В упоении девушка даже не подумала о том, что уж теперь он обязательно должен договориться с ней о следующей встрече, дать свой телефон, что-то рассказать о себе. Попросить у нее номер телефона. Да и вообще сказать что-то о совместно проведенной ночи и горячо заверить в желании и впредь поддерживать установившийся контакт, если это подходящее определение для любовных безумств минувшей ночи. Сказать о своих чувствах к ней и уточнить планы на будущее.

Ничего подобного он не сделал. Правда, по дороге был вежлив и внимателен и распрощался нежно. В лифте с Элюней ехала лишь одна девочка с пятого этажа, которая не сводила завистливых глаз с Элюниных золоченых туфелек. Элюня добралась наконец до дома и стала приходить в себя.

По– настоящему она пришла в себя лишь в понедельник, и тут перед ней встала проблема.

Она изменила Казику. Как ни верти, факт остается фактом. Сначала его обманула, а потом изменила. По доброй воле, всем сердцем желая этого. И не предупредила Казика! Нет, такого свинства он не заслужил.

Теперь же она должна оставить Казика, хотя бы из порядочности, причем тактично, по возможности безболезненно. Только вот как это сделать? По телефону не сделаешь, тем более человек сейчас на чужбине, а вдруг излишне расстроится? Нет уж, надо оставить до встречи, в непосредственном общении легче подготовить несчастного. Легче не легче, а больше ничего не остается, надо проявить холодность и отчужденность, он постепенно сам поймет, и несчастье уже не будет для него громом средь ясного неба.

Элюня чувствовала себя виноватой, и это омрачало счастье.

Ближе к вечеру, когда она поехала в фирму с готовым проектом, оно омрачилось совсем. Ее вдруг словно что кольнуло – а как они, собственно, теперь встретятся со Стефаном? Ведь при расставании не договорились, он после не звонил... Интересно, как же он мог позвонить, ведь не знает номера ее телефона? Мог бы и узнать, ведь существует справочная служба. Она тоже его телефона не знает.

И вдруг сообразила – адреса не знает тоже. Не имеет понятия, где провела прошлую ночь. Кажется, на Жолибоже, но где именно? Где-то далеко, может, это был уже Марымонт. Когда ехали, она дороги не замечала. Ничего, номер телефона можно узнать и без адреса, а если в Варшаве хоть целых три Стефана Барнича, не все же они проживают на Жолибоже! Допустим, раздобудет она его телефон, что дальше? Позвонить? Да у нее рука отсохнет и палец отвалится, которым она станет выстукивать его номер. Навязываться мужчине?! Этого еще не хватало! А если он получил свое и больше она ему не нужна? А если воспринял ее как доступную тварь? Баба разведена, стосковалась по мужику, тьфу! Нет, ни за что на свете!

От возмущения Элюня чуть не въехала прямо под кирпич, спохватилась в последний момент, не сразу сообразила, что же теперь делать, три раза объехала по кругу рондо и решила добраться через Иерусалимские Аллеи.

Как прошли переговоры с заказчиком, не помнила, и в фирме, и на обратном пути упорно думала только об одном. И когда внезапно увидела перед собой знакомое казино, вдруг решила немедленно зайти туда. Казино она посещала еще до знакомства со Стефаном, там они встретились. А вдруг он вообще считает казино их явкой?

В женщине никогда не умирает надежда. Элюня не была исключением и сразу взбодрилась. Раздерганные нервы успокоились, как под воздействием целительного бальзама. Въезжая на эскалаторе на третий этаж, она уже не сомневалась, что сейчас увидит его и сразу рассеются дурацкие сомнения.

Стефан сидел за автоматом. Заметив Элюню, встал, приветствовал капельку нежнее, чем раньше, и указал на прислоненный к автомату стул по соседству.

– Я знал, что ты придешь, – сказал он тихо и радостно. – Даже занял для тебя место.

Счастье переполнило девушку до краев, поставив надгробный камень на недавних терзаниях. Откуда ей знать, что Стефан лжет как сивый мерин? Из всего сказанного им правдой были лишь два слова: занял и место. Он и в самом деле занял место за соседним автоматом, собираясь сыграть на нем, что же касается Элюни, то как раз надеялся – она не придет. Надо было окончательно порвать с ней, лучше всего – обидеть, не звонить и не встречаться, но очень уж хотелось поиграть. Играть он любил, умел выигрывать, так что глупо из-за какой-то бабенки лишать себя удовольствия, а к тому же в казино у него были и кое-какие дела. Дела – вот что для него главное, а не бабы, навязчивые и излишне любопытные, привыкшие совать нос куда не следует. Стефан, впрочем, умел обходиться с женщинами и держал их на нужной дистанции.

Как поступить с Элюней, он еще не решил. Для обычных развлечений она не годилась, грубо порвать с ней опасно, неизвестно, что такая фря способна выкинуть. А ну как испортит его безукоризненную репутацию, которой он дорожит чрезвычайно! Как повести себя? Вот балбес, связался. Уже давно избегал так называемых порядочных женщин, боясь сцен и ненужных осложнений, ведь такие на все способны. Нет, нельзя действовать грубо, тем более кто знает, вдруг ему еще когда захочется попользоваться ею. Значит, действовать надо деликатно, постепенно внушая ей, что у них все кончено, остались лишь приятные воспоминания.

Элюня же была в упоении. И выигрывала много, и обожаемый супермен сидел рядышком.

Но недолго – Стефан Барнич вскоре решил перейти к рулетке. Интуиция ему подсказывала, что он и там сегодня выиграет. Элюня и не заметила, как он ушел. Только часа через два, огребя приличную сумму, обнаружила отсутствие Барнича и увидела его за рулеточным столом. Решила передохнуть и взглянуть заодно, как ему играется.

Не будь Элюня в душе азартным игроком, наверняка испугалась бы, увидев, как играет ее любимый. Куда подевались небрежная грация и добродушие? За рулеткой сидел хищник, безжалостный и кровожадный, молниеносно принимающий решения. Ничего, кроме рулетки, для него не существовало. Напряженный, как готовый к прыжку зверь, он под воздействием какого-то адского вдохновения в последний момент менял решение и выигрывал, выигрывал, выигрывал!

Очарованная Элюня не могла от него оторвать глаз. Вот такими, наверное, были средневековые рыцари, от меча которых один за другим падали неисчислимые враги. В данном случае в качестве врага выступал одинокий крупье, больше за столом никого не было.