И вот уже под бронестеклом одного из автоклавов из безликого кокона, лишь отдаленно напоминавшего человека, стали проступать черты лица, на руках и ногах наметились пальцы, появились первые бугры на теле, обещающие стать рельефными мышцами…
Шли минуты, растянувшиеся для Кречетова в вечность, и вот, наконец, на мониторе появилась заветная надпись: «Трансформация 99 %, время до завершения процесса 58 секунд…»
Ладони профессора стали влажными от волнения. Ему не раз в жизни приходилось проводить сложные опыты, но тот эксперимент, что шел сейчас, был, пожалуй, самым сложным и самым важным в жизни Кречетова. Ведь если сейчас все получится хотя бы с одной куклой, значит, можно будет загрузить в приемник все «Глаза Выброса» и дать общую команду для всех автоклавов. И менее чем через два часа из подземной лаборатории выйдет непобедимая армия, подчиняющаяся только его мысленному приказу!
Позади раздалось шипение открывающихся дверей.
Профессор обернулся.
Это был тот самый вонючий наемник, который сходил за партией «Глаз» и принес их, заработав за один день весьма существенную сумму. Узнав, что Меченый нашел россыпь уникальнейших артефактов, Кречетов поступил просто: открыл файл академика Захарова с незамысловатым названием «Грязные дела» и послал коммерческое предложение тому, кто стоял в списке вторым после Меченого – наемнику по имени Шрам, с которым профессор честно рассчитался после того, как тот выполнил задание.
И, похоже, сделал это зря. Надо было нажать на одну-единственную кнопку под стойкой, и потолочные пулеметы в мгновение ока превратили бы спину уходящего наемника в решето. Но что не сделано – то не сделано, жалеть поздно.
– Что такое? – поморщился ученый. – Недостачу в гонораре обнаружил?
– Угу, – сказал Шрам, неторопливо приближаясь к Кречетову. Который, прикинув, как наемник мог попасть в лифт, мгновенно разъярился:
– Какого черта вы себе позволяете, любезный? – заорал он. – Взломали мой бункер, снесли бронестекло! Да я вас в порошок сотру!
– Ага, – глухо сказал Шрам, пряча нижнюю челюсть в ворот капюшона.
И тут до Кречетова дошло.
Голос!
У того, кто подходил к нему, был плащ Шрама, «Винторез» Шрама, лицо Шрама. Но голос был другим! И ростом этот странный тип был чуть пониже. И военные ботинки, выглядывающие из-под плаща, другие. Новые. Но это уже были мелкие детали, подтверждающие очевидное: тот, кто подходил к нему, сейчас тоже освоил методику «текучей материи» – или что-то похожее. Иными словами, это был не наемник, а кто-то другой, сумевший изменить свое лицо так, что профессор сразу и не понял, что его пытаются обмануть. Вопрос – зачем?
Впрочем, ответ был очевиден. Россыпь «Глаз Выброса» на Большой земле стоила бы просто фантастических денег! А подавляющее большинство людей планеты пойдут на что угодно, лишь бы иметь счет в банке со многими нулями и до конца жизни жрать, гадить, примитивно веселиться, жить паразитами, наплевав на науку и на то, что она может дать другим людям…
– Не надо только о других людях, Кречетов, – уже не пытаясь изменить тембр, проговорил незваный гость. – Ты всю жизнь мечтал лишь о власти и лишь для себя, прикрываясь высокими словами о науке, морали и других людях, которых собираешься осчастливить. Потому просто уйди с дороги. Я заберу то, за чем пришел, и уйду. А ты будешь дальше ковыряться с колбами, убеждая себя в том, что кому-то нужен на этом свете, кроме своей персоны.
– Опять ты! – взвизгнул Кречетов, сорвавшись на фальцет: он по голосу узнал сталкера, который уже много раз мешал ему осуществить желаемое. – Когда ж ты уже сдохнешь? Еще и мысли читать научился, сволочь!
– Нет, – покачал головой сталкер, проведя рукой по лицу, отчего оно приняло прежний, знакомый, ненавистный облик. – Просто у тебя все на морде написано. Ну что, отдашь по-хорошему «Глаза Выброса»?
– Конечно, – осклабился профессор, нажимая на кнопку открытия автоклава номер шесть. – Непременно.
