Сердце подскочило к горлу. Я замерла, словно дичь, настигнутая охотником.
«Ответить? Оттолкнуть? Заперта ли дверь? Где служанка?»
Когда воздуха перестало хватать, Айлиль наконец разорвал поцелуй.
— Что? Что вы тут делаете? — Я попыталась вырваться из его объятий, но тиски рук держали крепко.
Принц перемешивал яд поцелуев со сладостью слов:
— Пришел к тебе. Ты не рада? Слуги отпущены, отец на охоте. Нас никто не потревожит! Я без ума от тебя Этэйн! Подари мне себя. Сделай счастливейшим из смертных.
Распаленная страсть кипятила кровь. Вот он любимый, желанный. Сам пришел. Горячий, трепетный, изнывающий от вожделения. Нежность переполнила меня в то мгновение, и я провела пальцами по его щеке.
— Не надо, прошу, — собственное благоразумие рвало душу на части, но Айлиль не собирался отступать. Он подхватил меня на руки и в два огромных шага оказался у кровати. Затрещал шелк лифа. Кожа тут же покрылась мурашками. Я не могла понять жарко мне или холодно. Отбиваться мне или отвечать на ласки? Предаю ли я своего мужа любовью к его сыну?
Ох! Не в добрый час я помянула своего супруга!
Словно ураганом смело принца с меня. Король Эохайд сначала ударил Айлиля в лицо, так, что кровь брызнула как лопнувший гранат, а после молниеносным движением воткнул кинжал ему в живот.
В рыцарских романах, что мне довелось читать, прекрасные барышни в такие моменты лишаются чувств, но мои лишь обострились. Время замедлило свой ход, и вот, я вижу, как король Ирина перешагивает через своего сына и идет ко мне. Я вижу, как пузыриться кровь на губах Айлиля, как стекленеет его взгляд, и мне кажется это безумно красивым. Белое лицо — алая кровь. Не хватает только ворона. Паршивец не заставляет себя долго ждать. Появляется. Садится на принца и погружает клюв в рану. В этот момент Эохайд встает передо мной. Закрывает могучим телом и принца, и призрачного ворона. Он что-то говорит, но я не слышу. Взгляд уперся на пуговицы камзола они кофейные, как глаза Айлиля. Мне кажется, принц смотрит на меня…
Король не груб, но и не нежен. Сдержанно и строго он завершает то, что пожелал, но не смог сделать его сын. Я не сопротивляюсь. Мне не страшно, но и не хорошо. Только в самом конце, когда он замирает, из глубины моей души поднимается нечто темное, древнее, то, было со мной всегда, и к чему я не смела прикоснуться все эти годы. Оно растягивает мой рот в улыбку, больше похожую на оскал, и говорит моим голосом:
— Зря ты сделал это Эохайд Да Дерга. Нарушил гейс, убил собственного сына, взял то, что тебе не принадлежит… — мой хохот разносится по спальне, — Неужели ты не знаешь правило? Я сама должна была предложить себя. Власть выбирает короля, а не наоборот. Твой род оборвется. Дом Да Дерга не будет больше править Ирином.
О-о-о! Побелевшее лицо старого короля было мне наградой! Его страх напитал силой, позволил оттолкнуть от себя старческое тело. Но наваждение спало также быстро, как и появилось. Эохайд взял себя в руки. Он накинул на плечи подтяжки, покосился на хрипящего сына и бросил мне сухие слова, как хозяин кидает кость паршивой собаке:
— Это мы еще поглядим… Уж не знаю, откуда тебе известно про мой гейс, ведьма. Но сегодня утром я узнал, что мой сын решил свергнуть меня с трона. Так что я покарал преступника, а не настиг любовника из-за ревности. Твоя же сила иссякла. Нет больше кровавой Морриган. Осталась лишь тень. А ты будешь рожать мне детей, пока в этом доме не станет тесно от отпрысков Да Дерга.
Воронье карканье было ему ответом.
Глава III. Первая ночь
Для живых стихий существует крайне мало преград. Некоторые дивные боятся текучей воды, почти каждого из них ранит холодное железо и обжигает соль. Но самой лучшей, самой незыблемой защитой человеку служит его жилище. Не трактир и постоялый двор, где рады всякому, кто платит, а жилой дом с теплом очага. Не важно лачуга ли это бедняка или королевский дворец с газовым камином, он огородит вас от сидов. Но если вы были неосторожны пригласить под крышу незнакомца, знайте — отныне никакие засовы вас не спасут.
