— Ты дьявол! — заорал я, заставив охреневших прохожих оборачиваться и шухериться. — Я ведь сам создал тебя!
— Не преувеличивай, мы оба старались.
— Но ведь...
— Присцилла, наверное, была чуть поинтереснее Доротеи. А Доротея наверняка вообще не напрягалась. Бревно бревном — я угадала? Для школьника — предел мечтаний, но ты-то уже не в школе. Ты рок-звезда. Тебе нужно всё самое лучшее. Самое лучше бухло, самая лучшая наркота и самый лучший секс. Всё то, что с гарантией отрубает мозги.
Я схватился за голову.
— Бля, Сандра, дай-ка я лучше с другой стороны пойду. Когда ты мне над левым плечом такие вещи говоришь, меня охватывает иррациональный мистический ужас.
Я обошёл осла.
— Куда мы вообще прёмся, ты можешь объяснить?
— Да пришли уже. Стой, Лимузин! — Осёл остановился, Сандра соскочила на заснеженную мостовую и показала на дверь дома, перед которым мы остановились.
На двери была табличка: «Дерек. Художник».
— И нахрена мне художник Дерек?
— Две причины. — Сандра показала два пальца. — Во-первых, Дерек пишет картины, которые людям нравятся. Они платят за них деньги. И репутация Дерека растёт. А во-вторых, Мёрдок, тебе нужно понять этих людей. Понять, зачем они тратят время и силы на всё это «нарисованное говно», как ты называешь любое их действие. Если ты не понимаешь своей целевой аудитории — тебе нечего ей предложить. А твоя привычная стратегия — догонять и запихивать насильно в глотку — если ты не заметил, даже при жизни не очень-то работала. Так что — вперёд. Позвони в колокольчик, зайдём на чай к художнику и побеседуем. Творческие люди любят говорить о себе. Ты вот, например, только о себе и говоришь.
Покачав головой и ни на грош не поверив в эту затею, я всё-таки позвонил в колокольчик. А потом для верности ещё и пнул по двери.
TRACK_12
Чай... Какой ужасающий душу позор — я действительно пью чай. В доме художника. Убейте меня, кто-нибудь.
— Дерек, а ты чё, трезвым работаешь? — не выдержал я, когда художник подвинул ко мне блюдо с печенюшками.
— Мёрдок, ты хотел поговорить с Дереком о работе, — вмешалась Сандра, которая, наконец-то дорвавшись до чая, стала счастливой и умиротворённой.
— Так я ж и говорю. Видишь — с главного начал.
— Только трезвым, — сказал Дерек. — Предельная сосредоточенность на работе.
— А вот если работаешь-работаешь, а вдохновение — вжжжжжух! — в ноль? — заинтересовался я разговором.
— Значит, хватит работать, — улыбнулся художник.
Я посмотрел на него сперва недоверчиво, а потом — с презрением.
Ну что за несерьёзный, детский подход? «Хватит». Какой «хватит»?! Когда прёт — значит, надо херачить, пока Рома с Иствудом не побегут к создателям, умолять, чтобы их перезагрузили в виде тараканов.
— А как ты определяешь, какие картины писать? — спросила Сандра.
Планировка дома художника совпадала с моей. Внизу была здоровенная студия, в ней мы, собственно, и тусили. Но, несмотря на обилие места, работал Дерек явно не здесь. Здесь картины только на стенах висели, готовые уже.
— Никак не определяю, — удивился Дерек вопросу. — Пишу то, что мне хочется.
— Слышь! — воскликнул я, красноречиво ткнув в Дерека пальцем. — Вот и всех делов, я ж говорил. Из-за тебя только репетицию пропускаю, эх...
— Погоди, — отмахнулась Сандра и внимательно посмотрела на Дерека. — Скажи, Дерек, а ты чувствуешь единство со своей целевой аудиторией?
— А какой художник его не чувствует? — удивился Дерек ещё больше.
— Ну, вот, Сальвадор Дали, например, всех на х*ю вертел, — буркнул я, однако уже почувствовал, что на меня забили хер.
Дерек смотрел на Сандру, Сандра — на Дерека. Ну и хер на них. Я пойду лучше картинки посмотрю.
Оставив недопитую чашку чая, я пошёл по залу, слушая вполуха вумный разговор. Но больше всё-таки развешанным любовался. Первая картина понравилась — душевная такая. Небо, море, парус вдали. Чисто Айвазовский, только без экстрима.
А есть ли в этом мире море? А яхты? А покататься?..
