Проведя два года в клиниках, он утверждал, что призрак его былого «я» — «Федр» книги — изгнан раз и навсегда, однако чувствовал, что предал свою лучшую часть: "В больнице меня научили ладить с другими людьми, научили компромиссу, и я согласился с ними. Федр был честнее — он никогда бы не пошел на компромисс, и моложежь его за это уважала." Себя же — рассказчика романа — он сам рассматривал как "не очень хорошего человека", как аналитика, надевавшего самое пристойное выражение на лицо, чтобы нравиться. Проблемы, признавал он тогда, были и с друзьями, и с сыном, который во время памятного путешествия на запад сам был на грани нервного срыва. Оставались они и потом, хотя надежды, казалось, было уже чуточку больше. Когда же его спросили о реакции самого Криса на книгу, он честно ответил: "Поначалу он был несчастен. Но, — и тут Персиг улыбнулся по-детски, — на презентацию книги он пришел, поэтому теперь, наверное, все хорошо."

После тех бурных событий Персиг продолжал жить в Миннеаполисе с женой Нэнси и двумя сыновьями — Кристофером и Теодором, несмотря на множество печальных ассоциаций с этим городом: "От себя не убежишь, от своего прошлого не убежишь. У меня здесь семья и друзья, и если я должен что-то совершить, то это будет здесь. Я хочу преодолеть представление о том, что Средний Запад — культурная пустыня, хотя он зачастую ею и является. Миннесотцы от своего примут то, чего никогда не примут от чужака. Например, я помог основать в Миннеаполисе Центр Дзэна, и мы привезли сюда великого Учителя Дзэна. Чужаку бы это никогда не удалось… Хотя — на Дальнем Востоке Учитель считается живым Буддой, а в Миннеаполисе интересуются, почему он не устроится на работу…"

Но Роберт Персиг пережил и славу, и забвение — пережил тихо и достойно. До появления его второй книги долгое время даже ходили слухи о его самоубийстве. Почему же "властитель дум" скрывается от взора любопытствующих и просвещенной читательской публики столько лет, подобно другим писателям-невидимкам — Сэлинджеру или Пинчону? Что пытается сказать нам до сих пор книга, получившая, без преувеличения, статус «культовой»? Законченная в апреле 1974 года, длиной в 373 страницы, по розничной цене 8 долларов 50 центов? зачем я вообще обо всем этом пишу? Кому какое дело?

Вот в этом, наверное, и заключается весь ее смысл. Вся наукообразная или популярно-литературоведческая информация о ней, все факты и фактоиды жизни автора не означают ничего, если вам не нужно отыскать ее в длинном списке других книг или поместить в некий культурный контекст, то есть проделать, в сущности, ту же самую работу по каталогизации. Но прежде, чем начать книгу читать, ее нужно отыскать. Поиск — это первый шаг, здесь-то и пригодится эта каталожная «научная» информация, описывающая и книгу, и ее автора. Действительно прочесть же ее и тем паче понять — совершенно другое.

Наука и технология, пытается сказать Персиг, — это середина, а не начало и даже не конец. Прежде, чем появится «научная» гипотеза, должна случиться ненаучная мысль, которую наука попробует доказать или опровергнуть. Доказательство гипотезы — «научный» шаг, а размышления о том, каковы ее результаты, — последний шаг. Персиг пробует доказать, что существует два привычных способа рассмотрения технологии. И именно тот факт, что существует лишь два способа нашего рассмотрения технологии, — корень всех проблем.

Первый — классический взгляд. Те, кто под него подписывается, в технологии ищут святилища. Технология же — не более, чем проясняющий инструмент. Его формальность и точность — отличительные знаки той надежности, которую дарует научная модель классическому мыслителю.

Романтик рассматривает технологию с поверхности. Поверните ключ зажигания своего БМВ, и мотоцикл поедет. Пока есть карта, романтик — в прекрасной форме, но без путеводителя он потеряется. Романтик — философичный мыслитель. Они подписываются под гипотезы, но не под "формальную и точную" силу научного режима. Либо одно, либо другое, а между ними — ничего. Или — или; таков традиционный способ мышления. Дзэн же делает попытку доказать, что есть некая середина, что ни одно не отменяет другого.

Остается вопрос: что пытается доказать технология? Если вы — классический мыслитель, она доказывает все. Если данные решающи, тема закрыта. Если же вы — романтик, данные использовать нельзя. Предписывает ли что-либо Дзэн? Его заключения текучи, изменчивы, никогда не постоянны и не закреплены. Поэтому ключ — в их сочетании. Технология равна фактам, но без романтической интерпретации они становятся ничего не стоящими цифрами и бессмысленными данными. Следовательно, нам нужно выбрать, как именно следует рассматривать эти данные. Любой их блок может обладать точно такой же ценностью, как и любой другой их блок. Например, каждое умозаключение по поводу убийства Дж. Ф.Кеннеди обладает своими достоинствами несмотря на то, что каждое умозаключение неизбежно опровергается каким-нибудь другим умозаключением. Сама технология и ее научная модель использовались для подтверждения или опровержения заключений друг друга.

Ладно, давайте тогда вернемся туда, где резина трет асфальт. Там нет научных абсолютов. И не может быть, коль скоро каждый человек привносит в научный процесс заготовленный заранее идеал. То, что ценно и фактично сегодня, завтра может оказаться полной чепухой. Каждый конкретный факт текуч и преходящ. Следовательно важно распознавать искаженность всех "научных данных" и по меньшей мере пытаться выводить свои собственные, личные заключения.

Что же за решение предлагает Персиг? Избегая того, что он считает образованием "кнута и пряника", можно интерпретировать мораль его книги так: думайте своей головой. Даже риторику, как это указывал Аристотель, можно свести к научной системе порядка. Ровно столько, сколько существуют варианты выбора, можно развивать научные системы, которые эти варианты будут поддерживать. То, как мы дешифруем эти варианты собственного выбора, и есть тема книги "Дзэн и Искусство Ухода за Мотоциклом".

Краска, бумага, картон и клей. Вот из чего сделана книга. Это факт. В оригинальном издании — 372 страницы, написанных Робертом М.Персигом. Тоже факт. Пара классических описаний книги. "Кристалл гипнотизера", "работа наисущнейшей важности", «чудо», "волшебная книга" — романтические ее описания. То, как мы воспринимаем ее под картонной обложкой и за бумажными страницами, и есть цель книги. Но книга эта — не более, чем вариант выбора одного человека, касающийся технологии. То, как я сам предпочту реагировать на нее, — мое дело: так, по Персигу, и должно быть. Я предпочитаю отвечать вопросом на его вопросы. Это легко, когда передо мной — мнение одного человека, реагировать же на «научный» (и теперь уже преходящий) факт гораздо сложнее. Применим же этот реакционный стандарт равно. Зададим вопрос и поставим его под сомнение.

Примечания

1

Отмечаются в первый понедельник сентября и последний понедельник мая соответственно. — Здесь и далее примечания переводчика.

2

Традиционный летний сбор учителей и ораторов с публичными лекциями, концертами и театральными постановками (по названию озера на юго-востоке штата Нью-Йорк, где его впервые провели в 1874 году).

3

Здесь и далее температура дается по Фаренгейту. 0 °C = 32°F.

4

Мирское имя Супермена. Лоис — его подруга, героиня того же эпоса.

5

Ах ты душечка! (нем.)

6

Игра английскими словами kin и kind.

7

Строки из баллады И.-В.Гёте «Лесной царь»: