TRACK_67

Палыч откашлялся.

— Это нелепый вопрос, Мёрдок. С тобой ничего не может случиться.

— Н-да? — спросил я, оторвавшись от бутылки. — А разве я — не вопиющее нарушение ваших же законов? Ведь моё тело там не в вирт-капсуле лежит. Оно — отдельно, я — отдельно.

— Это юридически очень скользкий момент, Мёрдок, ты прав, — кивнул Палыч. — Но исходные данные таковы. Мы не имеем права уничтожать разумных существ, одним из которых ты являешься. И мы не имеем права прибегать к эвтаназии. Пока твоё тело лежит неподвижно, проблема в стазисе. Но если Иван Воронцов придёт в себя... — Палыч снял пенсне, потёр переносицу и вернул пенсне на место. — Ну, мы, всего вероятнее, понесём большие убытки. Многие вылетят из проекта. Кто-то сядет — так должно быть. И я даже знаю точно, кто.

— Я ни в чём не виноват! — вскричал Федя.

— Теодор, ты оцифровал мозг брата, не получив на то его согласия. Ты запустил виртуальную копию, пока он был жив. Ты подделал свидетельство о смерти. Провёл фальшивые похороны. На твоём месте я бы сутками молил бога об одном: чтобы твой брат тихо и спокойно скончался, не приходя в себя. Правду сказать, судя по его показателям, это самый вероятный исход. Проснувшись, он тебя попросту уничтожит. Одним движением ресниц.

— Могёт, — подтвердил я. — Я его знаю. Он псих.

— К счастью, об этом узнало не так много людей, — продолжал Палыч. — В результате невероятнейшего стечения обстоятельств... — Он окинул меня выразительным взглядом, — я оказался один на весь корпус, когда внезапно произошёл перехват видео, присланного... Доброжелателем. Да, предлагаю и впредь обходиться без лишних имён. Каждый знает, что знает, и лучше бы так всё и оставалось, ради общего блага.

— Я ведь предупреждал следить за ослом, — с горечью сказал Доброжелатель.

— А я и следил. Но оказалось, что не только я могу отдавать ему приказы.

— Что?! — хором нахмурились Доброжелатель и Палыч.

— Это чушь, ерунда и бред! — долбанул Федька кулаками по столу.

— Я ж ещё не сказал ничего, Федь.

— Всё, что он скажет — это...

— Теодор. Пусть он скажет.

И я сказал:

— Эта хитрожопая прошмандовка каким-то образом научилась принимать мой облик. Ну, внешне-то он и так — моя копия. Но он нарастил аватару волосы, взял такой же базовый шмот, сменил ник на мой. Этого, наверное, было бы недостаточно. Я не знаю, что он исполнил, что Система воспринимала его как меня. Мне приходили штрафы за е**ю транссексуалов на улице, осёл послушал его приказа и сожрал в доме всю траву, а звуковик в студии по его команде уничтожил наш почти записанный альбом за три дня до этой встречи. Я всё на Танигаву грешил, но он сам проговорился, когда появился в Митреуме. Сказал, что встретил осла. И... я тогда чутка на взводе был, но потом до меня дошло, что было не так. Когда этот дебилоид появился в Митреуме, он был моей копией. В плаще, с волосами. А потом он ненадолго исчез и появился снова, уже вот как сейчас, в пиджачке. Ну и видосик, конечно, в тему пришёлся. До меня, в целом, дошло, ага. Он-то полагал, что в реале я действительно вот-вот дуба врежу, и хотел избежать совсем уж лютых неприятностей. Обламывал меня, репутацию мне портил. Чтоб я сдался и забухал спокойненько. И тогда я буду не на виду, меня можно будет спокойно стереть, если приспичит.

Палыч медленно повернул голову к бледному Федьке. А Доброжелатель, грустно усмехнувшись, сказал:

— Ты не совсем правильно понял, Мёрдок. Стереть тебя ему не по силам в любом случае. Просто ты внезапно из маргинала превратился в городского героя. Твоя музыка стала набирать популярность. Кое-кому... — Доброжелатель усмехнулся опять, — кое-кому пришла в голову идея устроить концерт в реале. Ты оказался в двух шагах от того, чтобы стать мега-звездой планетарного масштаба, хотя сам этого ещё не знал. И это его подкосило. Он не мог позволить тебе так высоко взлететь. Вот он и пытался дискредитировать тебя, рассорить с группой. Ну а уничтоженный альбом... Это уже был акт отчаяния.