В общем, загрустил я от картины, перешёл к следующей. Она мне тоже понравилась — на ней Дерек чётко зарисовал закат. Чёрные силуэты деревьев на фоне красного, как... Ладно, просто красного солнца.
Я покивал картине с мудрым видом знатока, пошёл дальше и тут уже не выдержал:
— Ах ты ж, *б твою налево!
— Мёрдок, веди себя прилично, не трогай ничего руками! — крикнула Сандра.
— Херасе! — заорал я, тыча в картину пальцем. — Это ж моя клавишница!
— А, да. — Дерек соскочил с барного стула и поспешил ко мне. — Вивьен согласилась мне позировать в обмен на... одну услугу.
— Услугу! — повернулся я к нему. — В обмен на то, что ты меня хладнокровно на**ал. Глядя в глаза врал, сука. А я ж к тебе по-доброму. Я ж тебя как родного принял.
— Ну прости, Мёрдок, прости...
— Чё «прости»? Чё «прости», Дерек? Несерьёзный разговор, так я тебе скажу. За такие косяки, во-первых, проставляться надо, и не чаем. Чай — это вообще оскорбление. А во-вторых, ты мне теперь должен. Объясняй, в чём секрет успеха. Не, ну с Вивьен — тут всё понятно, можешь не объяснять. Хомяк видит голую бабу — хомяк хочет голую бабу — хомяк покупает картину с голой бабой — хомяк дрочит на картину с голой бабой. Профит. Ты вон лучше про море расскажи, оно п**дец грустное. На**я оно мне надо, обоснуй?
— Мёрдок, ты можешь прикрутить свою вульгарность хоть на десять минут? — взвыла Сандра. Кажется, ей было за меня стыдно.
— Чего зря верньеры ломать? Я рок-музыкант, у меня всё на максималках. Да не ссыте, нормально всё будет, чё вы.
Дерек в задумчивости посмотрел на картину с Вивьен. Она там сидела у окна, полностью голая. Хитроумный художник умудрился выписать всё так, что даже жопы толком не видно, но ощущение обнажёнки присутствует в полный рост. При этом из окна её тоже не должно быть видно.
— Забавно, что ты увидел здесь эротику, — сказал Дерек. — Я хотел этой картиной показать людям их внутренний мир. Показать, что у них внутри есть всё необходимое для счастья. Они, как и те, кто с той стороны окна, видят лишь намёки, а остальное достраивает их воображение. Я не писал в расчёте на похотливые взоры. Для кого-то эта картина — мечта, сказка. Для кого-то — воплощение уюта. Ты, наверное, не поверишь, но она нравится женщинам.
— Лесбиянкам?
— Не уточнял... Женщины видят здесь свободу. И это — тоже правильная трактовка. Свобода быть собой. Уединение, а не одиночество. Если ты видишь в этой картине только эротику — мне тебя жаль, Мёрдок. Я думал, ты — более глубокая личность.
— Я же трезвый, Дерек. Ну какие натрезвяк глубины? Да мне в таком состоянии хоть «Шишкин лес» покажи — я мимо пройду.
— Какой «Шишкин лес»? — не понял Дерек.
— Ай... Этот, блин! «Утро в сосновом бору» Шишкина, во. Звиняй, понятия попутал. А почём Вивьен-то? Я у себя в комнате повешу — пусть Ромыч бесится.
— Не продаю, — тут же сказал Дерек. — Некоторые картины я не продаю, но их можно смотреть на выставке. Кстати, приходи. Через пару дней у меня будет выставка, где я покажу новые работы.
Он протянул мне визитку. Я, не глядя, сунул её в карман. Может, и зайду, чё бы нет. Более важных дел как-то на горизонте не маячит.
— А о чём ты подумал, посмотрев на море? — Дерек подошёл к первой картине. — Почему оно показалось тебе грустным?
— Сам, что ли, не видишь? — усмехнулся я горькой-прегорькой усмешкой. — Здоровенное такое море. Нарисовано — на отъ*бись, мол, вы же видели море хоть в кино — так чё дое*ались, мне больше делать нехера, кроме как каждую капельку выписывать. И лодочка эта — вот вообще на пох*ях, одним мазком. Ближе подойдёшь — и только и видишь, как будто птичка серанула. Нет там, сука, никакой лодки! — заорал я на картину во внезапной вспышке гнева. — И моря никакого нет! Нахера ты это говно нарисовал? Чтобы нае*ать?! Кому-то это нравится, что ли? Смотреть на этот п**дец и понимать: «Я — это кусок говна в океане дристосины»?
