И никакого греха никто про меня не расскажет;
Но пред народом таким, как оправдается дверь?[353]
Как разыщется где такое, что сделано дурно,
Все закричат на меня: «Дверь, тут виновница ты!»
Поэт 15 В этом мало тебе одним отделаться словом,
Надо устроить, чтоб всяк видел и чувствовал сам.
Дверь Что же могу я? Никто ни спросить, ни узнать не желает.
Поэт Мы желаем: ты нам все, не смущаясь, скажи.
Дверь Так, во-первых, тот слух, что девой она к нам вступила
20 Ложен: ибо не муж первый коснулся ее.
Если иного кого сравнить с кинжалом возможно,[354]
То лишь свеклою он мог бы в тунике прослыть;
А говорить, что его отец, сыновнее ложе
Оскорбляя, грехом бедный наш дом осквернил,
25 Оттого ли, что сам пылал он слепою любовью,
Или, что сын у него был непригодный больной,
И приходилось искать в стороне такого подспорья,
Что разрешить бы у нас девственный пояс могло.
Поэт Ты о родителе нам говоришь изумительно нежном,
30 Что помочиться сходил сыну родному в карман.
Дверь Но не про это одно говорить, как о вещи известной,
Бриксия, что под низом башни Хинейской стоит,[355]
Где пробегает теченьем своим желтоватая Мелла,[356]
Бриксия, милая мать нашей Вероны родной,
35 А о Постумии нам и Корпелии милом доводит,
Как и с ними она в любодеяньи была.
Если кто спросит: «Ты, дверь, об этом как же узнала,
Ведь хозяйский порог ты покидать не могла,
Ни в народе подслушивать, а у притолок здешних
40 Только дом запирать и отпирать ты должна?»
Часто слышала я, как сама она голосом тихим
Говорила про все шашни служанкам своим,
Именуя всех тех, кого назвала я, в надежде,
Что языка у меня нет и что я без ушка.[357]
45 Прибавляла она еще одного, что назвать я[358]
Не желаю, чтоб он красных не вскинул бровей.
Длинный он человек и некогда в тяжбу попался
Из-за подложных родов, лживо раздувших живот.
№68a. К Аллию[359]
Что удрученный судьбой и горем жестоким ты шлешь мне
Это посланье свое, что ты слезами писал,
Чтобы изверженного в крушеньи кипящей волною
И подкрепил и того смерти с порога увел.[360]
Я, кому ни почить не дает благая Венера,
Сладострастным сном, положа на холостую постель,
Ни отрадною песнею старых поэтов не взыщут
Музы, когда истомить душу бессонницы страх,
Этому радуюсь я, знать, другом меня ты считаешь,
10 Ежели просишь даров муз и Венеры ты тут.
Но, чтоб не скрыть от тебя моего злополучия, Малий,
Иль чтоб не думал ты, что гостя я долг позабыл,[361]
Выслушай, как поглощен я сам волнами судьбины,
Чтоб от несчастного ты счастья даров не просил.
15 В те времена, как впервой получил я белую тогу,[362]
Как веселой весной мчалась цветущая жизнь,
Много я песен пропел: и знает меня та богиня,[363]
Что умеет с тоской сладкую горечь мешать.
Но смерть брата мое все рвенье в воплях умчала;
20 О я несчастный, зачем, брат мой, ты взят у меня,[364]
Ты, умирая, мой брат, мое все счастье разрушил,
Вместе с тобою теперь весь мой и дом погребен,
Все с тобой заодно погибли мои наслажденья,
Что ты при жизни своей сладкой любовью питал.
25 Я при утрате его изгнал совершенно из мыслей
Все такие труды, все наслажденья души.
Вот почему, что ты пишешь: «Стыдно Катуллу в Вероне
Быть, потому что ведь тут, кто лишь почище других,[365]
Греет холодные члены свои в одинокой постели»,
30 Так это, Малий, не стыд, а злополучье скорей.
Так извини, что даров, у меня отнятых печалью,
Не посылаю тебе, так как послать не могу.
Ибо, что книг у меня обилье весьма небольшое,
Это затем, что живу в Риме я больше: там дом,
35 Там и оседлость моя, там я провожу свои годы,
А из премногих со мной ящичек книжный один.
Коль это так, то прошу, не сочти, что с намереньем злостным
Я поступаю, или не с прямотою души,
Если на просьбу твою не является то и другое:
40 Сам бы тебе предложил, если бы было, что дать.
№68b.[366]
Я не могу умолчать, богини, в чем собственно Аллии
Мне помогал и притом сколько услуг оказал,
Чтобы с забывчивыми веками бегущее время