Начался обыск. Комната Кирилла находилась на втором этаже. Двухуровневая квартира расположилась в одном из домов, построенных в сытые нулевые сразу за администрацией города. Эти дома в народе тут же прозвали сиротскими. Такое прозвище жилища получили потому, что, по слухам, на застройку шли деньги, выделяемые бюджетом для обеспечения квартирами детдомовцев. Пока следователи просматривали документы и изымали телефоны и другие носители информации, я наблюдала за Александром.

Он был спокоен, хотя ему совершенно точно не нравился обыск. Но то, как он терпеливо реагировал на то, что в его личных вещах рылись чужие люди в присутствии таких же чужих людей в качестве понятых, говорило о понимании произошедшей трагедии. Кроме того, он горевал. Это было понятно по тому, как он говорил о племяннике, когда на его малоподвижном лице помимо воли проступала скорбь. От этого мужчины так и веяло надежностью и силой. Рядом с ним непроизвольно хотелось поправить прическу, посмотреться в зеркало. Я даже стала говорить на тон выше. И все это без назойливого обольщения, какое было свойственно некоторым моим знакомым. Вот у кого Папазяну стоило бы поучиться держать себя!

– Вы женаты? Или, может, у вас есть кто-то? – игнорируя многозначительные ухмылочки Гарика, я ждала ответ.

– Разведен. – Мужчина не хотел продолжать, но я не опускала взгляда, вынуждая его говорить. – Жена не была согласна с тем, что я взял Кирюху к нам. У него тогда переходный возраст шел полным ходом. Сами понимаете, это было сложно. А я сразу поставил условие, что Кирилл теперь мне как сын. Да и кому его отдавать было? Бабушкам? Так они все болели уже, их и не стало почти сразу всех. А мы с Лидкой дружили очень, пацан меня знал. Тут без вариантов было.

– А потом разве не было попыток устроить личную жизнь? – вклинился Гарик.

– Были. Не сложилось, – ответил Александр.

На искусственном камине стояли фотографии маленького Кирилла с родителями. Красивая темноволосая женщина, в которой угадывались схожие черты с братом, и ее муж, светловолосый, крепко сложенный весельчак. Кирилл пошел в отца. То же открытое доброе лицо и обезоруживающая улыбка.

– Ася сказала, что последний год Кирилл жил с ней. Вы не возражали? – слишком все гладко получалось.

– С какой стати? Парню двадцать лет, взрослый уже, подрабатывал, учился. Она девчонка хорошая. Чего не жить? – снова удивился мужчина.

– Может, у вас были разногласия? Или он жаловался на что-то? – Гарик прощупывал почву, компенсируя отсутствие изящества прямотой и авторитетом профессии следователя.

– Виделись реже, но созванивались регулярно. Они в гости ко мне по выходным приходили иногда. Кирилл диплом должен был в этом году защищать, поэтому, конечно, переживал. Но ничего такого, что бы заставило меня насторожиться.

– Ася сказала, что Кирилл плохо расстался с бывшей девушкой. Что вы об этом можете рассказать? – ревность всегда была сильным мотивом для убийства.

– С Ириной? – Александр грустно улыбнулся. – Они же совсем детьми были. Встречаться начали еще в школе. Просто переросли друг дружку в какой-то момент, а опыта, чтобы спокойно расстаться, у них еще не было.

Когда все было кончено, Александр остановил Гарика в прихожей:

– Когда мне отдадут тело? – В этот момент мне показалось, что мужчина постарел лет на десять.

– Думаю, уже скоро. Давайте я позвоню вам сегодня вечером и скажу точную информацию? – Они пожали руки и разошлись.

Я задержалась, пытаясь придумать, что бы еще спросить у этого человека. Предстоящие похороны стали бы прекрасным поводом внимательно рассмотреть ближайшее окружение Кирилла.

– Татьяна, – опередил меня Александр. – Я же могу вас так называть? – Получив утвердительный ответ, он продолжил: – Как я смогу вас найти, если вдруг что-то вспомню?

– Вот мои координаты. – Я вручила ему визитку.

– Частный детектив, – прочитал он. – Знаете, это впечатляет. – Он внимательно посмотрел на меня.

– Уж надеюсь, – улыбнулась я на прощание.

