(место, где проходило подписание Договора, не обращайте внимания на белый телефон — это артефакт)

Кабинет министров, во главе которого стал сей неординарный человек с продажной душонкой мелкого негодяя, получивший графский титул, но не ставший в этой ветви истории Полусахалинским, перебирался в Санкт-Петербург. Государственный Сенат и Государственный совет оставались в Москве, как и военное и морское министерства, а также корпус жандармов. Гвардейские полки сосредотачивались в районе бывшей столицы, при этом Николай Михайлович официально становился шефом Особого гвардейского корпуса императорской армии. Отдельно было оговорено, что под начало Александра Михайловича переходит корпус морской пехоты, состоящий из трех недоукомплектованных бригад, разбросанных по разным морям, так что это как раз Нетворка не особо смущало. А вот армейские части и гарнизоны, тут надо было что-то делать! Альфонсо решил, что будет время и будут деньги — можно будет поработать с командирами некоторых полков. Жалованье у военных приличное, но и расходы таковы, что всегда можно будет договориться. А как вчера сокрушался Витте, когда согласовали, что флот получит на десять процентов большее финансирование на эти пять лет! Он вообще предложил большинство кораблей перевести в вооруженный резерв и не выходить на них в море для экономии средств, а про то, сколько стоит замена расстрелянных на учениях стволов большого калибра, это же просто слёзы! Витте требовал жесточайшей экономии государственных средств для приведения бюджета в более-менее удобоваримое состояние. Но при этом Альфонсо хорошо знал такой тип людей: они радеют о государственной казне исходя из принципа: что в ней находится, то моё! И то, что Витте уже создал целую сеть небольших фирм, через которые начнёт «просачиваться» государственный бюджет Нетворку было хорошо известно. Это и был тот компромат, который позволил «купить» благосклонность Витте. Шантаж? Ну что вы, до такой банальщины Альфонсо не опускался. Он только указал Витте на некоторую небрежность, с которой эти прокладки создавались, что могло быть чревато скандалом. И вот благодарность весьма влиятельной особы у него в кармане.

Наконец сегодня состоялась церемония подписания Общественного Договора. В богато украшенном по случаю торжественного события Кремле было не слишком людно: оцепление полиции и военных, торжественный караул — в котором стояли морские пехотинцы (охрана Морского штаба в Москве) и конногвардейцы, прибывшие вместе с цесаревичем Николаем. Оба будущих соправителя в парадных мундирах прошествовали через Красное крыльцо Грановитой палаты, по лестнице взобрались к сеням, откуда поприветствовали небольшую группу свидетелей — выборных представителей от различных групп населения столицы. В самой палате было душно — от того количества народу, что в неё натолкался. Весь кабинет министров, члены Государственного совета, сенаторы, представители московского высшего общества (самая что ни на есть знатная аристократия страны), православный патриарх со свитой. И началось всё с совместной молитвы. И только после этого оба соправителя подошли к небольшому столику, на котором были разложены три свитка с текстом договора. Первым свою подпись поставил Николай Михайлович. Вторым расписался Александр Михайлович, будущий император-соправитель Российской империи. Затем договор подписали члены кабинета министров, Государственного совета и избранные от сената, закончилась эта церемония освящением документа патриархом, после чего он стал уже легитимным. Осталось провести церемонию коронации и государство получало двух императоров-соправителей сроком на пять лет.

После провозглашения патриархом Русской православной церкви последнего «Аминь» благодарственной молитвы зазвенели колокола соборов Соборной площади Кремля, на которой и располагалась Грановитая палата. И голос московских колоколов был веселым и бодрым: вот он, пришёл мир, всё стало на свои места, будьте спокойны, обыватели столицы!

