– С чего ты взяла? Ему еще в Стокгольм надо. Возвращается только на следующей неделе.
Иола отвернулась от зеркала и уставилась на подругу.
– Ты что мне мозги пудришь, как это не вернулся, если я видела его собственными глазами!
– Кого?!
– Да Казика же, холера, кого же еще? Далай-ламу?
– Когда видела?
– Вчера!
– Где?
– На Маршалковской!
Иола вдруг внимательно глянула на подругу и совсем другим тоном спросила:
– Послушай, в чем дело? Ты ничего не знаешь? Что происходит?
Ошеломленная Элюня молчала. Казик на Маршалковской, идиотизм какой-то. И вдруг вспомнила.
– Да не Казик это был, ты ошиблась так же, как и я! Показалось, на Дольной, у бензоколонки, вижу Казика, а сразу после этого... Нет, наоборот, только что он звонил из Копенгагена. Это его двойник по Варшаве разгуливает.
– Двойник, – осторожно повторила Иола и опять повернулась к зеркалу. – Двойник, как же... держи карман шире!
– А что? – не понимала Элюня, настолько уверенная в верности Казика, что ни малейшее подозрение ей и в голову не приходило.
А Иола, как заезженная пластинка, повторяла:
– Двойник... ха-ха-ха... Двойник!
– А что?
– Двойник!
– Заладила двойник, двойник, ты скажи по-человечески, в чем дело?
Иола опять повернулась к подруге.
– Насколько мне известно, у Казика нет брата-близнеца. Зато у меня есть глаза. Мне не хочется говорить тебе гадости, избави бог, но... Тебе он очень дорог?
Дорог ли ей Казик? Элюня хотела сразу ответить – нет, не очень, поскольку Стефан Барнич настолько овладел всем ее существом, что ни для кого другого места не оставалось. И что-то не позволило так ответить. Казик... Господи, как же она успела привязаться к этому парню, привыкнуть! Рядом с ним чувствовала себя в безопасности, от него исходило такое спокойствие, уверенность. Она была железно, нет, гранитно уверена, что Казик прочно связан с ней, и не хотела бы этой уверенности лишаться. Без Казика стало бы холодно. Вот разве если бы Стефан... но с ним все так неясно, туманно, чудесно, восхитительно, упоительно, потрясающе, мечтательно, желанно и безнадежно! Все так, но Казик...
Нахмурившись, смотрела она на подругу, которая тоже вдруг опечалилась.
– Ну, не знаю... Дорог... Хотя не уверена... А что?
– А то, что, головой ручаюсь, Казика я видела, а не каких-то заменителей.
– И ты говорила с ним?
– Нет, издали смотрела, как он в свою машину садился. Казик, как пить дать! Послушай, я тебя не настраиваю, но подумай. Ни одному мужику нельзя верить, солгут – недорого возьмут. Вернулся, а тебе лапшу на уши вешает с этими Стокгольмами! И Ослами! Пожалуйста, хочешь, я сейчас тебе позвоню и скажу – из Калифорнии? Ведь связь-то автоматическая, идиотка!
Элюня была потрясена. Казик ее обманывает! Находится в Варшаве, а о чувствах говорит исключительно по телефону, избегая личных контактов! Нет, в такое трудно поверить. Ведь это же Казик не может без нее жить, а не она без него! Тогда что все это значит? Или подруга ошиблась, обозналась, или Казик прилетал ненадолго в Варшаву, не застал ее дома и следующим же самолетом вынужден был улететь обратно. Да нет, глупо, он бы ей сообщил.
– Нет! – решительно сказала Элюня. – Это невозможно! И совсем на него не похоже. Да и зачем ему...
– Ну как ты не понимаешь? Втюрился в какую-нибудь... а тебя терять не хочется. Разве такое невозможно?
– Но тогда не стал бы звонить, не уверял, что стосковался по-страшному, – возразила Элюня. – Зачем мне голову морочить?
– Говорю, тебя на всякий случай придерживает, мало ли что... А сам забавляется с... рыбочкой, когда же та в ванне плещется, хватается за трубку и звонит тебе. Слушай, я не утверждаю, что это обязательно, но возможно. Да ведь очень легко проверить, пусть назовет тебе номер, с которого звонит, и ты ему под каким-нибудь предлогом дипломатично перезвони. И сразу поймешь, Ломянки это или Париж!
Идея понравилась Элюне, она не любила неопределенности. Надо знать, обманывает ли ее Казик или это недоразумение. И одновременно мелькнуло в голове что-то тревожное, какая-то мелочь, относящаяся к Казику, да вот никак не вспомнить...
– Непременно проверю! – твердо заявила она. – Сразу же, как только позвонит снова. А если выяснится, что он и в самом деле здесь, разозлюсь и пошлю его ко всем чертям! Как-нибудь переживу, тем более что появился один такой... Ну ладно, давай ищи золотую пуговицу!
* * *
Дипломатический разговор с Казиком состоялся утром в пятницу. В сердце занозой торчало сомнение, не такое уж болезненное, но все-таки. И когда Элюня услышала в телефонной трубке знакомый голос, с ходу принялась осуществлять задуманное.
– Ничего не слышно! – крикнула она в трубку. – Это ты, Казик? Я тебя не слышу, что-то случилось с моим телефоном, со вчерашнего дня барахлит, меня слышат, а я нет. Скажи номер, я перезвоню,
– Послушай, да не кричи так! – проорал в ответ Казик. – Я чуть не оглох, прекрасно слышу. Попробую говорить громче.
– Что? – надрывалась Элюня. – Не слышу!
И поспешила отодвинуть трубку подальше от уха, ибо от могучего Казикова рева затряслись стены квартиры.
– Я те-бя пре-крас-но слы-шу!!!
– Что? Что ты сказал? Что-то трещит в трубке! Ты откуда звонишь? Назови номер!!!
– Из Ко-пен-га-ге-на! Слышишь меня?
Казик уже охрип, а Элюня упорно его не слышала. Еще раз прокричала просьбу дать свой номер, она сама перезвонит. Казик покорился.
– Ноль! – отчаянно заорал он. – Ноль, слышишь? Четыре! Пять!
Положив трубку на стол – Казика наверняка было слышно и на улице, не говоря уже о лестничной площадке, – Элюня с удобствами записала номер и для верности повторила, добавив:
– А теперь отключись, я позвоню.
Проверку, собственно, можно было уже считать законченной. Не будь Казик в самом деле в Дании, не стал бы сообщать номер своего копенгагенского телефона, а уже по коду можно было определить страну и город. Однако следовало соблюдать дипломатию. Не любила Элюня хитрить и решила – когда Казик вернется, она откровенно признается во всем.
А Казик в душе радовался тому, как удачно выбрал время позвонить. Ведь мог же свалять дурака и позвонить в другое время и из другого места, и что тогда?
