— Из-под Зеленой Гуры?!
— Я не настаиваю непременно на сокровищах Меровингов, но что-нибудь того же масштаба...
— Так ведь именно с наших земель и вывозят.
— Погоди, возможно, я нечетко тебе объяснила. Если вывозят только от нас, кому это интересно? Ну Советскому Союзу, ну Болгарии, а Интерполу будет на это наплевать. Вот если бы там оказались сокровища из Дрездена, из Лувра, из Рима, из Флоренции...
— Не слишком ли многого ты хочешь?
— Возможно. И еще мне хочется, чтобы разразился наконец международный скандал, а не так, как сейчас, действуют втихую. Может, тогда Интерпол и присоединится. Только с его помощью можно обезвредить всю эту бесконечную шайку вместе с ее конкурентами, но вот как это сделать? Посоветуй.
— А я уже посоветовала — иди в милицию. Сама говорила, там иногда попадаются порядочные люди...
А в милиции меня уже поджидали. Наверное, им сообщили пограничники из аэропорта, потому что я прилетела вечером, а утром, в девять часов, мне уже звонил капитан Леговский. Вежливо разговаривал, не придерешься. Спросил, явлюсь ли я к ним добровольно или есть необходимость прислать наряд с наручниками, и дал понять, что предпочитает первое, и не потому, что наручников не хватает — людей у него маловато. Я вошла в положение отечественной милиции и согласилась явиться добровольно, через часик.
На всякий случай, без всякой надежды, просто для очистки совести я набрала номер телефона Матеуша и, когда услышала в трубке его голос, не поверила своим ушам. До такой степени была ошеломлена, что даже забыла, по какому делу звоню ему. К счастью, у Матеуша с памятью было все в порядке.
— Ты куда подевалась? — набросился он на меня.
— Звоню и звоню, пришлось отказаться от Бомбея, вместо Индии в отпуск приехал в Варшаву, разыскиваю тебя, всех знакомых опросил. Ну рассказывай, на какой стадии ты остановилась?
— На заключительной, — ответила я. — Подумаешь, Бомбей! Нашел о чем жалеть, в Индии кошмарный климат, правильно сделал, что приехал в Польшу. В письме я тебе обо всем написала.
— Не получал я письма.
— Правильно, еще не мог получить, я всего неделю назад послала.
— Куда?
— Ясно, в Испанию.
— С тобой спятить можно! И теперь мне надо возвратиться в Испанию, чтобы прочесть твое письмо? Не можешь сейчас мне все рассказать?
— Не могу. Через час... нет, через сорок минут я должна быть в Главном управлении милиции. Ладно, теперь заткнись, попытаюсь коротко сообщить главное.
Изложение главного заняло у меня две минуты. Матеущ молчал намного дольше.
— Эй! — встревожилась я. — Ты еще жив? Или нас разъединили?
— Жив! — слабым голосом отозвался Мате-уш. — Хотя от услышанного и помереть можно. Я буду ждать тебя у Главного управления, сколько бы это ни продолжалось...
— Зачем? Я в состоянии и сама добраться до дому.
— Не сомневаюсь. Но желательно поскорей узнать, выпустят ли тебя оттуда вообще, в чем я совсем не уверен. И не хотелось бы ни с кем общаться до того, пока ты мне в подробностях всего не расскажешь. Понятно! Буду ждать тебя в машине за углом, голубой «рено».
Я посоветовала ему договориться с женой, чтобы через некоторое время подошла с обедом в судочках, и положила трубку. Капитан Леговский произвел на меня двойственное впечатление — то прямо огнедышащий змей, то сиротка Марыся. Некоторое время мы изучающе разглядывали друг друга, после чего капитан порылся в бумагах ящика своего стола, извлек из него крошечный целлофановый пакетик с негативом внутри и протянул мне:
— Не скажете, что это такое? Спятить можно! Придя в себя, я ответила правду и только правду:
— Мой зуб. Откуда это у вас?
— Нет! — загремел капитан Леговский, и у меня создалось впечатление, что он с трудом удержался от того, чтобы грохнуть кулаком по столу. — Это вы будьте любезны сообщить, откуда ваш зуб взялся у человека, утонувшего в канадском озере! Многое приходилось видеть мне в жизни, но эти безобразия, которые вы себе позволяете...
— Минутку, сейчас все объясню, зачем так кипятиться? Просто непонятно, как у Михалека мог оказаться мой зуб.
— Кто такой Михалек?
— Михал Латай. Тот самый утопленник.
Оба с капитаном мы старались взять себя в руки и говорить спокойно. Он явно прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы не скомпрометировать перед подозрительной бабой исполнительную власть народной Польши, вроде бы даже раза два скрипнул зубами. Впрочем, за последнее не ручаюсь, я сама была потрясена, могла и не то услышать.
— Из сказанного вами следует, что вы знаете, кто там у них утопился? — наконец прозвучал вопрос, заданный почти спокойным голосом.
— Конечно, знаю. То есть думаю, что знаю, я его опознала по снимку в канадской газете, лично же я его не знала, хотя не совсем так, можно сказать, что довелось и в натуре видеть Михалека, когда он лежал на полу в моей квартире без сознания, но это было давно...
Капитан Леговский на мгновение прикрыл глаза, стиснул зубы, удерживая какие-то рвущиеся наружу слова, открыл глаза и скомандовал:
— Отвечать на вопросы! С толку не сбивать! По порядку! Сначала зуб. Откуда он у вас?
— От рентгена. То есть... Десять лет назад мне пришлось сделать рентгеновский снимок зуба. А что? Закон запрещает?
— Не отвлекаться! Десять лет назад?
— Десять лет.
— И все это время вы его носили с собой?
— Носила. А что, закон запрещает?
— Не отвлекаться! Зачем носили? Зачем десять лет таскать с собой повсюду старый зуб?
— И не такой уж старый, младше меня. А таскала не специально, просто завалялся в косметичке. Видите же, какое это маленькое. Я много чего таскаю с собой годами. Могла бы и легкие двадцатилетней давности таскать, но они большого формата... Не понимаю, почему это вас так удивляет?
— Удивляет... Вы правы, меня это несколько удивляет.
А меня такие придирки стали раздражать.
— Если хотите, могу показать содержимое сумки, мне самой интересно. Не думаете же вы, что я каждую неделю навожу в ней порядок? Делать мне больше нечего! И вообще, не кажется ли вам, что мы несколько уклонились в сторону? Сами требуете коротко и по делу, а сами...
На разминку все-таки ушло порядочно времени, но в конце концов капитан примирился с моим зубом и занялся несчастным Михалеком.
