Я предпочитал рассказывать прежде всего о тех, с кем лично встречался, кого видел в деле (например, о Джохаре Дудаеве поэтому не пишу). Но среди действующих лиц немало тех, кто воевал по другую линию «фронта». Конечно же, я выразил свое отношение к тем заметным фигурам, чьи фамилии – у всех на слуху. Как и в любых мемуарах, авторские оценки спорные, порой очень личностные. Но это мои оценки, и думаю, что имею на них право.

В сложной, экстремальной ситуации проявляется как на рентгене вся суть человека, сразу видно, кто чего стоит. На войне есть все – и трусливость, и глупость, и недостойное поведение военнослужащих, и ошибки командиров. Но это не идет ни в какое сравнение с мужеством и героизмом, самоотверженностью и благородством российского солдата. Ему мы обязаны всем лучшим, что есть в нашей военной истории. Как бы грамотно и красиво командир ни нарисовал на карте стрелу (направление атаки удара), «тащить ее на плечах» придется рядовому бойцу. Нашему российскому солдату нужно в ноги поклониться за то, что вынес на себе тяжелейший груз военных испытаний и не сломался, не пал духом.

К сожалению, далеко не все, с кем плечом к плечу прошел я по трудным дорогам Кавказа, упомянуты в этой книге. Но я благодарно помнил и буду помнить моих боевых сослуживцев, товарищей по оружию (от солдата до генерала), кто в трудный для новой России час встал на защиту ее целостности. А тем, кто сложил головы на поле брани, низко кланяюсь: вечная им слава!

В сентябре 94-го я находился в длительной командировке в Приднестровье

– в составе комиссии по урегулированию конфликта. Незадолго до этого 1-я гвардейская танковая армия, где я был первым заместителем командующего, покинула территорию Германии и передислоцировалась в Смоленск.

Звонок командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковника Митюхина (с которым мы служили в Западной группе войск) застал меня в штабе в Бендерах. «Геннадий Николаевич, не засиделся ли ты в тылу? – шутливо начал разговор Алексей Николаевич. – Пойдешь ко мне командиром 42-го армейского корпуса во Владикавказ?» Я ответил: «Если вы считаете, что подхожу на эту роль, я благодарен за доверие». Говорю, а у самого в голове все перемешалось от столь неожиданного предложения. Командующий, словно почувствовав мои сомнения, продолжал: «Для тебя Кавказ – не чужой, ты вырос здесь… Я знаю тебя хорошо и считаю – справишься. Долго не засидишься – скоро будет освобождаться перспективная должность…» Я спросил: «Сколько времени у меня на обдумывание?» – «Чем быстрей, тем лучше», – ответил Митюхин и, попрощавшись, положил трубку.

Я позвонил жене. Она сказала: «Как решишь сам. Я всегда буду рядом с тобой».

В тот же вечер снова связался с Митюхиным: «Я готов». А через три дня в Ростове уже докладывал ему о своем прибытии.

Мы друг друга хорошо знали. За несколько лет совместной службы у нас сложились доверительные отношения, хотя и не всегда было все гладко.

Митюхин отложил все дела, и мы улетели во Владикавказ. Он очень по-доброму отнесся ко мне. Несколько дней возил по расположению войск, представлял меня офицерам управления корпуса, личному составу 19-й мотострелковой дивизии, 136-й бригады в Буйнакске, 135-й – в Прохладном. Меня это, признаться, удивило. Обычно как бывает: представил на служебном совещании или на Военном совете, и все. А тут такое внимание. Только позже понял, почему он так по-отечески опекал меня: знал, что скоро подразделения 42-го корпуса пойдут в Чечню. Но разумеется, мне об этом ни слова, ни намека.

Я, конечно, был в курсе, что обстановка вокруг Чечни накаляется с каждым днем. Да и огонь осетино-ингушского конфликта продолжал тлеть. Достаточно сказать, что спустя полгода, после завершения активных боевых действий, мой предшественник на должности командира корпуса генерал-майор А. Корецкий при загадочных обстоятельствах погиб на территории Северной Осетии. Мне рассказывали, как экстремисты пытались захватить наши склады с оружием и боеприпасами, брали в заложники офицеров, в числе коих оказался военный прокурор Владикавказского гарнизона. Словом, обстановка в том регионе оставалась сложной и напряженной.

…В конце поездки Митюхин напутствовал: «Разбирайся, вникай. Что не понятно – звони». А через два месяца, в соответствии с указаниями Генерального штаба, войска округа приступили к подготовке и планированию операции. Она имела ряд особенностей:

– во-первых, необходимые мероприятия осуществлялись в крайне короткие сроки;

– во-вторых, для ее проведения создавалась Объединенная группировка войск, включавшая силы и средства различных министерств и ведомств, имеющих свою специфику в решении возложенных на них задач (соединения и части Министерства обороны, внутренних, пограничных и железнодорожных войск, силы и средства ФСБ, ФАПСИ, МЧС);

– в-третьих, поскольку боевую задачу предстояло выполнять на территории одного из субъектов Российской Федерации, предусматривались существенные ограничения в действиях войск;

– в-четвертых, требовался глубокий и многоплановый анализ ситуации, так как данные о внутреннем положении в Чечне и раскладе сил дудаевцев и оппозиции были очень противоречивыми.

Согласно директиве министра обороны, в соответствии с президентским Указом ставилась задача:

Я часто вспоминаю те декабрьские дни, когда военные предприняли первые шаги по наведению конституционного порядка. Журналисты сразу окрестили локальную операцию войной, правозащитники – геноцидом чеченского народа, политики – авантюрой. У меня свой взгляд на те события, и в этой книге я старался честно рассказать об увиденном и пережитом.