Я бы на месте Влада просто ушла, даже если бы была права. Ну сделал ты доброе дело, помог человеку, а он не оценил, и что? Зачем доказывать что-либо тому, с кем ты едва знаком? Другое дело близкие люди, мнение которых имеет значение.

– Я хочу, чтобы ты меня услышала, – говорит медленно, вкрадчиво, – чтобы поняла, что можешь доверять мне.

Он слегка склоняет голову набок и смотрит в мои глаза, рассматривает долго внимательно. Что он там такое интересное увидел? У меня обычные глаза серо-голубого цвета, и ничего особенного в них нет.

– А что, если я не хочу никому доверять? – отвечаю после небольшой паузы.

Физически ощущаю, как воздух между нами накаляется, становится плотнее, гуще. И пронизывающий ветер, который до этого пытался пробраться под одежду, теперь не кажется таким сильным.

Влад опять злится. Его глаза блестят от негодования, а мышцы лица слегка подрагивают. Мне даже кажется, что я слышу хруст костяшек пальцев на его руках от того, с какой силой он сжимает кулаки, спрятанные в карманы кожаной куртки.

– Ты уверена, что справишься без посторонней помощи? – говорит, повернув лицо в сторону, выпускает изо рта тоненькую струйку пара. Мороз крепчает, и надо бы скорее добираться до дома, но я продолжаю стоять посреди улицы и всеми силами пытаюсь понять мотивы, которые движут поступками Чернышевского.

– С чем, с чем я должна справиться? – не могу сдержаться, смеюсь. – Ты такой странный, угрожаешь мне и тут же заводишь разговоры о каком-то доверии.

– Просто постарайся больше не переходить дорогу «моим» друзьям, – с демонстративным ехидством выделяет слово «мои», скалится.

– Я никому не переходила дорогу, – бурчу обиженно и продолжаю путь, – ты знаешь об этом прекрасно. Вы все об этом знаете.

– Кажется, этот разговор не закончится никогда, – парень усмехается. – Просто, я позволю себе маленькую надежду на то, что ты всё-таки прислушаешься к голосу разума. И ко мне.

Непробиваемый. Кажется, он начинает меня раздражать. Только в одном прав – этот разговор никогда не закончится, если мы продолжим в том же духе.

– Скажи, ты для чего сдаёшь химию? – принимаю единственно правильное решение и перевожу тему.

Желания вести непринужденную беседу с этим парнем нет никакого, его маниакальные замашки настораживают. Но до дома ещё чуть больше двадцати минут добираться, и надо это время как-то пережить.

– Тебе действительно интересно? – в голосе звучат странные нотки, отдалённо напоминающие радость.

Отворачиваюсь, делаю глубокий вдох. Нет, мне не интересно, я просто хочу перевести наш разговор в нейтральное русло. Сказать об этом Владу или деликатно промолчать?

– Допустим, – отвечаю расплывчато.

– Из-за матери, – парень пинает камешек, который спокойно лежал на тротуаре и совершенно не мешал проходу. – Она спит и видит, как я стану успешным хирургом, – разводит руками.

– А ты сам чего хочешь? – мы уже почти подошли к дому, и я могу оставить парня и уйти, но продолжаю стоять рядом с ним.

Это довольно странно, но мне кажется жизненно важным узнать ещё хоть немного об однокласснике.

Влад молчит. Он смотрит вдаль и не говорит ни слова. Наверное, задумался о чём-то.

– Это никому не интересно, – произносит, наконец.

Хочется поспорить с ним, сказать, что мне очень интересно, но я держу язык за зубами. Для начала самой неплохо было бы понять, что меня вдруг так заинтересовало в этом парне.

Вежливо прощаюсь и неторопливой походкой иду домой. Мысли в моей голове танцуют зажигательные танцы, мешая здраво оценить ситуацию.

Зато отец делает это вместо меня.

– Почему так поздно? – бросает со злостью, стоит мне только переступить порог. Его лицо перекошено от гнева, а грудь вздымается от частого дыхания. – Я тебя спрашиваю, где ты шаталась? – буквально рычит, заставляя меня инстинктивно вжаться в стену.

В прихожей появляется мать.

– Валера, не волнуйся, – бросается к отцу, успокаивает. – Наверное, задержали, всё-таки экзамены на носу.

Она гладит мужа по плечу, выдавливая из себя располагающую улыбку, но папа не реагирует.

