Другие европейские государства раннего Нового времени сталкивались с аналогичными проблемами, но российские способы управления и уголовного правосудия, как представляется, в меньшей степени опирались на открытое насилие. Это можно наблюдать во многих сферах. Одна из них - способность государства монополизировать средства насилия: в XV-XVI вв. московские правители систематически включали в состав великокняжеского войска ранее суверенных князей, местную элиту и их личные дружины. Лишенные суверенных прав, такие князья и элиты взамен получали социальный статус, земельные пожалования и другие блага. Получив хорошую компенсацию в условиях, когда других возможностей для получения прибыли было немного, российская элита примирилась со службой царю и была удивительно стабильна вплоть до XVIII века, причем эпизоды противостояния династии были поразительно редки.
Помимо монополизации средств насилия, московские великие князья (после 1547 г. - самозваные цари) тщательно осуждали частное насилие между отдельными лицами, родами и другими социальными группами: дуэли и вендетты были запрещены и жестоко карались. Вместо них государство предлагало возмещение ущерба в судебном порядке за оскорбление чести. Судиться с людьми всех социальных рангов могли все подданные царя - от высших церковных иерархов и светской элиты до крепостных и даже рабов. Оскорбления, как правило, носили словесный характер, иногда включали в себя оскорбления в виде сбивания женской шапки или дергания мужчины за бороду; нередко такие оскорбления сопровождались физическим насилием, но эти преступления рассматривались отдельно. Как правило, выигравшие тяжбу получали компенсацию в виде штрафа (его размер зависел от социального ранга оскорбленного) и удовлетворения от восстановления репутации. Когда в конце XVII века европейцы завезли дуэли, государство сразу же приняло жесткие меры, приравняв их к смертной казни. Петр I даже приказал не только казнить победившего дуэлянта через повешение, но и вздернуть труп его соперника.
В России сфера действия уголовного закона была заведомо узкой: это убийства и рецидивные кражи и грабежи, поджоги и другие тяжкие преступления, а также высокая политическая и религиозная преступность. Мелкие преступления, которые в некоторых современных европейских странах карались вплоть до смертной казни, в России оставались на усмотрение общин. Аналогичным образом, сфера влияния центральной власти была намеренно ограничена: она была сосредоточена на монополизации насилия, сборе ресурсов и исполнении уголовного законодательства. В остальном, будучи многонациональной евразийской "империей различий", центральная власть позволяла подвластным народам сохранять язык, религию, судебную систему, элиту и государственные службы в прежнем виде. Аналогичным образом, восточнославянское крестьянское большинство жило под властью помещиков или сельских коммун. Все эти общины имели право применять телесные наказания за мелкие преступления и беспорядки в соответствии с местными традициями. Но никто не имел права посягать на уголовный процесс: если в деревне, дворянской усадьбе или родовом племени происходило убийство, грабеж, обвинение в колдовстве или другое серьезное преступление, вожди обязаны были передать подозреваемых местному воеводе для государственного правосудия. Те, кто пытался самостоятельно разобраться в серьезных делах или применял пытки, подвергались суровому наказанию. Дав узкое определение уголовному праву, государство старательно контролировало эту сферу.
Как и все империи, государство боролось с коррупцией, насилием и злоупотреблениями. Действительно вопиющие случаи коррупции губернаторов, часто в далекой Сибири, где богатство пушнины и китайской торговли соблазняло взяточничеством, сурово преследовались; в качестве превентивной меры государство ротировало губернаторов каждые два года, никогда не продавало продажных людей и не позволяло местной знати развивать региональную власть. Поскольку государство понимало, что в Сибири и степных пограничных районах подвластные народы могут исчезнуть в лесах или прериях, если государство потребует слишком многого, губернаторам прямо предписывалось не допускать насилия над местными жителями. Подобные предписания вряд ли предотвращали насилие над аборигенами: первые этапы завоевания были кровавыми, а русские гарнизоны обеспечивали постоянную угрозу насилия. Но эти подходы к местному управлению отражают неприятие государством насилия, когда оно противоречит его целям.
