Бабахнуло еще пару раз, и бой затих. Четыре чадящих остова остались на дороге. Под прикрытием дыма к БТР и легковушке перебежали десяток бойцов. Добычей стали четыре пистолета, два автомата, пулемет с бронетранспортера и десяток немецких карабинов. Боеприпасов тоже насобирали достаточно.

Затишье стояло недолго. Немцы попытались обстреливать деревню из минометов, но не имея подходящих полян в лесу, они нагло вылезли на опушку. И были наказаны. Во взводе Якушева кроме него был еще десяток метко стреляющих бойцов. Минометные расчеты выбили почти мгновенно. Уцелели единицы, шустро уползая под защиту соснового бора, а минометы так и остались на опушке.

А потом подошли танки. Шесть «троек» выползли из-за поворота, развернулись фронтом и начали обстрел. Это было серьезно. Против танков пулеметы не плясали.

Единственная преграда для танков – речка. Два Т-III направились к мосту. Сдвинув в сторону танкетку и «Кюбельваген», одна «тройка» вползла на мост. Тот бы выдержал большой вес, но не зря под ним поработали саперы. Мощный взрыв подбросил настил вместе с танком. После чего «тройка» клюнула вперед, провалилась меж опор и замерла кормой вверх. Люки распахнулись и из них начал медленно выползать контуженый экипаж. Трофейный МG тут же влепил очередь по немецким танкистам. Другая «тройка» выстрелила фугасом по пулемету и попыталась форсировать речку рядом с мостом. Но только она съехала в камыш, как начала быстро погружаться. Как вода поднялась до полок, сразу из машины бодро полезли танкисты, однако далеко они не ушли…

Немцы больше попыток форсировать реку не предпринимали. Начали обстрел. За артиллерию работали танки, и через два часа в деревне не осталось ни одного целого дома. Под прикрытием танков к речке начали перемещаться небольшие группы немцев. С ними и перестреливались бойцы, не давая форсировать реку. Иногда немцам удавалось переправиться, и тогда под берег летели гранаты.

Из-за обстрела и плотного пулеметного огня рота понесла ощутимые потери. Более половины было убито и тяжело ранено. Прямым попаданием убило расчет ДШК, сам пулемет раскурочило.

Обстрел продолжался.

Р-дадах!

Боец справа вскрикнул, выронил винтовку, сполз на дно окопа и забился в крике. Помочь ему Степан не успел – боец умер. Якушев только глаза мертвецу прикрыл. И остатки боезапаса забрал – патроны заканчивались.

Р-дадах!

Снаряд взорвался совсем рядом, и все звуки пропали, кроме сильного звона в ушах, а в голове стало тесно и очень больно. Степан зажал ладонями голову и, не в силах стерпеть эту боль, застонал.

«Где это я?» – появилась странная мысль и сразу затерялась во всполохах боли.

Кто-то схватил за плечо и начал трясти. Сержанту показалось, что трясется вся земля. Но боль вдруг отступила – и прорезался слух.

– Товарищ сержант! – слишком громко резануло по ушам. – Товарищ сержант!

Боец, увидев, что Якушев пришел в себя, быстро затараторил:

– Командира убило, комиссар тяжело ранен, вас зовет.

– Одного меня? – спросил сержант и поморщился. Гул в голове еще стоял.

– Еще старшину звал. Лейтенант уже там.

– Хорошо, иду, – поднялся Степан.

Комиссар Чурилов был земляком сержанта. Оба из Томска и оба жили на одной улице рядом с Воскресенской горой.

Стоп! Якушев остановился. Почему-то кажется, что его родина не Томск, а Городец…

Почему? Степан тряхнул головой, поморщился на вспышку боли, затем выглянул из окопа – как там немцы?

«Немцы… – возникла странная мысль, – значит, мужикам не приснилось…»

Удивиться этому Якушев не успел – засвистели пули и по краю окопа ударило очередью. Степан инстинктивно пригнулся, стряхнул насыпавшуюся на него землю, выматерился в адрес немцев и, пригибаясь, направился к правому флангу.

Чурилов с полностью забинтованной грудью лежал на дне окопа. Кровь намочила всю гимнастерку и проступила сквозь бинты. Рядом уже стояли старшина с лейтенантом.

– Что немцы? – хрипло спросил Чурилов.

– Отогнали, товарищ комиссар, – доложил лейтенант. – Затихли пока.

