– Да,.. уж,.. да, уж… Это, что все племя, или еще кто-то прячется под лавкой.

Муза оборвала отрока решительно:

– Мне решительно не нравится твое настроение и ход мыслей! Для того, чтобы судить других, надо получить сперва право на это! Помнишь, в Библии сказано, что дети, злословящие родителей своих смерти достойны. Не бери грех на душу!

Володя принялся исправлять положение:

– Что ты, Музочка, я ведь не о том. Просто интересно, сколько у тебя родни, какая она. Это же пласт, это целое поколение, которое может либо помогать друг другу, либо невзначай навредить своей родне. Вот я о чем! Смешно сказать, но буквально полчаса тому назад я при весьма странных обстоятельствах столкнулся как раз со своим старшим братом Дмитрием и племянником Александром.

Муза насторожилась:

– Что это за "странные обстоятельства"?

Володя, не подумав хорошо, быстро отвечал:

– Кучка наркоманов пыталась отнять у Александра деньги и часы, пришлось заступиться.

Муза похолодела:

– Это же опасно, они могли тебя убить!

Володя даже не посчитал нужным комментировать реплику испуганной тетушки. Он только поморщился и отмахнулся от этой версии, как от осенней, полудохлой мухи.

Вошла Сабрина. Разговор пришлось скомкать. У Сабрины были свои проблемы, и ей хотелось получить ответ от Володи и Музы.

– Вы уж извините меня, шептуны, но Аркадий Натанович опять, в который раз, настаивает на оформлении нашего с ним брака. Вы-то, как на это смотрите? Ну, отношения наши с ним очевидные, чего ж таиться, нагонять тень на плетень. Но он просит переехать в Москву, а это уже касается и тебя, Музочка, и Володи.

Володя быстро и решительно ответил утвердительно – в пользу оформления брака. Справедливость логики такого решения подсказывалась и теми откровениями, с которыми только что познакомила его Муза. Да он, собственно, и не знал своего отца, никогда в глаза его не видел, а вот Магазанник всегда был ему, как родной отец-наставник.

Затихла и напыжилась только Муза: у нее были свои представления, которые она хотела обсудить с Сабриной один на один. Она слишком хорошо знала Сергееваа старшего, была привязана крепко-накрепко даже к теперь уже постаревшей памяти о нем. Ей казалось, что окончательное, официальное оформление брака будет предательством Сергеева, а значит грехом. А за грехом всегда следует наказания. Все происходит по формуле: интрига – безумие – смерть. Брачная интрига была не по вкусу Музе: выходить замуж можно только один раз – так казалось ей самой. Браки обязательно заключаются, санкционируются на Небесах. Муза знала, что как раз Сергеев никогда не придерживался такой точки зрения – но это его проблемы. А у женщины должны быть свои особые принципы. Муза лукавила, боялась говорить себе и Сабрине всю правду: конечно, она боялась больше всего за Сабрину. Муза с возрастом все больше и больше погружалась в веру и воспринимала принципы православия совершенно ортодоксально – нельзя и все! Она просто физически ощущала дискомфорт, когда, по ее разумению, совершалось отступление от Библейских заповедей. Глубоко задумавшись, словно проверяя своей кожей, сердцем, мозгом возможную ситуацию, реакцию на нее Высших сил, она поморщилась и заявила категорично:

– Сабринок, этого не надо делать! Живи так, хочешь поезжай в Москву. А мы с Володей останемся здесь, на пепелище, в стенах, где проходила жизнь его отца. Точка! К этому вопросу я лично больше не возвращаюсь!

Муза решительно закрутила головой, как бы прося оставить ее в покое и не приставать к ней с подобными разговорами. Затем она поостыла и обратилась к Сабрине:

– Давай лучше, подруга, подумаем, как получше организовать отпуск моряка молодого. Не кажется ли тебе, что ему лучше смотаться на Черное море, скажем а Сочи. Там ведь проживает давний и закадычный друг Сергеева – Толя Гончаров. Наверное, он устроит Володю в свой пансионат и поможет ему окунуться с головой в "светскую жизнь" – в ее блудливые тайны, развлечения. Мальчику пора становиться мужчиной, иначе он начинает рефлексировать по пустякам, волнуется при встречах с дальними и близкими родственниками. – завершила разговор Муза, многозначительно взглянув на Сабрину.

