Подхватив брошенный Гендриком лозунг: «Ростбиф к обеду!» — юноши понеслись в атаку на стадо гну.
Они не старались скрыть свое приближение; впереди мчались собаки — теперь их было только пять, — и любимица Гендрика скакала первая.
В одну секунду все на лугу пришло в движение. Каждая порода животных на свой лад бросилась искать спасения. Красавцы дау сбились в кучку и побежали куда глаза глядят; скакуны, по своему обыкновению, рассыпались по сторонам; а гну, соединившись в беспорядочное стадо, сначала ринулись прочь от охотников, затем разделились надвое, повернулись — одни направо, другие налево — и помчались обратно, охотникам в тыл.
Вид луга совершенно изменился. Зебры исчезли так же, как и скакуны. Перед охотниками остались одни гну, но эти не сбились все в одно место: они были повсюду, кругом. Часть спасалась от собак, другие разбегались по сторонам, третьи, проскакав назад ярдов двести — триста, вдруг снова бросались вперед и проносились так близко от лошадей, что охотникам казалось, будто они вот-вот нападут на них. Свирепые маленькие глазки, острые, круто загнутые рога, черная взъерошенная грива — все придавало им вид грозного врага, каким они и становятся, когда решатся перейти в нападение. Раненый гну очень опасен даже для всадника, а пешему и вовсе не устоять против стремительной атаки рассвирепевшего зверя.
Очень странным показалось молодым охотникам, что самцы, вместо того чтобы бежать вместе со всеми, отчего-то медлили в тылу убегающего стада. Иные даже совсем останавливались, оборачивались и, громко фыркая, глядели на охотников; потом вдруг пускались вскачь, и случалось, что, столкнувшись нечаянно друг с другом, тут же затевали драку. И дрались они не для отвода глаз. Напротив, старые самцы, казалось, всерьез старались забодать один другого: сбежавшись, они падали на колени и стукались головами так, что громко трещали рога и крепкие шлемообразные лбы. Но, несмотря на это, они тотчас разбегались при приближении охотников, и попасть в них было очень трудно. Если б не гончие, то молодые люди вернулись бы, чего доброго, в лагерь с пустыми руками. Собакам, однако, удалось собраться в стаю и, выбрав одного старого самца, отрезать его от остальных. Во всю мочь погнали они его по полю: Гендрик и Толстый Виллем пришпорили коней и помчались следом; поскакали и их братья, но травля затянулась, и они один за другим стали отставать.
Самец не пробежал и двух миль, как собаки насели на него. Он почувствовал, что от них не уйти, круто повернул, ринулся навстречу своим преследовательницам и раскидал их рогами по сторонам.
По всей вероятности, старый гну успешно отбился бы от всех пятерых, если б в это время не приблизились охотники; новый испуг придал ему сил, и, бросив собак, он со всех ног пустился бежать по равнине. Еще миля — и гну скрылся бы в перелеске; там, видимо, он и искал спасения, но у него не хватило дыхания. Он не добежал еще до леса, а собаки уже то и дело хватали его за бока. Тогда он еще раз принял оборонительное положение и стал бить рогами направо и налево. Это была храбрость отчаяния. Пять собак одновременно набросились на старого гну — одна вцепилась ему в горло, другие повисли на крупе и на задних ногах. Скоро они свалили бы его на землю и битва бы кончилась, но тут подъехали Гендрик с Виллемом, и две пули, пробив ему ребра, прекратили его мучения.
