«Ладно, пусть дожимает. Все равно данные разбирательства крайне далеки от предмета иска, но без них выяснение не начать.»

— Заявление и соглашение у меня есть, а вот уведомляла я гражданина по телефону, а не почтой.

— Неправда! – Влад вскочил, и папки с грохотом упали с соседнего стула. Секретарь уронила голову на руки.

— Так, - рявкнула судья, — оригиналы мне на стол и вышли все из кабинета! Юля, быстро собрала дела и отнесла помощнику.

Влада била мелкая дрожь, у висков собрались мелкие бисеринки пота.

— Я не писал это заявление!

Мамонтов коротко кивнул, достал ручку, бумагу и поинтересовался:

— Будем экспертизу назначать?

— Я уже сегодня Янины волосы в лабораторию отнес. Был бы умным, по слюне проверили б и через неделю результат готов, а так аж в столичную лабораторию образцы отправили. Теперь не раньше, чем через месяц заключение будет.

Мамонтов моргнул.

— Что? Вы о чем? Зачем волосы? Я о почерковедческой. Будем просить или нет? Она денег стоит.

— Конечно, будем! – выкрикнул Влад, и стоявшая неподалеку Светлана Таманская почувствовала дурноту.

— Проходите, — пригласила секретарь, и участники вновь расселись по местам.

Судья за время пятиминутного перерыва изучила те документы, что ей дали, и теперь вопросов было через край.

— Так, Владислав Константинович, объясните мне, пожалуйста, каким образом вышло так, что вы в один и тот же день подали иск в канцелярию об удочерении и написали заявление об отказе от опеки в пользу Шапошниковой Марии Филипповны?

— Очень просто, — на Влада неожиданно накатило всепоглощающее спокойствие. Злость, бессилие, сомнение, выпали в осадок, оставляя кристально чистую уверенность в том, что его ребенок будет с ним. – Я подал иск и поехал на работу. В администрации я не был, из специалистов работал только с Ларисой Ильиничной. Заявление на прекращение договора опеки не подавал. Смысл? Я его перезаключил буквально накануне, там хорошо, если месяц прошел. Да и идиотизм это чистой воды: сначала собирать килограмм справок, а потом отказываться от ребенка.

— Хорошо! Представитель опеки, чем объяснил заявитель свои действия, когда пришел писать заявление?

Владислав открыл было рот, чтобы возразить, но получил ощутимый толчок в ногу.

— Молчите, когда вас не спрашивают, — прошипел Мамонтов, — не мешайте суду работать.

Опека тем временем мялась.

— Месяц уже прошел, я не помню.

— То есть дело было уже у вас, а не у Ларисы Ильиничны.

— Ну как, она мне его передала уже.

— И о том, что будет процесс, не сказала?

Светлана Сергеевна затрясла головой.

— Хорошо, и чем мотивировал заявитель свой отказ?

— Ну, ничем…сказал, что раз есть бабушка, то он уже не нужен.

— Что за бред?! – произнесла в полголоса Даша, но фраза повисла в тишине небольшого кабинета, словно неоновая вывеска, извещающая каждого о скидках.

— Уважаемый суд, — Мамонтов поднялся, держа в руках две бумаги: одну - напечатанную заранее, а вторую - написанную от руки. – Проверить, был ли мой доверитель в администрации в указанную на заявлении дату, элементарно. Там вход по разовым пропускам и записи фамилии с паспортными данными. Поэтому я ходатайствую о судебном запросе в администрацию города с целью предоставления записи из журнала за этот день. Так же, раз мой доверитель утверждает, что не подписывал заявление, то ходатайствую о проведении почерковедческой экспертизы. И самое главное: так как все эти действия приведут к отложению судебного разбирательства, то прошу определить место проживания Нестеровой Яны Владиславовны до вынесения судом решения совместно с опекуном Нестеровым Владиславом Константиновичем.

Судья взглянула на часы. Они уже на тридцать минут вышли за рамки лимита. Стороны по следующему процессу уже несколько раз заглядывали в кабинет. По-хорошему закончить подготовку, назначить дело на ближайшую дату и там уже начать разгребать эти авгиевы конюшни. Она так бы, пожалуй, и сделала, если бы не ОПДН, ждущий результата, и не Мамонтов со своим заявлением.

«Собака дикая».