– Я видел, – его указательный палец оказывается перед моим носом, – я видел, что тебя мужик какой-то привёл, немедленно отвечай, кто он?

Лицо родителя покрывается пунцовыми пятнами, а я не могу и слова вымолвить. Настолько опешила от происходящего, что просто растерянно хлопаю ресницами и периодически открываю и закрываю рот, как рыбка, выброшенная на берег.

– Это мой одноклассник, па… – роняю на выдохе.

– Воспитал, на свою голову, – небрежно машет рукой и уходит в свою комнату, громко хлопнув напоследок дверью.

Мать осуждающе покачивает головой и с опаской смотрит в сторону спальни.

– Марш к себе! – приказывает, но абсолютно беззлобно. Скорее для вида пытается поддерживать позицию папы, на деле, вряд ли всерьёз злится на меня. – И телефон включи!

Вот я…

Чернышевский вернул мой телефон, а я вместо того, чтобы включить его и позвонить домой, непонятно о чём думала. Неудивительно, что отец так бурно отреагировал на моё опоздание, он в принципе очень строг к нам с братьями. Но ко мне в особенности.

Если верить словам моей покойной бабушки, у папы была очень бурная молодость. Он старше мамы на десять лет и женился в достаточно зрелом возрасте. Более того, бабушка утверждала, что у моего отца есть ещё дети, старше меня. Внебрачные.

Я была маленькой и часто слышала разговоры матери и бабушки, но с трудом могла уловить их логику и последовательность. Всё всегда сводилось к тому, что папа якобы был достаточно популярен у противоположного пола, а женился на такой невзрачной мыши, как моя мать. И она должна была ценить его доброту, так считала бабушка.

Но это всё лирика, а самое главное в этой истории то, что отец с чего-то решил, что я могу пойти по его стопам. Поэтому мне никогда не разрешалось выходить из дома после семи вечера, носить вызывающую одежду и злоупотреблять косметикой.

Меня не особо напрягали запреты отца, я была увлечена учёбой и сама не стремилась к разного рода сомнительным развлечениям. Мне хватало общения со сверстниками в пределах школы, я была послушной дочерью. До сегодняшнего дня.

Теперь же я чувствую себя так, словно мне на голову вылили ведро помоев. Мерзко и униженно одновременно.

Медленно отрываюсь от стены, потому что до этого стояла, словно приклеенная. Захожу в спальню и закрываю за собой дверь. Главное, немного переждать. Гнев отца скоро утихнет, и я смогу спокойно жить, как и раньше. Если получится, как раньше.

Влад. Он пугает меня и в тоже время притягивает к себе, словно магнитом. Мне любопытно узнать, что у этого странного парня на уме, почему он ведёт себя так… неоднозначно.

Через час своего заточения я набираюсь смелости и выхожу из комнаты. Терпеть больше нет сил, я жутко голодна и, в конце концов, хочу в туалет.

Судя по звукам храпа, исходящим из родительской спальни, отец спит. Поэтому я беспрепятственно иду в кухню и делаю себе чай. Заходит мама.

Она устало опускается на стул и бросает на стол полотенце для рук.

– Надь, помоги пацанам сделать русский, а? У меня уже просто сил на них нет. И терпения тоже, – тяжело вздыхает.

Как будто у меня есть силы. Особенно после всего того, что произошло сегодня.

– Да, мам, конечно, – натянуто улыбаюсь. Не думаю, что мама не понимает моего состояния, но, кажется, её удобнее делать вид, что всё в порядке.

Всегда завидовала тем девочкам, которые дружат со своими мамами. Секретничают, рассказывают им о своих переживаниях. У нас не так. Нет, конечно, родители любят меня по-своему. И мама старается, как может, но всё же не подруги мы с ней, как ни крути. Может, оно и к лучшему.

До переезда в этот город я очень тесно общалась со своей тётей, маминой сестрой. Она старше меня всего на восемь лет, и мы всегда с лёгкостью находили общий язык. Но месяц назад Оля вышла замуж, а мы уехали из города. И я бы рада позвонить ей, поболтать по душам, как раньше. Но всё не решаюсь, боюсь помешать молодожёнам, которые только недавно вернулись из свадебного путешествия. Оля, как любит повторять мой отец, удачно вышла замуж. И её избранник ни в чём не отказывает любимой, поэтому после свадьбы увёз её в Дубаи. А я надеюсь, что как только у неё появится возможность, она сама позвонит мне.