двух здоровых по виду женщин и возвращаться к месту охоты. Кабанчики никуда не делись, никто их не утащил, поэтому, выслушав от женщин тираду о своей сообразительности, привязали обе туши к саням и вернулись в деревню, таща мясо на буксире. Мог бы и сам догадаться, неуч.

Женщины были рады мясу, жаловались, что соли нет совсем, то, что прятали от немчуры, почти закончилось, но я, когда трупы чистил, нашел аж три солонки, на деревню мало, конечно, но уже хлеб. Точнее, соль. Оставив женщинам мясо, они всей деревней принялись разделывать туши прямо на улице, поехал так же на санях в другую сторону, может, еще кого подстрелю, мяса много не бывает, сохранят на ледниках, наверное, правда, проблема соли стоит на первом месте.

Просидев несколько часов в «засаде» и даже не увидев ни одной животины, вернулся назад. А там уже вовсю готовили угощение, или, если точнее, еду. Женщины разошлись по-крупному, тут тебе и первое, и второе, обещали уже через часок пригласить к столу.

– Как же ты такой молоденький на войне-то оказался? – за ужином разговор был тяжелый.