По тем же причинам российское государство раннего нового времени резко отличается от многих европейских аналогов в своем подходе к христианизации: государство отказывало православной церкви в насильственном обращении иноверцев, опять же из прагматических соображений, чтобы не оттолкнуть от себя население, платящее налоги. Православная церковь ни в коем случае не была сильно миссионерской: она никогда не развивала риторику религиозно санкционированного насилия сродни крестовым походам, а ее нравственная философия пропагандировала личную сдержанность, внутреннее исправление и милосердие. Исключение составляют два периода насильственного обращения мусульман в Среднем Поволжье и Башкирии в XVIII веке, которые в определенной степени были вызваны религиозным рвением, связанным с католическим влиянием при дворе, но в первую очередь - миграцией русских на эти ценные земледельческие территории. Обращение в христианство служило оружием для отъема земель у несговорчивых мусульман. Но, как правило, государство сдерживало насильственное обращение именно для того, чтобы сохранить стабильность управления и налогообложения в империи.
Поскольку Россия была самодержавной страной, в которой не было ни представительных институтов, ни правомочных социальных слоев, способных оказать давление на государство, можно было ожидать, что ее правовая система будет произвольной и деспотичной. Конечно, иностранные гости так и утверждали. Однако мое исследование показывает, что уголовное право применялось систематически, в соответствии с законом. В 1497, 1550, 1649 и 1669 гг. были изданы своды законов, содержащие уголовные наказания и порядок их применения, дополненные многочисленными указами канцелярий, наделенных судебной властью. Эти законы и указы были лаконичны и практичны, редко носили теоретический или обобщающий характер, но они давали судьям основу для проведения судебных процессов и вынесения решений. Сами судьи, однако, не были подготовлены в области права. Военные офицеры назначались на должности универсальных специалистов, а судебная практика была малоприоритетной среди более важных военных, фискальных и административных задач. Поэтому юридические знания оставались у писцов, прикрепленных к их канцеляриям. Подготовленный в соответствии с едиными стандартами судопроизводства и делопроизводства, поступавшими из Москвы, местный писец следил за судьями, давая им указания по процедуре и приводя цитаты из закона , касающиеся вынесения приговора. По всей империи стенограммы судебных дел велись по единому образцу, использовался один и тот же язык, цитировались одни и те же законы и выносился соответствующий приговор - удивительное единообразие в масштабах огромной империи по сравнению с многообразием правовых норм, с которым сталкивались многие европейские страны того времени. Закон различал уровни насилия в наказании, предусматривая смертную казнь за самые тяжкие преступления. В качестве примера можно привести случай, когда тунгузское племя в Восточной Сибири потребовало от судьи выдать русского, обвиняемого в убийстве одного из их князей, для казни по племенному суду. Воеводы настаивали на том, что царский закон главенствует; признав человека виновным в непреднамеренном убийстве, а не в убийстве, они приговорили его к "нещадной" порке, к большому неудовольствию тунгузов.
Другие аспекты уголовной практики также смягчали применение насилия. Во-первых, милосердие: судьи часто смягчали приговоры от имени царя в ответ на призывы общества или для поддержания социальной стабильности. В России милосердие укрепляло родовой догмат политической идеологии москвичей, согласно которому царь был справедливым судьей, защищавшим свой народ от бед. Во-вторых, с конца XVII века законы сократили применение смертной казни, отправив многих преступников в ссылку в Сибирь или другие пограничные города. Ссылка не была тюремным заключением, осужденного удерживало на месте лишь расстояние, а для самых тяжких - клеймение. Находясь в ссылке, преступники работали: крестьяне занимались сельским хозяйством, ремесленники - своим ремеслом, многие вступали в местное губернаторское ополчение. Отмена смертной казни в пользу ссылки позволила решить проблему хронической нехватки рабочей силы в России.