— Я ушам не верю, — сказал Палыч. — Теодор, это... Это...

— Это недоказуемый бред, — неожиданно спокойно сказал Федька. — Вы не найдёте никаких логов, подтверждающих вашу версию.

— Само собой, — фыркнул я. — Ты за собой хорошо подчистил.

— Полагаю, на этом можно и закончить. — Федька встал. — Как вы верно заметили, каждый знает то, что знает. И пусть так и остаётся. Мы, те, кто находится в этом зале, в курсе ситуации. А больше — никто. Вот такие вот бутерброды с дерьмом, ребята.

Я дал ему несколько секунд поторжествовать, а потом спокойно сказал:

— Да, только ты не учёл, что в реале ещё один человечек знает правду.

Федька и Палыч уставились на меня. А Доброжелатель, опустив взгляд, улыбнулся.

— Кто?! — спросили меня два голоса.

Конь в пальто.

А именно — Мудайкл. Бывший Сандры. Когда ещё он смутно угрожал мне, что чем-то может погубить моего брата, что что-то о нём знает. Вот теперь всё и встало на свои места.

— Не суть важно, мужики, — встал и я. — Каждый знает то, что знает. И делает, что до́лжно. И помнит о том, что только один Мёрдок по-настоящему держит всех за яйца.

Доброжелатель с Палычем поднялись. Палыч выглядел нереально злым — ситуация выскочила у него из лапок и сделалась непонятной. Ну, звиняй, мужик. Это рок. Таков путь. Таков план.

— Я полагаю, все сознают риски, — процедил сквозь зубы Палыч и протянул мне руку.

— Приятно было с вами со всеми по**здеть, — кивнул я. — Думаю, все сознают, что концерту лучше бы состояться не позже мая. Я календарь куплю. Отрывной — он драматичнее.

Я пожал руку Палычу и Доброжелателю. Доброжелатель вдруг спохватился и достал из внутреннего кармана письмо.

— Тебе, — улыбнулся он.

Я взглянул на конверт. «Мёрдоку от мамы». Сердце ёкнуло.

— Что?! — вскричал Федька. — Ты... Ты ей рассказал?!

— Кто-то же должен вести себя по-человечески, — сказал, не глядя на него, Доброжелатель. — Я не хотел, чтобы женщина узнала эту новость из рекламы концерта.

— Я сам собирался ей сказать, просто мне нужно было время, и я...

— Ладно тебе, Теодор. Мы все прекрасно знаем, что у тебя нет и никогда не было яиц, чтобы совершать поступки.

— Кстати, да, — вспомнил Палыч. — Мёрдок, твой брат больше не является куратором. Я принял решение по максимуму освободить его от сношений с виртуальным миром вплоть до смерти, после которой он станет здесь полноправным жителем. Если с твоей стороны нет возражений, то — Доброжелатель твой новый куратор.

— Принято, — кивнул я.

— Вот и отлично.

Палыч исчез. Потом — Доброжелатель. И мы остались с Федькой один на один.

— Так ради чего? — спросил я. — Что, реально только из зависти?

— Зависть? — переспросил он. — Ты называешь это завистью? Ваня, ты не понял. Я дал старт проекту, который уже меняет мир, который забирает у людей извечный страх смерти и вместо него даёт даже не надежду, а — уверенность. Я работал, не покладая рук. Я добился всего в своей жизни. Я звонил матери каждый день, но всё, что я от неё слышал: «Ванечка то, Ванечка это!» Ах, Ванечка лежит в клинике с передозом! Ох, Ванечке сломали ноги в Кении! Ай, Ванечка на гастролях совсем рядом, может, заедет...

— Ты чё, английский по Duolingo учил? — не выдержал я.

— Заткнись! — заорал Федька и ткнул в мою сторону трясущимся пальцем. — Все только по тебе с ума и сходили, а ты только пил и куролесил, как хотел! Я создал целую империю, но знаешь, кем я был для всех тут? «А, это Теодор, брат того русского психа!» И если бы это началось только после наследства! Но так было всегда! В школе девушка, которую я любил, отдалась тебе...

— И ты решил в отместку увести Ингу? — фыркнул я.

— Да! — заорал Федька, краснея от ярости. — Теперь ты об этом знаешь — вот живи и думай, как мы с ней занимаемся сексом, а ты ничего, ничегошеньки не можешь сделать!

— Так ты меня для того и оцифровал? Чтобы я тут страдал? Ты ж меня знал, ты знал, что я тут буду — как Кинг-Конг в клетке для канарейки.