Мороз за прошедшие дни раззадорился пуще прежнего. Сильнее он вонзался в щеки невидимыми иглами, заставляя кожу неметь. Да и ветер давал о себе знать: каждый вечер он свистел за пределами хибарки все громче, разнося крупицы снега по всему лесу.

Недолго думая, Сергей принял решение разместить новые кулёмки чуть севернее прежнего участка. Все не мог он взять в толк, почему звери перестали попадаться в ловушки, но и разбираться в этом не было ни сил, ни времени. Он привык действовать, а не предаваться излишним думам, поскольку каждый день был на счету. Если он не добудет необходимое количество шкурок к концу промысла – он пропал. Жизнь Сергея зависела от них точно так же, как жизнь рыбака от улова.

Собрав подходящие жерди, веревку и самодельную приманку, он, повесив на плечо ружье, отправился в дорогу. Пройдя несколько верст, добрался до небольшого озера и вместе с Борькой на берегу устроил небольшой привал. Озеро показалось ему знакомым, он был когда-то здесь, но не мог вспомнить, когда именно.

Кулёмки он расположил неподалеку друг от друга. У него ушло почти четыре часа на то, чтобы найти подходящие места и соорудить ловушки. Раньше он мог бы справиться намного быстрее – сооружать кулёмки для него было плёвым делом, но теперь, в нынешнем его состоянии…

Он вернулся в хибарку еще засветло. Зайдя внутрь, бросил взгляд на треснутое зеркало и заметил, как еще сильнее состарился за прошедшие дни: волосы по цвету были неотличимы от снега; морщины словно траншеи, стали еще глубже; водянистые глаза не выражали ничего, кроме тоски. Горе будто ускорило время и заставило тело охотника постареть еще сильнее.

В глаза бросилась книжка Лермонтова, которую он так и не открыл с тех самых пор, как к нему пришел Василий. Взяв ее, он сел на лежанку и, дабы отвлечься от изъедающего душу горя, открыл на случайной странице, где обнаружил нечто интересное. Возле одного из стихов он увидел пометку карандашом, в которой безошибочно узнал почерк Максима. Пометка эта гласила следующее: «Папа, рад, что ты добрался до этой страницы. Этот стих мне особенно понравился».

Два крохотных предложения оживили его сына на несколько секунд. Сергей отчетливо услышал, как Максим с ним заговорил, и глаза невольно наполнились слезами.

Перечитав заметку сына несколько раз, он приступил к чтению стихотворения под названием «Одиночество»:

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье – все готовы:

Никто не хочет грусть делить.

Один я здесь, как царь воздушный,

Страданья в сердце стеснены,

И вижу, как судьбе послушно,

Года уходят, будто сны;

И вновь приходят, с позлащенной,

Но той же старою мечтой,

И вижу гроб уединенный,

Он ждёт; что ж медлить над землей?

Никто о том не покрушится,

И будут (я уверен в том)

О смерти больше веселиться,

Чем о рождении моём.

На Сергея эти шестнадцать строк произвели неизгладимое впечатление. Он точно сам написал их в 1830 году (дата была указана в правом углу страницы под стихотворением), настолько они были близки его нынешнему состоянию. Каждая строчка и каждое слово подобно кинжалу резали по сердцу, делая еще хуже.

Но тем не менее он перечитывал эти шестнадцать строк снова и снова. Ему показалось, что прямо сейчас в хибарку зайдет Максим и они вместе обсудят этот стих, и все другие стихи, с которыми Сергей успел ознакомиться. Охотник перечитывал до тех пор, пока буквы не начали расплываться, а глаза не защипало от усталости.

Он так и уснул с открытой книгой на груди.

14

Утро следующего дня, как и всегда, началось с Борькиного лая.

Сергей позавтракал, накормил пса, и вместе они двинулись в путь. Из-за того, что кулёмки теперь были расставлены в другой местности, пришлось идти дольше на целых полтора часа.