– Ненадолго… – выдохнул комиссар, – это авангард только. Следом идет полк. Нам его не сдержать. Так что слушай приказ…

Чурилов кашлянул. Кровь потекла изо рта.

– Слушай приказ, – повторил уже тише, – надо срочно предупредить наших…

Вновь закашлялся, кровь начала течь сильнее. Боец с санитарной сумкой бросился к Чурилову, но тот отстранил его.

– Сержант… Степан… – еле слышно позвал комиссар, – наклонись…

– Сержант… Степа… выведи людей. Ты тут самый опытный остался… лейтенант просто мальчишка… выведи. И предупреди командование дивизи…

Чурилов замолк и медленно выдохнул…

– Товарищ комиссар!

Уже Якушев отстранил наклонившегося санитара. Потом закрыл глаза умершему, поднялся и снял каску. Постояли молча.

Сержант взглянул на лейтенанта. Тот был бледен и явно растерян.

Не успел Степан спросить лейтенанта, какие будут приказания, как за спиной кто-то быстро проговорил:

– Таварыш камандзир!

Якушев удивленно повернулся. Позади стоял парнишка лет двенадцати из местных, которого еще когда окопы рыли устали отгонять, чтобы не мешал и не доводил нескончаемыми вопросами.

– Таварыш камандзир! – затараторил парнишка. – Германци. Па лесе абышли. Чалавек сто. С куляметом и уинтоуками.

– Где? – спросили одновременно все трое.

– Па поудни тры вярсты. Сюды идуць.

Сержант взял планшет капитана, открыл и вгляделся в карту.

– Так, вот тут, – ткнул он в точку на карте, потом провел им до деревни.

– Хреново, – высказался старшина. – Теперь как, товарищ командир?

Лейтенант растерянно молчал.

– Тебя Андрей вроде зовут? – спросил паренька Воронин. – Ты, пострел, сам как сюда пробрался?

– Так па ускрайку, – махнул тот рукой, – лесам ды берагам ды па кустах.

– А нас провести сможешь?

– Ни, – замотал паренек белобрысой головой, – там ужо германци. Дакладна кажу!

– Куда провести?! – вскинулся лейтенант. – Приказа на отход не было!

– Приказа не было, – согласился Якушев. – Но нас осталось три десятка. А патронов на двадцать минут боя. Гранат вообще нет. Там, – и сержант показал на запад, – на нас до полка прет. Ляжем тут все. А потом немцы в тыл дивизии ударят. Если уходить, то вместе. Прорываться. Кто-нибудь до наших дойдет. Так шансов больше.

Лейтенант не ответил. Сержант приподнялся и заглянул за бруствер. Танки по-прежнему стояли у опушки. Вражеской пехоты не наблюдалось. Обстрел прекратился.

– Что-то затеяли…

Пулеметная очередь грянула неожиданно. Бил трофей на правом фланге, и похоже, в сторону поля.

– Немцы!

– К бою! – крикнули одновременно лейтенант и старшина.

Перебежками, меж разрушенных хат и сараев, бойцы кинулись к восточному склону.

– Как хреново-то, – хрипел на бегу старшина, – там у нас даже стрелковых ячеек нет, только часть окопа слева…

Добежали до чудом уцелевшего хлева на восточной околице. Выглянули. Немцы шли от леса.

– До роты, – сказал лейтенант и еще больше побледнел.

Якушев тоже внимательно осмотрел атакующего врага.

– Два взвода, – уточнил он. – Тоже не сахар. Хреново то, что у них до восьми пулеметов может быть.

Солидно заработал «дегтярев», следом открыл огонь второй трофейный MG. Захлопали трехлинейки бойцов, рассредоточившихся по разрушенным домам и сараям.

Степан стрелял, считая каждый патрон. Мазать нельзя. Боеприпасов осталось ничтожно мало. И он не ма зал.

От леса ударили немецкие пулеметы. По срубу часто забарабанило, перемалывая древесину в труху. Убило бойца слева. Вскрикнул старшина. Он отполз и начал заматывать раненую ногу.

«Дегтярев» перенес огонь на опушку, стараясь погасить вражеские пулеметы, а трофейные продолжали работать по полю. Наконец немцы не выдержали и залегли. Потом начали отползать, оттаскивая раненых, а на поле осталось десятка два неподвижных тел.

– Вроде отбились, – пробормотал Воронин.