— Но эта ему действительно нравится.

Ублюдок.

Мое сердце начинает учащенно биться, даже когда я заставляю его, блядь, притормозить. Я бросаю быстрый взгляд на Лейкин. Она смотрит в свой телефон, пытаясь сделать вид, что не обращает внимания, но небольшая улыбка на ее лице говорит о том, что она слушает каждое слово.

— Это правда? — спрашивает Кэм.

Я ухмыляюсь, поднося пиво к губам. — Я понятия не имею, о чем вы, придурки, говорите.

— Молодец, чувак, — говорит мне Кэм, видя меня насквозь. — В наши дни трудно найти хорошую киску.

Я успеваю сделать глоток, как слова вылетают из его рта, и при резком вдохе я втягиваю в себя больше пива, чем воздуха. Я яростно кашляю, пытаясь избавиться от пива, которое я только что втянул в легкие. Все смотрят на меня, и это хорошо. Таким образом, они не обращают внимания на Мисс Припадок-от-хихиканья Мали.

А Лейкин? Ну, она выглядит как нечто среднее между самодовольством и отвращением. Но если бы Девин неосознанно назвала меня «Хорошим членом», я бы чувствовал то же самое.

У меня нет ни одной причины чувствовать себя так, как я чувствую себя сейчас. Абсолютно никакой. И тем не менее, каждый раз, когда я вижу, как какой-нибудь парень притягивает Лейкин к себе, чтобы поздравить ее с днем рождения, мне хочется стукнуть его головой о бордюр.

Это не имеет смысла.

У меня было много подруг, с приличным количеством из них я переспал, и ни разу я не почувствовал ни малейшего собственничества. С другой стороны, я никогда не жаждал их прикосновений, когда я тоже не мог их получить. Я был рядом в течение приличного времени, но не долго.

И точно так же я должен быть с Лейкин, но, похоже, у нас с ней все идет не так, как я планировал.

Она стоит рядом со мной, когда мы играем в корнхол (Cornhole (Кукурузная дыра) — популярная в Северной Америке игра на лужайке, в которой игроки или команды по очереди бросают тканевые бобовые мешки на приподнятую под углом доску с отверстием в дальнем конце.) — она и Мали в одной команде, Кэм и я — в другой. К счастью, она далеко не так хороша в этом, как в пивном понге. Но все равно мило, как она злится каждый раз, когда промахивается.

Она так близко, что все, что нужно, чтобы дотронуться до нее, — это протянуть руку. И все же с таким же успехом она могла бы находиться на другом конце города.

Я начинаю задаваться вопросом, какова вероятность того, что я смогу позже проникнуть в ее комнату. После того, как Кэм теряет сознание от чрезмерного употребления алкоголя, у него нет шансов очнуться. Но, как и во всем остальном, Лейкин шумит в постели. Если что-то и могло совершить невозможное, то это мог сделать звук его сестры, кричащей от откровенного удовольствия.

— Эй, — говорит Лейкин, отрывая меня от моих мыслей. — Твоя очередь.

Упс. Я сосредотачиваюсь на отверстии и прицеливаюсь, когда бросаю мешок, наблюдая, как он попадает прямо в него. Кэм торжествующе ухмыляется, а Лейкин стонет.

Теперь у нас на семь очков больше.

— О чем ты думал? — тихо спрашивает она, ожидая, пока Кэм и Мали соберут мешки для своей очереди.

— Ни о чем, — лгу я.

Она фыркнула. — Чушь собачья. Ты занимался тем, что жевал внутреннюю сторону щеки.

Мои брови приподнимаются, когда я ухмыляюсь. — Уделяешь мне пристальное внимание, Рочестер?

Ее взгляд поворачивается к Мали и Кэму, но ее слова предназначаются мне, когда она понижает голос немного ниже. — Лучше, чем представлять тебя надо мной в постели, когда мы в разгаре вечеринки.

У меня слегка отвисает челюсть, когда недоверчиво усмехаюсь.

— Ты делаешь это, когда возбуждаешься, — объясняет она.

То, что она это знает, не сулит мне ничего хорошего. Девин, возможно, и сможет определить, когда я несу чушь, но способность Лейкин читать меня идет гораздо дальше. Если она увидит, что я ввязался в это дело больше, чем следовало бы, мне конец.

