Кэм выходит и садится по другую сторону от меня. — О чем вы тут сплетничаете?

Я закатываю глаза, но мама подталкивает меня. — Кто бы мог ответить на этот вопрос лучше, чем его лучший друг, верно?

О, это плохая идея, если честно. Но я бы соврала, если бы сказала, что она не права. Сегодня он провел с ним целый день в баре, зная, что он сказал мне вчера вечером. Так что я знаю, что он был очень внимателен.

Я поворачиваюсь к брату. — Скажи мне, что делать? Остаться ли мне и бороться за наш брак, или уйти и позволить ему жить дальше?

Он качает головой еще до того, как я закончила вопрос. — Нет. Нет, сэр. Я не буду в это вмешиваться.

— У тебя не было проблем, когда ты сказал мне остаться, чтобы помочь ему.

— Это было другое.

У меня отпала челюсть. — Почему?

— Потому что это была моя просьба, — говорит он.

Какой же он засранец. — Ладно, хорошо. Тогда просто скажи мне вот что: как ты думаешь, он меня разлюбил? Типа, любовь-мертва, никогда-даже-не-думает-обо-мне?

Мое сердце балансирует на краю обрыва, пока я жду его ответа, и кажется, что проходит целая вечность, прежде чем он выпускает порыв воздуха. — Я не знаю, честно говоря. Но что я точно знаю, так это то, что с тех пор, как ты уехала, он даже не взглянул на другую девушку.

И это все, что мне нужно было услышать, чтобы получить ответ.

Внутри бара темно, но свет, исходящий из окна наверху, говорит о том, что он еще не спит. Сначала я пошла к дому. Он сказал, что едет домой, и я решила, что он будет именно там. Но его машины не было на подъездной дорожке, и ни один из фонарей не горел. Только когда я позвонила Мали, я узнала, что он не ночует в доме уже больше года. Он живет в баре наверху и только время от времени заглядывает домой, чтобы убедиться, что там все в порядке.

Прежде чем я успеваю остановить себя, я бью кулаком в дверь. Сначала это не помогает, но я не собираюсь так просто сдаваться. Тем более, что для того, чтобы попасть сюда, мне потребовалось столько усилий. Я снова бью по двери, но не останавливаюсь, пока не вижу его. Он в одних серых спортивных штанах, без футболки, и на мгновение замирает, глядя на меня. Думаю, он знает, что я никуда не уйду, потому что проводит пальцами по волосам и идет отпирать дверь.

— Знаешь, для того, кто не удосужился попрощаться, тебе, похоже, есть что сказать.

Я держу голову высоко, хотя это убивает меня изнутри. — Десять минут.

Он выглядит так, будто хочет сказать мне «нет». Чтобы я отвалила и уехала, закрыв дверь перед моим носом во второй раз за два дня. Но вместо этого он вздыхает и неохотно отодвигает дверь дальше, чтобы впустить меня.

Я уворачиваюсь от его руки и вхожу в бар. Всю дорогу сюда я так беспокоилась о том, как заставить его выслушать то, что я хочу сказать, что даже не подумала о том, как я буду говорить это дерьмо, когда у меня появится шанс. Но даже если бы я и подумала, то все равно, когда я повернулась, чтобы посмотреть на него, все, на чем я сосредоточилась, это на том, как чертовски хорошо он выглядит.

У меня пересохло во рту, когда я смотрела на него. У меня было это. Все это было моим. Черт возьми, я никогда не ненавидела кого-то больше, чем этого гребаного преследователя, который заставил меня уйти. Но каким бы сексуальным он ни был, синяки, покрывающие его грудь, и следы дорожной пыли на его боку вызывают у меня сильнейшее желание позаботиться о нем.

Скрестив руки на груди, он выжидающе смотрит на меня. — У тебя осталось уже меньше девяти минут. Я предлагаю тебе больше не терять времени.

— Извини, — пробормотала я, отводя глаза. — Просто это выглядит очень болезненно.

Он пожимает плечами. — Бывало и хуже.

Черт. — Хейс, ты должен знать, что я никогда не хотела тебя бросать.

— О, чушь собачья, — насмехается он. — Ты не сделала бы того, что сделала, если бы не хотела.