На том и порешили, отвергнув все другие притязания на совместный отдых Володи – в компании с Магазанником или Феликсом.

Володю такое решение очень устраивало. Муза великолепно угадала тот момент, когда юноша уже переходит в пору мужского повзросления, и ему так необходимо "отвязаться" от маминой юбки, почувствовать свободный полет, постараться постигнуть то, что всю оставшуюся жизнь будет кружить лихую мужскую голову, приятно щекоча и маленькую, красненькую, блудливую головку того органа, который собственно и определяет многие беспокойства, возникающие на земле. Но те беспокойства – не есть плод только мужских переживаний. Чаще виновниками разрушительных катаклизмов являются скромные, робкие, податливые особы, загадку и тайну которых необходимо научиться обнажать. И такую сложную науку – постижение женского ума, сердца и того органа, который рождает сладострастие, – настоящий мужчина обязан попробовать открыть для себя самостоятельно – не по рассказам какого-нибудь нудного доктора Щеглова, не из учебников, а на практике – в боевом строю! Уроки наставничества здесь не помогут – прорываться необходимо в одиночку. Как правило, совершить такой подвиг не удается никому!

Толя Гончаров был другом Сергеева еще с послеинститутских времен. Они вместе работали в районной больничке, коротали время на охоте, рыбалке. Только Толя был откровенным охотником-профессионалом, а Сергеев "гастролером". Гончаров в молодости был высоким красивым парнем. Страстный охотник на разное зверье, он больше всего почему-то любил охотиться на медведей. В такой установке было что-то от опасной спортивной соревновательности, от установки на рисковый максимализм: "Любить, так королеву, падать, так с белого коня". Он был охотник-индивидуалист и не получал удовольствие от стояния "на номерах" и стрельбе по обреченному зверю, загнанному в систему выверенных засад восторженной полупьяной толпы охотников.

Толя, обычно, получив лицензию на отстрел хищника, самостоятельно, в одиночку выслеживал его, а затем одним очень точным выстрелом превращал тушу . Зверь и человек в таком состязании выступали, как равноправные партнеры по азартной игре. Кто-то должен был лечь к ногам Бога, как справедливое жертвоприношение. В трудные времена безденежья охота была некоторым, а иногда и основательным, подспорьем – способом борьбы за выживание, за сытую жизнь.

Этому ассу охотничьего труда, ныне директору огромного санатория в славном городе-курорте Сочи и позвонила Муза. Она, через память о Сергееве и реальном знакомстве с Толей самого Магазанника, была введена в круг закадычных друзей семьи Гончаровых. Немного потрепавшись о семейных новостях и былых временах, она быстро договорилась о поездке Владимира. Все будет в лучшем виде – "встретим, обогреем, подберем"! – заверил Анатолий. Кого подберем для молодого отрока было всем ясно без лишних слов. Сергеева в этой семье все еще помнили. Весьма доброжелательно, но с некоторым курортным юмором к нему относилась в былые времена и жена Гончарова – Люба – в прошлом классная гимнастка, красавица, а ныне нагруженная заботами о двух своих взрослых дочерях прекрасная женщина. Она с любопытством и радостью ожидала встречи с наследником "беспутного" Сергеева. Видимо, кое-какие тайны Сергеева ей были известны, и женское любопытство жаждало убедиться в том, насколько точно генетикой определяются некоторые мужские черты характера.

Володя прилетел на самолете в Адлер рано утром, но его уже ждал Гончаров: узнали друг друга быстро – оба были под два метра ростом. Здоровенные мужики заметно выделялись в толпе встречающих и провожающих. Когда Гончаров в качестве приветствия взялся тискать Володю в своих медвежьих объятиях, мимо промелькнула стройная женская фигурка. Та особа как бы намеренно задержалась рядом именно для того, чтобы ее могли узреть и оценить по достоинству. Володя, естественно, узнал преподавательницу английского языка из Нахимовского училища. Было ей очевидно не более двадцати шести-семи лет.