С другой стороны… Мне все равно пиздец.

— О! — взвизгивает Мали, роняя мешки из рук. — Лейкин, пойдем со мной. Монти здесь.

Даже не взглянув в мою сторону, Лейкин уходит, и они вдвоем взволнованно направляются к передней части дома. Я делаю глоток пива, используя его, чтобы скрыть закипающую во мне ярость, когда мы с Кэмом встречаемся посередине.

— Кто, черт возьми, такой Монти? — рычу я, слишком явно.

— Монтгомери Роллинз, — говорит он.

Роллинс. Фамилия звучит знакомо, но я не могу вспомнить его. — Почему я уже слышал это имя?

— Потому что его отец — Джеремайя Роллинз.

— Сенатор? Сукин сын.

Он кивает. — Это он. Судя по всему, они познакомились с ним в клубе несколько недель назад и завязали дружбу. Ты бы об этом узнал, если бы не пропустил костер.

Отлично. Так что в том, что Лейкин теперь дружит с тем, кого СМИ называют одним из самых привлекательных холостяков Северной Каролины, виноват я. Джеремайя Роллинз может стать следующим президентом, и если его сын чем-то похож на него, он именно такой парень, с каким я представляю себе Лейкин в конечном итоге.

— Однажды я встретил его, когда он заехал за ними на ланч, — продолжает Кэм. — Они думают, что он классный, но, если ты спросишь меня, он гребаный придурок.

Его слова находят отклик в тот момент, когда Лейкин снова появляется в поле зрения с рукой Монти, обнимающей ее за плечи. Неважно, что с Мали он ведет себя так же трепетно — это проблема Кэма.

Ему нужно убрать свои гребаные руки от моей девочки.

20

Особенность дня рождения в том, что все внимание приковано к тебе. И обычно это здорово. Мое удовольствие — цель всего вечера? Звучит потрясающе. Вот только… это не так.

Потому что единственное, чего я хочу прямо сейчас, это найти способ побыть наедине с Хейсом. А когда вечеринка посвящена тебе, это становится еще труднее сделать. Даже отсутствие в течение получаса может заставить кого-то задуматься, где я.

Мали подходит и садится рядом со мной. — Это наша вечеринка, и ты можешь поплакать, если хочешь?

Я хихикаю, только наполовину забавляясь. — Мне весело. Это отличная вечеринка.

— Это отличная вечеринка, — соглашается она. — Но другая часть была проклятой ложью.

Глядя на нее, я вздыхаю. — Это просто отстой. Вот и все.

В том, что Кэм и Хейс всегда рядом друг с другом, нет ничего нового. Они так долго были близки, что, естественно, их тянет друг к другу. У нас с Мали то же самое. Но прямо сейчас я просто хочу, чтобы его тянуло ко мне.

О, Боже. Я завидую своему брату.

Мали смотрит, как я тереблю свои шорты. Я сменила это отвратительное платье сразу после того, как все пришли сюда. И когда она попыталась оспорить это, я воспользовалась предлогом, который был у меня в заднем кармане с тех пор, как я надела эту штуку.

Я не хочу рисковать тем, что кто-то увидит мою тампонную нитку.

Она не смогла с этим поспорить, и я победила, переодевшись в майку и джинсовые шорты.

— Эй, — она подталкивает меня локтем. — У меня есть идея.

Мои брови хмурятся, когда она спрыгивает со стола для пикника и направляется туда, где ребята настраивают пивной понг. Я не знаю, какого черта у нее припрятано в рукаве, но находиться где угодно, только не рядом с ней, глупо.

Не мой рот принесет мне неприятности. А ее.

Через несколько секунд я встаю и направляюсь к ней. Она скрещивает руки на груди, стоя перед Кэмом. Честно говоря, на секунду я задаюсь вопросом, собирается ли она попытаться причинить ему боль.

Отправить его в больницу было бы отличным способом оставить нас с Хейсом наедине.

Вместо этого она улыбается. — Хорошо, мы набираем новые команды.

— Что? — спорит Кэм. — Ты не можешь этого сделать. У нас всегда одни и те же команды.

— Я знаю, и мне не хочется проигрывать в пивной понг на собственной вечеринке из-за того, что вы с Хейсом — некая властная пара. Это несправедливо. — Она держит голову высоко, показывая, что не собирается отступать.