Очевидное отчаяние и беспомощность Хога в сочетании с благоприятным впечатлением от его квартиры вызвали у Синтии прилив сочувствия, которое накануне вечером она сочла бы попросту невозможным. Она наклонилась к нему:

– Стоит ли так отчаиваться, мистер Хог? Ведь у вас нет причин считать, что вы совершили нечто, чего следовало бы бояться… Или есть?

– Нет. В самом деле нет. Ничего, кроме непреодолимой тревоги.

– Но почему?

– Миссис Рэндалл, вам никогда не доводилось слышать за спиной непонятный шум и бояться обернуться? Вам никогда не приходилось просыпаться среди ночи и бояться открыть глаза, чтобы выяснить, что именно вас разбудило? Некоторые из злых снов становятся явью лишь тогда, когда их наличие признают и встречаются с ними лицом к лицу. Я не в силах встретить это зло лицом к лицу, – прошептал он. – Думал – смогу, но ошибался.

– Да будет вам, – ободряюще сказала Синтия, – реальность никогда не бывает такой жуткой, как наши страхи…

– С чего вы взяли? Почему она не бывает хуже?

– Господи, да просто потому, что так оно и есть. – Она замолчала, внезапно осознав, что ее оптимизм ничем не обоснован, что именно так взрослые обычно успокаивают детей. Она вспомнила мать, отправленную в больницу якобы с аппендицитом, который ее знакомые и любящие домочадцы между собой считали просто ипохондрией, и потом умершую там от рака.

Нет, действительность очень часто оказывалась куда хуже, чем любые самые лютые страхи.

И все же она не могла с ним согласиться.

– Допустим, мы будем рассматривать это в самом худшем свете, – предложила Синтия. – Допустим, вы и в самом деле во время своих провалов в памяти совершили какое-то преступление. Все равно ни один суд в Штатах не признает вас ответственным за ваши действия.

Хог бросил на нее безумный взгляд.

– Да-да, возможно, меня и не посадят. А знаете, что со мной сделают? Ведь знаете, не так ли? Вы хоть представляете себе, что делают с преступниками, признанными невменяемыми?

– Конечно, знаю, – ответила она. – Они получают то же лечение, что и другие невменяемые пациенты. Их ни в коей мере не дискриминируют. Поверьте, я знаю, я вела расследование в больнице штата.

– Допустим, что так… но ведь вы смотрели на это со стороны. А вам никогда не приходилось задумываться, как это выглядит изнутри? Вас когда-нибудь заворачивали в мокрую простыню? А санитары вас когда-нибудь укладывали в постель? Или заставляли насильно есть? Знаете, каково это, когда при малейшем вашем движении в двери поворачивается ключ? И что такое полное отсутствие уединения, когда вы так в нем нуждаетесь?

Хог встал и принялся прохаживаться по комнате.

– Но это еще не самое худшее. Худшее – это другие пациенты. Неужели вы думаете, что человек, пусть даже его сознание играет с ним разные шутки, не понимает, что другие – безумны? Некоторые из них постоянно пускают слюни, другие совершают такое, о чем даже страшно и говорить. И они говорят, говорят, говорят. Можете себе представить, что вы лежите в постели, затянутый в простыню, а существо на соседней кровати беспрестанно повторяет: «Птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела…»?

– Мистер Хог! – Рэндалл встал и взял его за руку. – Мистер Хог, держите себя в руках! Нельзя же так, в самом деле!

Хог замолчал. Он перевел взгляд с мужчины на женщину, и наконец удивление на его лице сменилось выражением стыда.

– Я… простите, миссис Рэндалл, – пробормотал он. – Похоже, я забылся. Сегодня я сам не свой. Вся эта нервотрепка…

– Все в порядке, мистер Хог, – холодно сказала Синтия. Но прежнее отвращение вернулось.

– Нет, не все в порядке, – вмешался Рэндалл. – По-моему, пришло время прояснить некоторые вещи. Происходит много такого, чего я не понимаю, и вы, мистер Хог, должны дать мне несколько простых и ясных ответов.

Коротышка явно был растерян.

– Само собой, мистер Рэндалл, если только смогу. Или вы считаете, что я не был с вами откровенен?

– Да, считаю. Во-первых, где вы лежали в больнице в качестве невменяемого преступника?