Слушая колокольный звон, Альфонсо думал о том, что не всё получается совершить согласно планам. Поэтому у хорошего агента должно быть несколько вариантов действий. И сейчас в работе был план С, третий из возможных. Если бы Николай не был таким тряпкой! Но мы играем теми картами, что у нас имеются. К сожалению, карта Долгорукой не нашла должной поддержки. Воевать с Россией… сколотить коалицию так и не получилось. Второй Крымской войны Европы против Москвы не вышло. А из детей Михаила вот… с каким материалом приходится иметь дело.

* * *

Санкт-Петербург

15 мая 1889 года

Саввочкин

Афанасий Трофимович Саввочкин был человеком маленьким. И росточку был мелкого, и при рождении не в княжеских хоромах оказался, а в бедном доходном доме. И вроде не в нищете родился, да вот на жалование мелкого чиновника, так и не сумевшего подняться по лестнице государственной пирамиды и дослужиться до более-менее доходного места, многочисленную семью прокормить было невозможно. Вот и пришлось ему с одиннадцати лет становится на тропу самостоятельной жизни. До одиннадцати никак не получалось — папенька был жив и о никакой самостоятельности никто из его пяти сыновей и двух дочерей и мечтать не мог. Впрочем, старшему, Михаилу папаша сумел дать какое-никакое образование и даже пристроил на небольшое чиновничье место, а вот Семен и Порфирий пошли служить в армию, на государственное обеспечение. Оставались в семье только он и младшенький Лука, сестрам вот совсем не повезло. Были они бесприданницами, красотой не отличались, невысокие, коренастые, в отца. В общем, ни Варвара, ни Степанида ни на что хорошее рассчитывать не могли. Афонька выучился читать да считать благодаря батюшке, тот еще ему почерк сумел поставить — писал молодой паренек более чем красиво, буковку за буковкой выводил. Вот только грамоте подучиться надо было, больно много ошибок делал в простых словах, за что оного нещадно пороли.

А еще, твердил ему батенька, ищи, Трошка, покровителей, без них трудно тебе по жизни придется, я вот хорошо начал, а потом мой покровитель то тю-тю, на Кавказе сгинул, и всё, карьеры не стало. Затюкали меня молодые да ранние. Вот такая была родительская наука. И когда в одиннадцать лет не стало папеньки, оказалось, что надо Афанасию идти чем-то заниматься. А что он мог делать? Прошение какое написать? Так без ошибок не получалось, тут почерк-то хорош, а вот всё остальное… И никакой тебе першпективы! Матушка, Акулина Васильевна, в девичестве Рукавишникова, была из тех же бесприданниц, богатств за душой не имела и жить семье оказывалось и не за что. Что-то присылали старшие братья, да так… гроши.

Стал Афонька подворовывать. Так, по мелочи, чтоб с голодухи не помереть. Тут его и заприметили… только не рассказывайте, малолеток без призора по Питеру много шатается, самим им не выжить, вот и сбиваются в стаи. К одной такой малец и пристал. А тут оказалось, что почерк у него о-го-го какой красивый, да и рука твердая, а еще любой почерк он может повторить, стоит только посмотреть, почти без ошибки. А ежели будет небольшой фрагмент, да в котором почти все буквы будут представлены, так он вам этим почерком что хош напишет! Ну как такого талантливого паренька и не пригреть? Нашлись добрые люди. Пригрели, копейку дали малую, чтоб сам с голоду не помер, да маменьке что-то мог занести. И стал Афанасий писарем, только писал он не официальные бумаги, а всяко-разно и разными почерками. Особливо хорошо у него долговые расписки получались.

Так он почти пять лет потратил на совершенствование своего прекрасного писарского таланта. Ну а потом, сколь веревочке не виться, а вытащат ее самый-самый кончик полицейские чиновники. Эти господа хорошие работу свою знают. А как начнут кулаками махать, так кому угодно правду показать захочется. Вот так и вся ватага, в которой трудился юный стахановец писчего труда, была переловлена и осуждена. А вот Афоньке повезло. Он сумел сбежать. Чернила вовремя кончились. Думал, у матушки отсидеться.