С другой стороны, согласно Дэвидсону, убеждения никогда не существуют сами по себе, и чтобы всякое убеждение имело смысл, ему необходимы другие связанные с ним убеждения. Собака не может считать, что некий объект является деревом, не имея целой серии общих убеждений, связанных с деревьями: что они растут, что у них есть листья, ветви и корни, что им нужна вода, свет и т. д. То же самое касается кошки: чтобы считать, что перед нами действительно кошка, нужно считать, что это млекопитающее с четырьмя лапами, которое мяукает, и т. д. Нет конкретного списка общих убеждений, которые позволяют считать некий объект деревом или кошкой, однако если мы не можем приписать собаке хотя бы некоторые из этих общих убеждений, то, согласно Дэвидсону, не можем и приписывать ей убеждение, что кошка находится на дереве. При этом, опять же, мы не можем знать, какими из общих убеждений обладает собака, – если вообще ими обладает.
Аргументы Дэвидсона убедили лишь немногих философов[10]. С одной стороны, отмечалось, что те же проблемы, хотя и не так явно, возникают и в тех случаях, когда мы приписываем убеждения другим людям. Мы никогда не можем ни точно знать, что именно происходит в голове у других людей, ни заранее определить во всех подробностях, как они воспринимают мир. Однако это не мешает нам приблизительно это понимать, основываясь, например, на сведениях о личности или биографии другого человека. Возможно, Лоис Лейн воспринимает своего коллегу как «очкарика», а не как «Кларка Кента», но все же использовать эту характеристику целесообразнее, чем прозвище «Супермен», учитывая, что она еще не раскрыла его тайну.
В то же время существует мнение, что Дэвидсон впадает в чрезмерный пессимизм, когда описывает границы наших знаний о животных. Если изучать их поведение в контролируемых условиях, можно достаточно хорошо разобраться в том, как они понимают мир, и это позволяет нам гораздо успешнее определять их убеждения, чем полагает Дэвидсон.
Также утверждается, что убеждения животных необязательно должны состоять из понятий, как предполагает Дэвидсон. Например, может быть так, что собака не думает о кошке как о мяукающем млекопитающем с четырьмя лапами, а воспринимает ее с точки зрения действий, которые по отношению к ней можно предпринять: например, как предмет, за которым можно гоняться или который можно съесть.
Наконец, ученые говорят, что аргумент Дэвидсона, даже будь он не таким спорным, позволил бы нам лишь сделать вывод, что мы не знаем, какие убеждения есть у животных, но он не дает нам оснований считать, что у них совсем нет убеждений. Вопрос о том, что именно происходит в голове животного, отличается от вопроса о том, есть ли у него разум.
Согласно Дэвидсону, однако, дело не просто в том, что у нас нет возможности выяснить, какие убеждения есть у животных, а в том, что проблематична сама идея, что животные обладают разумом. Он выдвигает следующий довод. Человек, обладающий убеждениями, должен уметь удивляться, поскольку удивление возникает в тот момент, когда человек фиксирует, что реальность отличается от его представления о ней. К примеру, если я увижу, что у меня отрицательный баланс на банковском счете, я удивлюсь, поскольку осознаю несоответствие между суммой, которая, как я думала, лежит у меня на счете, и той, которая на нем есть в действительности. По Дэвидсону, для того, чтобы кто-то мог удивляться и, следовательно, иметь убеждения, он должен обладать понятием убеждения, то есть должен быть способен понимать: его представления о мире – это одно, а то, каким является мир на самом деле, – другое. Удивившись балансу моего банковского счета, я демонстрирую, что понимаю разницу между фантазией, возникшей у меня в голове, и суровой действительностью.
При этом, чтобы сформировать понятие убеждения, как считает Дэвидсон, необходим язык. Язык позволяет нам сопоставлять наши убеждения с убеждениями других людей и таким образом выстраивать представление об объективной реальности, не зависящей от всех наших субъективных убеждений. Поскольку язык – или по крайней мере язык, достаточно сложный для решения этой задачи, – присущ только людям, только люди могут обладать понятием убеждения и, следовательно, самими убеждениями. А учитывая, что, по Дэвидсону, убеждения являются базой, основой для любого мышления вообще, разумом обладают только люди.