Поэтому как не силен был Мидир, но отправился он не в Эмайн Маха, а туда, где шла королевская охота. Славная белая гончая у него имелась, а добрый конь сыскался стоило Хозяину Леса ступить под сень деревьев.
Сид погладил животное по крепкой шее, пропустил серебристую гриву сквозь пальцы и довольный произнес:
— Если хорошо сослужишь мне, я подарю тебе золотую уздечку и озеро на окраине этого леса. У него уже давно нет хранителя.
Конь благодарно заржал, а Мидир достал из рукава платок и кинул его на круп лошади. Тот час же вместо платка возникла прекрасная упряжь. Сид вскочил в седло и помчался туда, откуда доносился охотничий рог. Бард, увлеченный запахом смерти, бросился догонять всадника. Но путь их не был длинным. Стоило пролететь сизый туман, как они очутились на неказистой поляне. Тонкий нюх Эхтирна учуял запах крови, и раньше, чем человеческий ум успел осознать, что к чему, пес вздыбил шерсть и оголил клыки.
Перед ними развернулась просто ужасная картина. Кабан-подранок, несся на короля Ирина. Громыхнул выстрел, еще один, но пули отскочили от крепкого лба, лишь разозлив животное. Бард понял — еще мгновенье, и бивни вспорют венценосному охотнику живот. Тут в руках Мидира блеснул меч, и сид на полном скаку отрубил вепрю голову.
Он развернул коня, подъехал к горе-охотнику и нарочито громко произнес:
— Я вынужден просить у вас прощения, сир.
Ошарашенный король медленно перевел взгляд с окровавленной туши на всадника. Узловатые руки Эохайда дрожали.
— Это была ваша охота, а я дерзнул покуситься на нее.
— Этэйн…она предрекла мне гибель. Демоны раздери! Зачем я последовал совету спаконы и взял в жены ведьму⁉
Мидир спешился и помог Эохайду сесть на поваленное дерево.
— У меня в седельной сумке фляга с потином[5], принеси ее — бросил сид Эхтирну, и бард сначала кинулся исполнять повеление и только потом осознал, что вместо хвоста и лап у него вновь человеческие конечности. Откупорил флягу, глотнул сам обжигающий самогон и только потом передал его спасенному правителю.
Пока король Ирина приходил в себя, подоспели слуги. Поляна загудела, как растревоженный улей.
Челядь, уязвленная тем, что не успела прийти своему сюзерену на помощь попыталась разузнать, что делал неизвестный господин один в лесу. Да заодно и напомнить, что охота в королевском заповеднике запрещена под страхом смертной казни. Но у Мидира отсутствовало ружье, а король не был настроен на вопросы, и они отступили.
— Живо принесите в мой шатер виски и закусок. Да зажарьте нам этого треклятого кабана! Пусть все знают я не боюсь ни его, ни Мерсийскую ведьму! — Кричал захмелевший король, — не желаю верить в бабьи сказки. Этот кабан был из плоти и крови…
Он резко смолк, глядя на свои руки.
— Крови… — прошептал побелевшими губами, — потом словно очнулся и обратился к своему спасителю. — Как тебя звать, друг мой? Откуда ты прибыл? Со старого света или с нового?
Губы сида растеклись в улыбке.
— Скорее из очень старой тьмы, ваше величество. Мое имя Мидир. Я соправитель Бернамского анклава. Прибыл в Ирин по торговым делам.
— Мидир! Слышите! — алкоголь сделал свое дело. Король услышал и понял лишь то, что пожелал, — Спасителя вашего господина зовут Мидиром, и боги свидетели, сейчас и на веки вечные он желанный гость в моем замке!
За стенами шатра трижды громыхнул гром, заверяя слова короля Ирина.
Застучал дождь. Сид донельзя довольный кивнул и поддел двузубой вилкой прозрачный ломтик копченой колбасы. Все шло как нельзя лучше. Он добился своего. Расставил силки и заманил в них дичь. Слишком легко, а потому отчего бы не поиграть с добычей, раз она так маняще пахнет страхом.
— О какой Мерсийской ведьме, вы говорили, ваше величество?
Король досадливо махнул рукой. Испуг, возникший при встрече с кабаном, уже улетучился, оставив после себя гадливую браваду, человека, который оказался ненужным даже смерти.