– Никогда не лежал. Во всяком случае, думаю, что никогда не лежал. Я такого не помню.

– А к чему тогда вся эта болтовня, которой вы нас пичкали последние пять минут? Вы что же – все это придумали?

– О нет! Это… это было… я имел в виду Сент-Джордж. Это не имеет ничего общего с подобными… заведениями.

– Значит, говорите, Сент-Джордж, да? Ну, к этому мы еще вернемся. Мистер Хог, расскажите мне, что случилось вчера.

– Вчера? Днем? Но, мистер Рэндалл, вы же знаете! Я не могу рассказать о том, что было со мной днем.

– А я думаю, можете. Кругом творится что-то непонятное, и в центре всего этого – вы. Когда вы остановили меня у входа в здание «Акме»… что вы мне сказали?

– Какого еще здания «Акме»? Я ничего о нем не знаю. Я там был?

– Вы чертовски правы. Вы были там и сыграли со мной какую-то дурацкую шутку: то ли одурманили меня, то ли загипнотизировали, то ли сделали еще что-то. Зачем?

Хог перевел взгляд с невозмутимого лица Рэндалла на его жену. Но ее лицо хранило абсолютно бесстрастное выражение. Это было не ее дело. Он снова повернулся к Рэндаллу:

– Мистер Рэндалл, поверьте, я совершенно не представляю, о чем вы говорите. Может, я и был у здания «Акме». Но если я и был там и что-то с вами сделал, я ничего об этом не знаю.

Это было сказано столь грустным голосом и настолько искренне, что Рэндалл заколебался. И все же… черт возьми, кто-то же водит его за нос. Он решил изменить подход.

– Мистер Хог, если вы со мной так откровенны, как уверяете, вы не будете возражать против того, что я собираюсь сделать. – Он вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар, открыл его и отполировал внутреннюю зеркальную поверхность крышки носовым платком.

– Ну вот, мистер Хог. Прошу вас.

– Чего вы от меня хотите?

– Мне нужны отпечатки ваших пальцев.

Хог явно удивился, пару раз нервно сглотнул и сдавленным голосом спросил:

– А зачем они вам?

– А почему бы и нет? Если вы ни в чем не виноваты, вам нечего бояться, верно?

– Вы собираетесь сдать меня полиции!

– У меня нет на то ни малейших оснований. У меня на вас ничего нет. Так что не сопротивляйтесь.

– Нет!

Рэндалл встал, приблизился к Хогу и нагнулся над ним.

– А как вам понравится, если я сломаю вам обе руки? – с угрозой в голосе спросил он.

Хог испуганно взглянул на него, но рук для снятия отпечатков не протянул. Он крепко прижал ладони к груди, отвернулся и съежился.

Рэндалл почувствовал, что его тянут за руку.

– Ну, будет, Тедди. Пошли отсюда.

Хог поднял глаза:

– Да, убирайтесь. И чтобы я вас больше не видел.

– Пошли, Тедди.

– Минуточку. Мы еще не закончили, мистер Хог!

Хог с усилием поднял на него глаза.

– Мистер Хог, вы дважды упомянули больницу Сент-Джордж в качестве вашей alma mater. Я просто хочу, чтобы вы знали: мне известно, что такой больницы не существует!

И снова Хог был искренне удивлен.

– Ну конечно же, существует, – возразил он. – Ведь я пролежал там… По крайней мере мне говорили, что она называется именно так, – с сомнением добавил он.

– Уфф! – Рэндалл направился к выходу. – Пошли, Син.

Когда они оказались в лифте, Синтия повернулась к нему:

– Как ты мог так вести себя, Тедди?

– Потому что, – жестко ответил он, – в принципе я не против сопротивления, но терпеть не могу, когда меня подставляет мой собственный клиент. Он наговорил нам сорок бочек арестантов, всячески мешал, да еще и разыграл надо мной какой-то трюк у «Акме». Мне не нравится, когда клиент ведет себя таким образом. Я не настолько нуждаюсь в деньгах.

– Лично я, – вздохнула она, – с превеликим удовольствием вернула бы их ему. Но я рада, что все закончилось.

– Что значит «вернула бы»? Я вовсе не собираюсь возвращать ему деньги. Я намерен их отработать.