На улице меня уже ждал Папазян, наспех докуривающий сигарету. Бросив на меня оценивающий взгляд, он принялся меня отчитывать:

– Я не понял, Иванова, а откуда такое пристальное внимание к подозреваемому? – Он достиг нужного эффекта, внимание оперативников было обращено на нас.

– Элементарно, Папазян! – пришлось закатить глаза, чтобы соответствовать высокой планке драматизма, заданной Гариком. – Он – одинокий мужчина, я – красивая женщина. Мне можно рассказать то, что нельзя тебе. Понимаешь, куда я клоню? – Я села в машину.

– Ага! А вытаскивать тебя, если беседа примет откровенный характер, кто будет? Папазян! А слабо сразу со мной вести задушевные беседы? – Он открыто веселился.

– Право, Гарик! Стоит ли портить платоническое молчание между нами ненужными спорами? Что, если ты окажешься посредственным собеседником? Все эти твои настойчивые приглашения к диалогу как бы наталкивают на определенные размышления, – я двигалась по очень тонкому льду.

– Ой, да говори ты с кем хочешь! – смущенно выпалил Гарик под дружный смех коллег.

Прокуратура встретила знакомой суетой. Папазян галантно пригласил меня в кабинет, обещав не предлагать то, что они привыкли считать бодрящим напитком. Аналитикам привычно отдали разбирать технику, а мы с Гариком засели за разбор бумажек, записных книжек и чеков.

Дядя Кирилла, Александр Николаевич Гомон, владел несколькими торговыми точками и одним интернет-магазином. Это означало, что не обойтись без запросов в официальные службы.

– Знаешь, что меня до сих пор бесит и одновременно восхищает в моей работе? – Когда Гарик не изображал знатока женских душ, он становился приятным собеседником. – Ожидание. Все эти запросы, результаты экспертизы, а в это время у тебя преступники спокойно разгуливают по улицам. И в то же время, знаешь, – он заговорщически уставился на меня, – погуляйте, милые, я подожду. Сейчас все придет, и вы уже не отвертитесь. А! – Он хлопнул в ладоши. – У тебя не так?

– Почти, – согласилась я. – В нашем деле спешить – себе дороже выходит. Меня когда стал Киря учить, так первая вещь, которую он мне сказал, это: «Осторожно, Иванова, улики – вещь необъективная». Я только спустя несколько лет поняла, о чем он.

– О чем? – заинтересовался Папазян.

– Это было мое третье дело, – сортируя чеки по датам, я продолжила: – На первый взгляд обычная бытовуха. Брат зарубил брата-инвалида. Картина преступления предельно ясная. Лежит труп с топором в шее, всюду кровь, следы брата, который тоже в крови. Оба пьющие, работают сторожами. В общем, маргиналы махровые. А оказалось, у инвалида случился эпилептический приступ, который вызвал инфаркт, что и стало причиной смерти. Рана от топора была не глубокой, мужик упал на него. Артерия оказалась целой. И вот если бы на вскрытии сработали не так, брата бы посадили ни за что. Я с тех пор зареклась делать скоропалительные выводы.

– Мудро, Иванова. Одобряю! Но кофе все-таки хочется. – Он жалостливо посмотрел на меня.

– Папазян, нам и так с этим до ночи возиться, – начала было протестовать я.

– А я все придумал, – Гарик развел руками в жесте фокусника. – Мы сейчас Снайпера пошлем в ближайшую харчевню с термосом за вареным кофе. Это же лучше, чем ничего? Я молодец? – Он искренне гордился собой.

– А кто такой Снайпер? – Я не работала в прокуратуре больше пяти лет и не особо следила за сменой личного состава.

– Сейчас покажу. – С этими словами он вышел из кабинета, чтобы спустя несколько минут втолкнуть стажера, вид которого говорил сам за себя. – Вот, это наш Павел Александрович.

Павел был худ и высок, а его зрение если и могло удостоиться прозвища Снайпер, то только среди прожженных циников. Тем не менее вышло презабавно, и Павел, который в сильном смущении кивнул мне, тут же поправил свои очки, через которые иной мог увидеть кратеры на Луне в ясную ночь.

– Очень приятно, Павел, – неловко улыбнулась я. – Вы правда не возражаете сбегать за кофе для нас с Гариком? Надеюсь, мы не очень вас побеспокоили?