– Привет, мам. – Демид наклонился к матери, и она поцеловала его в щеку. – Ты замечательно выглядишь. Погода сегодня отличная. Бабье лето. Может быть, погулять хочешь?

– Нет, нет... Сейчас нежелательно выходить на улицу. Ты же знаешь, Демид... Это прямое солнце, лучи его не должны попадать на кожу.

– Ну какое солнце, мам? Осень на улице.

– Солнце – это Золото! Его открытая энергия губительна для меня. Сила его яркая, кипучая, жадная, она переполняет мое существо, и я чувствую, что во мне уже не хватает места для собственной души. Тонкие нити, соединяющие душу с телом, так непрочны, сыночек! Они могут оборваться... Лучше уж Луна – Серебро. Тихий, спокойный свет ее целителен, он изгоняет из душ демонов вожделения, и сам Бог глядит на нас с Луны. Ты же помнишь, когда астронавты летали на Луну, они разговаривали с Богом. И когда Луна царит в небе, не закрытая тучами, я выхожу на балкон, читаю магическое заклинание и взлетаю в воздух... Я брожу по крышам вместе с кошками, этими самовлюбленными прислужницами лунного света, я так легка, что могу проходить даже по бельевым веревкам, не потревожив их своим весом. И дышится легко и свободно, даже когда туман выползает из низин. А лунники, эти маленькие озорники, высовываются из своих норок в кирпичных стенах и машут мне тонкими белыми пальчиками.

«Ничего сумасшедшего нет в ее словах, – подумала Лека. – Так говорят чудаки, верящие в волшебство, добрые феи в сказках. И она живет в этом сказочном, придуманном ею мире. Мир этот красив, добр и призрачен. Она ушла в него, она спасается в нем от того, что не принимает ее душа. Но кто знает, что является настоящим – наш мир, реальный и страшный в своем безобразии, или мир, созданный ее фантазией? Попробуй мы рассказать кому-нибудь про наши злоключения с Абаси и Мятежником, про Мир Тьмы, нас бы тоже приняли за сумасшедших...»

Прямой солнечный свет действительно не попадал в комнату, хотя на окнах не было ни плотных штор, нет тяжелых занавесей. Зато было очень много растений. Рассаженные в высоких вазах и плетеных кашпо разной высоты, они ползли вдоль окна вверх, сплетались зелеными стеблями, спускались вниз до пола, приветливо шевеля листьями при каждом дуновении ветерка. Гроздья мелких цветов, в основном белых, издавали слабый жасминный аромат. Лека подумала, что никогда еще не видела комнаты, столь похожей на жилище феи. Это, конечно, Демка с его своеобразным вкусом и стремлению к приглушенности красок обустроил здесь все. Стены были светлыми, казалось, легкое сияние исходит от белых обоев с большими бледно-сиреневыми цветами. Потолок, очень высокий, был отделан по фризу простой геометрической лепниной – прямыми линиями, и только розетка люстры из молочного воздушного стекла, которая висела довольно низко на длинном шнуре, была выполнена в виде античных листьев.

Вся мебель в комнате, кроме громоздкого дубового шифоньера, была плетеной. Кресло, два высоких стула, круглый небольшой стол, даже подлокотники пузатенького мягкого дивана. Вдобавок не было ни одного зеркала – Лека сразу отметила это как оттенок, естественный для этого мистического места. Небольшая икона в серебряном окладе, ручной работы, но вполне современного вида, висела на стене, окруженная не иконостасом и лампадами, а все теми же свисающими растениями. Она изображала Богоматерь с младенцем Иисусом.

А на стене, противоположной иконе, расположилась большая фотография Демида. Наверное, мама сама сделала ее, когда была еще в добром здравии, потому что Демке там было лет семь. Забавная, беззаботная и довольно круглая мордашка. Одет он был в клетчатый пижонский пиджачок с широченными лацканами, белую рубашку и галстучек с толстым узлом. Нет, никто не нашел бы в глазах этого маленького Демида ни малейшего намека на то, кем станет он в будущем. Стоит себе толстый человечек в клетчатом костюмчике, держит в кулачке флажок с надписью «МИР-ТРУД-МАЙ!» и вполне доволен жизнью.

Лека словно заглянула в замочную скважину – а там человек, казалось бы, знакомый ей до мозга костей, сбросил свою кожу и оказался совсем другим. Волна грустной нежности накатила на девушку. Ей казалось, что Демид всегда был таким, как сейчас, – то серьезным, то насмешливым, то спокойным, как лед, то готовым взорваться, то заумным, то изображающим полного идиота, но неизменно становящимся твердым как гранит при приближении малейшей опасности. Ей казалось, что с самого детства он был необыкновенным ребенком, выделяющимся в толпе детей своим пугающе серьезным, недетским взглядом. И вот пожалуйста: Демка – обычный первоклассник, и на щеках у него румянец, и на носу – царапина, и глазки – как две пуговки.

– Ты не один пришел, Дема? – Мария Ивановна прервала свои рассуждения и близоруко направила взгляд в сторону Леки, словно та стояла не в комнате, а в едва различимой дали. – Это – та девочка, Демид? Это – Лека?

– Да.

Лека медленно пошла к окну. Ей казалось, будто она плывет по воздуху, едва касаясь пола ногами. Голова ее кружилась. Она встала на колени и поцеловала морщинистую руку женщины.

– Здравствуй, здравствуй, милая... Вот ты какая! Сильная и красивая девочка. Почему ты не приходила ко мне раньше? Я так хотела видеть тебя!

– Это – Лена. – Демид, похоже, растерялся и не знал, что сказать.

Девушка положила голову на колени старой фее, и та гладила ее по голове, перебирала ее темные шелковистые волосы дрожащими пальцами.

– Нет, Демид. Елена – это не ее имя. Ее зовут Лека. Имя человека не случайно. Ты знаешь, что такое «Лека», милая? Это имя дриады, белого лесного существа, хранительницы берез. Она живет в лесу, в древней березовой роще. И иногда она является заблудившимся путникам в виде белой девушки. Перебегает от дерева к дереву и выводит их из чащобы. Ты твердый человек, Лека, но можешь быть и гибкой, как ветвь березы. Душа твоя светла, хотя и испещрена темными пятнами. Такова твоя судьба – характер твой двойствен, но не несет явного зла. Ты не боишься серебра? Хочешь, я научу тебя летать?

– Хочу... – Лека закрыла глаза. Ей казалось, что какая-то пустота, существовавшая в душе ее много лет, заполнилась. Эта пожилая женщина манила ее, звала в свой мир, и Леке не хотелось возвращаться обратно.