— Это неправда. Я…

Я хочу сказать это, нарушить правило номер три, но слова не идут. Страх, который так долго обволакивал меня, как смирительная рубашка, берет верх, и я не могу заставить его вырваться наружу.

— Ты что? — давит он. — Сожалеешь об этом? Да, я предполагал, что однажды ты это сделаешь, но это не моя проблема.

— Я не это хотела сказать, — пробормотала я. — Боже, раньше с тобой не было так трудно разговаривать.

— Раньше и смотреть на тебя было не так трудно. — Он делает шаг ближе. — Раньше мне чертовски нравилось смотреть на тебя. Жаждал этого. Но теперь, каждый раз, когда я вижу тебя, я думаю только о той ночи, которую мы провели вместе за несколько часов до твоего отъезда. И все это время ты знала, что уезжаешь. Я думал, что все наконец-то налаживается. Я думал, что у нас все будет хорошо. Но ты, блядь, знала, что это не так.

У меня сжимается в груди. — Я знала.

Нет смысла лгать. Нет смысла отрицать это. Он не просит правды, он говорит о том, что уже и так знает. И, кроме того, ты не можешь случайно решить уйти посреди ночи после занятия любовью, как это было у нас.

— Почему? — спрашивает он. — Зачем все это делать? Зачем давать мне надежду, чтобы разрушить ее на следующее утро?

— Я хотела провести с тобой последнюю хорошую ночь, — признаюсь я. — Чтобы было за что держаться.

Когда он сделал еще один шаг ко мне, его глаза впились в мои. — Видишь ли, в этом-то все и дело. Тебе есть за что держаться. Ты знала, что последний раз, когда мы трахались, будет последним. Но я не знал.

Чем ближе он подходит, тем труднее дышать. Я видела этот взгляд в его глазах достаточно раз, чтобы понять, что он означает, и я хочу этого. Я хочу этого так чертовски сильно. Но я знаю, что если позволю ему овладеть мной, то снова окажусь разбитой вдребезги и буду вынуждена самостоятельно собирать осколки.

И все же, даже зная это, я не думаю, что у меня хватит сил остановить его.

Я прижимаюсь спиной к стене, а он ухмыляется. — Что не так, Рочестер? Не нравится, когда ты не контролируешь ситуацию?

— Я пришла сюда, чтобы поговорить, — пытаюсь я, но мой дрожащий голос выдает меня.

Он бросает на меня скептический взгляд. — Я же сказал тебе, я не хочу говорить.

Схватив меня за запястье, он притягивает меня к себе и кружит. Его прикосновение обжигает, когда он проводит рукой по моему боку.

— Ты трахнула меня той ночью, зная, что это будет в последний раз, — повторяет он. — Это было на твоих условиях. А сейчас на моих.

В тот момент, когда его рот встречается с моей шеей, показывая, что он точно помнит, куда идти, я понимаю, что мне конец. Он сильно всасывает мою кожу, не заботясь о том, оставит ли он след, который все увидят, или нет, а я слишком одурманена, чтобы заботиться об этом. Он тянется и расстегивает пуговицу на моих джинсах, спускает их до колен вместе с трусиками. Никаких поддразниваний, никакой прелюдии. Я чувствую, как его член касается моей задницы, прежде чем он наклоняет меня и трется о мою киску.

— У меня нет презерватива, — говорит он мне. — Если это меняет правила игры для тебя, то это твой единственный шанс.

Какая-то часть меня кричит, чтобы я отказалась от этого. Возможно, в эмоциональном плане мне будет гораздо лучше, если я так поступлю. Но, зная, что он ни с кем больше не был, спасибо Кэму, я ничего не говорю и хватаюсь за стену перед собой.

Прошло слишком много времени, поэтому в тот момент, когда он входит в меня, я чувствую, что растягиваюсь вокруг него до такой степени, что становится больно. Но в отличие от того момента, когда он лишил меня девственности, в этот раз он не терпелив и не добр, и, честно говоря, так даже лучше. Мы оба стонем в унисон, позволяя звукам нашего удовольствия заполнить комнату.

Он вырывается и снова входит в меня. Его руки крепко сжимают мои бедра. Я уверена, что утром останутся синяки в виде кончиков пальцев, но я не против. По крайней мере, будет хоть что-то, что подтвердит, что это действительно произошло. Что это был не очередной сон, призванный мучить меня.