Опять же – это убедило лишь немногих философов. Например, Дэвидсона упрекали в том, что он поставил телегу впереди лошади. Хотя между способностью обладать убеждениями, понятием убеждения и языком есть некоторая связь, более вероятно, что связь эта обратная. То есть способность иметь убеждения необходима для того, чтобы сформировались язык и понятие убеждения, а не наоборот. Кроме того, идея, что для обладания убеждениями требуются как язык, так и понятие убеждения, предполагает, что дети, еще не владеющие языком, убеждений не имеют. А если так, непонятно, как они вообще могут овладеть языком. Очень сложно объяснить, как мы все усвоили названия вещей и научились выражать идеи, не имея убеждений и абсолютно никаких мыслей в голове.
Итак, тезисы Дэвидсона выглядят не слишком убедительными. Однако мы лишь показали, что этот конкретный философ ошибался. Какие же аргументы в пользу разумности животных мы можем предложить? Обычно приводятся три основных; они построены на принципах аналогии, вывода к наилучшему объяснению и эволюционной парсимонии[11].
В рамках принципа аналогии исходят из того, что некоторое свойство X связано с умственными способностями людей, а затем по аналогии заключают, что животные, демонстрирующие это свойство X, также должны обладать разумом. К примеру, способности решать задачи или менять поведение являются свойствами, которые у людей зависят от их интеллекта. Руководствуясь принципом аналогии, мы можем сделать вывод, что животные, решающие задачи или демонстрирующие гибкость поведения, также разумны. На самом деле в сравнительной психологии существует огромное количество исследований (и их число продолжает расти), которые свидетельствуют, что многие виды помимо человека способны делать выводы из опыта, запоминать прошлое, прогнозировать будущее, планировать, изобретать, адаптироваться к изменяющимся условиям, а также обладают многими другими навыками, которые требуют от человека некоторых мыслительных способностей.
Принцип вывода к наилучшему объяснению сводится к следующему: гипотеза о наличии у животных разума – это лучший способ интерпретации некоторых форм поведения, которые мы у них наблюдаем, например таких, которые очевидно ошибочны либо не согласуются с реальностью. Учитывая, что кошка на самом деле залезла не на дуб, а на клен, лучшее объяснение поведения собаки будет состоять в том, что она считает, что кошка находится на дубе. Принцип вывода к наилучшему объяснению также включает идею, что мы можем не только лучше объяснить определенные виды поведения через атрибуцию ментальных состояний, но и строить предсказания, основываясь на этих ментальных состояниях. Например, мы предположим, что у собаки есть желание гоняться за кошкой и убеждение, что кошка залезла на дуб. Тогда мы можем спрогнозировать, что, когда собака поймет, что кошка на самом деле залезла на клен, то сначала она удивится, а затем побежит туда, где, как она только что поняла, находится кошка. Если наш прогноз сбудется, лучшая интерпретация вновь сведется к тому, что животные разумны.
Наконец, принцип эволюционной парсимонии основан на наших знаниях о биологической эволюции и естественном отборе. Все виды родственны друг другу. Мы можем выбрать два совершенно любых вида, и у них обязательно найдется общий предок. Чем ближе родство, тем больше они похожи друг на друга. Это относится и к интеллектуальным способностям. Те виды, которые находятся близко друг к другу на древе жизни, с большой вероятностью будут иметь аналогичные умственные способности. Когда мы замечаем у представителей видов, близких к нашему, поведение, которое, как мы знаем, требует развитых интеллектуальных навыков, мы можем предположить, что представители этих видов также обладают разумом, – и это наиболее простое объяснение. Принцип парсимонии подразумевает, что чем ближе родство других видов с нашим либо с теми видами, которые демонстрируют развитую психологию, тем выше вероятность, что у особей этих видов есть разум[12].
