- Смотри-и-и!!! Хорошо смотри! Так чтобы запомнить надолго! - собачья пасть брызгала на моё лицо слюной, прошивая каждую клетку тела своим животным взглядом, убивая во мне этим всё человеческое.

    Не знаю что такое боль. Может это когда ты сломал что-то? Неудачно упал, или неудачно сел. Может это когда тебя болит голова от недосыпа? Или просто болит хоть что-то... Это и есть боль? Тогда что же чувствовал я?

    Что я ощущал, смотря на то, как сквозь разорванные вещи, проступала нежная кожа, а её лапала грязная ладонь, со скрюченными пальцами. Она прикасалась к моей коже, к моему человеку, к моей женщине, оставляя кровавые полосы.

    Что тогда боль, когда ты смотришь как самый дорогой и любимый человек умирает на твоих глазах не просто в муках. Нет. Ми Ран уходила в агонии из боли, слёз, стонов отчаяния и мольбы. Она рыдала и молила помочь ей, а я не смог. Ничего не мог, потому что меня поломали точно так же, только убив не только тело, но и разум, сердце и душу.

    Растерзали как мою жену, на грязном полу склада. Изнасиловали и надругались точно так же, как над ней, прямо на моих глазах.

    Я помнил как обливался слезами и в отчаянии орал так, что рвал горло. Хорошо помню, как пытался спасти её, но мне переломали и руки, и ноги, так чтобы всё что я смог - доползти на локтях до её мертвого тела и кричать, просить небо вернуть её, умолять Ми Ран открыть глаза и посмотреть на меня.

    Что тогда боль, если не это? Что тогда агония, если не вид оскалившейся пасти твари, которая хохоча, продолжала дышать. Этот ублюдок продолжал изрыгать словами. Он говорил, много и с чувством, но я не слышал. Я не чувствовал уже ничего. Ни своего избитого в кровь тела, ни дыхания, ни голоса, ни даже стука сердца в груди. Я лишь смотрел на то, как посинели мягкие губы, каким жутким налетом пыли покрылось светлое лицо, в какой грязи были пряди каштановых волос, цвет которых на солнце отливал насыщенно красным оттенком.

    Смотрел и молился, чтобы меня убили. Чтобы один из псов этой твари всадил мне пулю в лоб, или вонзил нож прямо в мертвое сердце. Пусть так, но хватит. Пусть смерть, но следом за ней, чтобы не чувствовать ничего и дальше. Чтобы забыть всё это одномоментно, уже и сейчас...

    Однако... Это ведь всё сказки? Так? Как же! Мне, и подарить такой шанс на искупление и забвение в смерти. Нет, это слишком большая роскошь для такого, как я. Слишком большая и настолько ценная, что простой парень Тангир её уж точно не заслужил.

    Я мог бы сказать, что первая любовь это самое светлое и самое волнительное чувство в жизни любого человека. Однако для меня, моя первая любовь стала последней. Обратилась в проклятье, написанное кровью на моём теле. Его слова вырезаны ржавым ножом прямо на коже, из которой годы сочится только кровь, а раны гниют. Они источают вонь - аромат моей боли.

    Запах моего безумия, потому что я видел не только смерть, я видел то, как убивали меня. Будто смотрел на это со стороны и не мог поверить, что в мире существует такая жестокость. Что вокруг нас могут жить, дышать, есть и даже растить детей, такие люди.

    Момент, когда белое подвенечное платье окрасила кровь, стал точкой в моей агонии. Потому что хоть я и запомнил день нашей свадьбы, как самый счастливый. Однако больше не мог возродить в голове образ белоснежного и чистого создания, которое взял в жены. Ми Ран обратилась для меня в агонию, одетую в окровавленное подвенечное платье...

    Всё что я помнил - сладкое забвение, которым заканчивался мой кошмар, превращая пробуждение ото сна не в облегчение, а ещё большую агонию, но уже наяву. Потому что я любил, и помнил насколько.

    - Гир, постой! - тихий шепот остановил меня, вызвав улыбку и заставив обернуться в кровати и сесть обратно.

    - Что? - прикусил нижнюю губу, смотря на то, как по-домашнему тепло на ней смотрится простая белая пижама.

    - Ничего! Иди на работу! - Ми Ран скривилась, как ребёнок, и накрылась одеялом с головой.

    - Ну что-о-о? - начал щекотать её, в попытке разбудить, потому что занятия в университете никто не отменял.

    - Ничего! - Ми Ран откинула одеяло, и крепко схватив за шею, повисла в сантиметре от меня, почти прикасаясь губами к моим:

    - Мы опоздаем, котёнок, - я потерся носом о её нос, - Сонбэ-ним с меня три шкуры стащит за это, - хрипло выдохнул понимая, что тонкие пальцы её руки, которые задевают ноготками мой пресс, совершенно наплевали и на моего начальника, и на всё, что с ним связано.

    - Ну так скажи, что у тебя медовый месяц, - Ми Ран игриво надула губы, и поползла пальцами ещё ниже по животу, задевая уже завязки на штанах моей пижамы, а потом и вовсе преодолевая стеснение совершенно нагло обхватила окаменевший член и ласково сжала, раскрывая его и поглаживая.

    - Мммм... - я втянул нижнюю губу в рот и хмурясь, прислонился к её лицу лбом, ощущая как волны удовольствия только сильнее толкают член в маленькую ладошку, а дыхание в груди обращается в тяжёлый свист.

    - Он проклял тот день, когда мы поженились, - я издал смешок и открыл глаза, осматривая её обиженное выражение на лице, но хитрый блеск в глазах.

    - Аппа *(папа) невыносим!

    - Ты знаешь, что для меня это было единственное и самое страшное условие чтобы наконец совратить его дочь, - одного захвата мне хватило, чтобы услышать игривый смех и жаркий выдох в мои губы.

    - Я ему позвоню и поговорю с ним, Гир, - Ми Ран замерла и раскрылась, обхватывая мою талию ногами и позволяя ощутить насколько мне тепло, хорошо, и насколько я счастлив просто дышать этим утром.

    Моим утром, которое было последним, когда я покрывал поцелуями тонкую шею, чувствуя лёгкий аромат духов. Ловил дыхание и каждый звук, который рождали мои движения в ней. Мягкие всхлипы, и тепло, которое превращалось в жар между нашими телами. Обволакивало настолько, что реальное одеяло отлетело в сторону, а я перевернулся на спину, чтобы смотреть на то, как изящные линии красивой фигуры, двигались на мне в совершенном танце из сладких, плавных и резких движений.

    Жадно следить, как моя плоть покидала её тело, а потом растягивала вновь, наполняя, и заставляя меня вдыхать воздух рывками через нос. Как я тащился и кайфовал от того, как моя ладонь, сдавившая мягкий, горячий и пульсирующий клитор, только подливала жара в то пожарище, с которым Ми Ран двигалась на мне, уже не в силах сдерживать дрожь, и хватаясь за мои плечи. Ложась на меня всем телом, чтобы отдать контроль над нашим наслаждением в мои руки. Позволяя схватить нежные ягодицы, и вжать в себя, насадить на свое желание, и вторгаться в её тело так, чтобы чувствовать что до конца, что полностью, и что ей настолько хорошо, насколько я горю и почти схожу с ума, ловя своими губами её губы. Ощущая как она кончает и вонзает тонкие пальчики в мои щеки, которые обхватывает в хаотичном порыве страсти. 

    Ми Ран сама заставляла меня дышать глубоко и чувствовать каждой частью своей плоти насколько ей сладко, насколько ей приятно и насколько она хочет меня. Страстно, долго и с не меньшей любовью, чем моя.