— Ходатайство об определении места проживания ребенка относится к категории безотлагательных. Подлежит рассмотрению гражданское дело по заявлению Нестерова…

Мамонтов курил на крыльце районного суда и довольно улыбался жаркому майскому солнцу. Он любил это состояние эйфории после удачного процесса. Как наркоман, стремился раз за разом получить свою порцию удовольствия. Собственно, ради этого он терпел полуграмотных уголовников, совершающих кражи и убийства в пьяном угаре, ради этого по десять раз объяснял непонятливым клиентам, что если бабушка была в трезвом уме и здравой памяти, то завещание оспаривать нет смысла. Хлопнула металлическая дверь, и на крыльце появились трое. Мелкая инспектор и Нестеровы, которых явно отпустило.

— Поставили печать? – Адвокат взглядом показал на определение.

— Да, сейчас поедем, заберем. А завтра созвонимся. Скажите, когда подъехать, соглашение заключить?

Мамонтов кивнул.

— А что там за волосы вы отправили на экспертизу? – вспомнил он вопрос, который крутился еще с перерыва.

— На отцовство.

Мамонтов поднял удивленно брови.

— Зачем? Есть подозрения в отцовстве?

— Я летом позапрошлого года был в том же баре, что и Вероника, и кхм…вполне мог с ней переспать.

Адвокат скривил половину лица в подобие улыбки и отбросил сигарету в урну.

— Зря деньги потратили. Могли бы у меня спросить, если сомневались. Ребята из следственного ведь не одно дело ведут. Вот шерстили записи с этого бара. Да заметили знакомое лицо, им стало интересно, и они пробили по камерам дальше. Бар этот у них на особом контроле, поэтому видео долго хранится. Мужика, который с Вероникой «в номера» поднимался, нашли, побеседовали, благо, он завсегдатай там и не скрывался. Рассказал, что да, помнит, тусила там одна из тех, у которых на лбу написано «дам любому». Подошел, угостил выпивкой, подспудно уточнил, есть ли восемнадцать. Разговорились, он ей наплел про несчастную любовь, поиски той самой и прочее. Он всех так клеит. Девушка прониклась, и не прошло и часа, как уже была готова пройти проверку на «ту самую». Девственницей она не была, поэтому предохранялся он тщательно, а как веселье закончилось, собрался, покаялся, мол, к жене и детям надо, и ушел.

Адвокат сунул руки в карманы и продолжил:

— Прямого отношения к делу это не имело, и ребята даже протоколировать да дело засорять не стали. Тем более, что залететь Вероника могла и от своего собственного парня. А вам голову заморочила. Не знаю, на чувстве вины хотела сыграть или еще что… Так что если вы надеялись, что являетесь родным отцом для девочки, то нет. – И глядя, как заходили желваки на гладко выбритых щеках Нестерова, с легкой ехидцей закончил:

— Надеюсь, я развеял ваши сомнения? Что, будете удочерять Яну Владиславовну или нет?

— Вы издеваетесь? – Влад сощурил глаза. Адвокат относился к той категории специалистов, которые вне дела бесили неимоверно. — Это мой ребенок, что бы там этот идиотский тест ни показал. Мой и точка. Конечно, я буду ее удочерять.

— Ну и чудно. Доброго дня.

Мамонтов подхватил портфель и зашагал в сторону машины.

— Ну что, едем? – Владислав повернулся к инспектору.

— Ага.

Машина резво мчала по дороге, а Дарья, отвернувшись к окну, скользила взглядом по мелькавшей зелени. На душе было муторно. Вот такая странная женская логика. Пока все шло вверх дном, думать о проблемах не было смысла, их следовало решать. Теперь вроде бы все наладилось, но внутри вместо бабочек кошки. Те самые, которые скребут.

Суд прошел максимально успешно. Яну забрали, и она мерно сопела на руках, не желая садиться в автокресло. Их встречу с Владом следовало заснять для семейной хроники. Но тогда всем оказалось не до того. Девчонка мертвой хваткой вцепилась в отца, и оторвать ее можно было лишь с кусками одежды и плоти. Мелкая ежесекундно трогала его за лицо, уши, волосы, проверяя настоящность, а Владислав лишь щурился и повторял: «Ну, все, все». Пришлось Даше взять мелкие бумажные вопросы на себя. Благо, в определение судья их двоих вписала. Потом пытались усесться в машину, но Янка орала и не хотела отпускать Влада. Все уговоры, объяснения про дом не принесли никакого результата.