И дал две мысленных команды: «Встань!» и «Атакуй!».
Тяжеленная крышка автоклава, состоящая из многослойного стекла, отлетела в сторону от мощного удара изнутри так, словно была отлита из тонкого пластика, и из бронированного прозрачного гроба выскочила она.
Готовая морфа.
Самая совершенная биомашина для тактической войны, когда-либо созданная в подземных лабораториях Припяти. Которая, повинуясь мысленному приказу профессора, незамедлительно ринулась в атаку.
Когда она выскочила из автоклава и замерла, оценивая обстановку, у профессора была доля мгновения, чтобы рассмотреть ее. И сделать однозначный вывод: морфа была идеальна! Человекообразная тварь, похожая на гимнаста-профессионала, с которого содрали кожу. Приятно было посмотреть, как с невообразимой скоростью сократились упругие мышцы, когда эта машина смерти бросилась на врага! Можно было, конечно, дать приказ воспользоваться скрытым в теле морфы дистанционным оружием и уничтожить Снайпера на расстоянии, но профессор все-таки был ученым, и ему стало интересно посмотреть, как его детище убивает голыми руками. Поставить очередной эксперимент, потестировать опытный образец в экстремальных условиях. Правда, при этом он забыл простую истину: если можешь убить врага – убей. Не издевайся над ним, не давай второго шанса, не играй в милосердие.
Просто уничтожь.
Иначе он воспользуется пусть даже секундной отсрочкой, которую ты ему подарил, и уничтожит тебя.
* * *
Зал впечатлял. Он был и правда огромен, даже удивительно, как такое под землей отгрохали. Хотя, если советские люди чуть ли не голыми руками метро выкопали, то чему удивляться? На энтузиазме да при желании достичь великой цели можно горы свернуть.
Почти весь зал занимали капсулы автоклавов. Они напоминали кладку яиц какого-нибудь доисторического ящера – не только формой, но и содержанием. Сколько раз я уже видел это – кукол. Комки биомассы, очертаниями лишь смутно схожие с человеческим телом. И я прекрасно знал, что из этих заготовок ученые могут вылепить что угодно. Вон он стоит, Кречетов, с лицом, напоминающим посмертную маску трупа. Помнится, в прошлую нашу встречу он выглядел более живым. И менее толстым. Что-то с ним явно не так. Интересно, что именно…
Я шел к нему, полностью уверенный, что сейчас без проблем заберу вон ту россыпь алых артефактов, небрежно валяющихся на приборной панели. Что бы ни сделал с собой профессор, во что бы ни превратился, против пули и «Бритвы» шансов у него нет. Потому лучше для него будет просто отдать арты и на этом закрыть вопрос.
– Ну что, отдашь по-хорошему «Глаза Выброса»? – спросил я, подходя ближе. Чисто для проформы. Куда он, на фиг, денется? Вон, трясется от страха и ярости, капли пота по лицу текут, того и гляди инфаркт словит и кони двинет.
– Конечно, – неприятно оскалился Кречетов, отступая назад. – Непременно.
И нажал на какую-то кнопку, которых на панели было множество. Сигнализация, что ли? Охрану вызвал? Ну, это он зря. Рядом же стоит. Приставлю ему ствол к подбородку, прикроюсь им, как щитом, и так дойду до лифта. Только сначала арты заберу…
Не, я, конечно, обалденно крутой сталкер и все такое. Легенда Зоны, куча суперспособностей, от неминуемой инвалидности вон как лихо избавился – не без помощи друзей, конечно, но тем не менее. Вот только есть у меня один недостаток – самонадеянность. Не всегда она проявляется, однако на эйфории от излечения, когда думал, что всё, кранты мне, но в очередной раз красиво ушел от реально страшной смерти, – вылезла. В себя, блин, поверил, шибко крутым себя ощутил.
И тут же Мироздание дало мне понять, что от ощущения себя чуть ли не богом до состояния дерьма крысособачьего – всего ничего. Одно короткое, но болезненное падение, которое разом сдирает с тебя спесь и понты, причем зачастую вместе с кожей и мясом.
Я даже не успел понять, что произошло. Мелькнуло нечто перед глазами, удар – и вот я лечу по воздуху, понимая, что дышать-то не могу, ибо удар пришелся в броник, надетый под плащ, и прилетело в него как из крупнокалиберного пулемета.