Погода выдалась славной. В небе не было ни облачка. Прежде жгучий мороз сжалился и, по крайне мере сегодня, решил не пользоваться своими ледяными зубами. Сергей счел это за хороший знак.

В первой ловушке ничего не оказалось. Две жерди, напоминающие хищную пасть на языке-палке, на которой лежала приманка, никак не изменились с тех пор, как он поставил их. Он проверил ловушку и, убедившись, что она в случае чего сработает, двинулся дальше. Оставалось еще три таких же. Но у следующей его ждала та же самая картина, что и с предыдущими. Это приводило его в недоумение, постепенно начинавшее перерастать в гнев.

Вскоре он добрался и до последней кулёмки, но и в ней тоже оказалось пусто.

– Сука! Тварь!

Сергей не выдержал. Руками он схватил одну из жердей – основание ловушки – и принялся колотить ею по соседнему дереву, сопровождая всплеск ярости отборным матом. Он бил до тех пор, пока жердь не сломалась пополам, после чего принялся за вторую.

В эти секунды Борька взволнованно поскуливал и бродил из стороны в сторону, не находя себе места. Пес попытался приблизиться к хозяину, но, после глухих ударов о дерево жердью, отступал, опасаясь попасть под горячую руку разбушевавшегося хозяина.

Когда все сооружение было уничтожено, обессиленный старик рухнул в сугроб и спрятал лицо в руках. Его тело дрожало, но не от холода – с ним они были давними друзьями. Тело его содрогалось от гнева и горя. Он чувствовал себя самым одиноким человеком на всем белом свете. Жалкий старик, у которого ничего и никого не осталось. Даже ремесло, которому он посветил всю жизнь, словно воплотилось в некое живое существо и отвернулось от него, бросив на произвол судьбы. Ему все это осточертело.

Рука сама потянулась к оружейному ремню.

Борька заскулил пуще прежнего. Он уловил, что именно замыслил хозяин, но пока еще собачий мозг не успел понять этого до конца.

Медленно Сергей развернул ружье к лицу. Идеально круглые глаза дула с безразличием уставилась на него, ожидая вердикта

Сергей засунул их в рот, ощутил на языке привкус пороха. Зубы застучали о холодный ствол ружья. Сердце заколотилось в бешеном ритме. Большой палец медленно сгибался на курке.

Борька встревоженно начал лизать хозяину щеки, отговаривая его от задуманного. Черный нос вырисовывал мокрые дорожки на грубой щетине, где они смешивались с редкими слезами – последними, которые старый охотник смог выжать из себя за все эти тяжелые дни.

Звенящая тишина вокруг будто стала еще громче. Перед глазами появился Максим – еще совсем мальчишка, он улыбается ему и машет рукой, зовя куда-то за собой.

Палец охотника коснулся курка, сжался, и…

Услышанный им вначале шум он принял за галлюцинацию, но когда Борька отскочил, встал на дыбы и зарычал на что-то позади, он понял, что это не так. Медленно он повернул голову и увидел в небе истребитель. Из хвоста валили клубы черного, едкого дыма. Двигатель как-то подозрительно шумел. Его тень проскользнула над головой охотника, заставив упасть в сугроб. Тут же он вскочил на ноги и не отрываясь наблюдал, как самолет, издавая звуки, напоминающие кашель, пролетел еще пару километров, после чего тихо рухнул в лесной роще.

Почти минуту Сергей стоял в оцепенении, пытаясь понять, не очередной ли это кошмар. И лишь возбужденный лай Борьки в сторону черного дыма, валящего с места крушения, заставил старого охотника прийти в себя.

– За мной, Борька! За мной!

15

В воздухе висел запах гари. Он был совсем рядом.

Впервые за долгое время Сергей ощутил острое чувство любопытства. Упавший истребитель в этой глуши был для него как пришелец из иного мира, вторгшийся в привычный уклад жизни. В какой-то степени он даже был счастлив, что это произошло – рутина была нарушена, и теперь он не чувствовал себя, как стрелки на часах, повторяющие одинаковый путь изо дня в день.