Часть 1. Между Своей Жизнью и Чужой Смертью

Живи, лечись, радуйся.

Живи не в перерывах между лечением,

а Живи, и в перерывах лечись.

Гизелла Гофф

1

Телек барахлит. На мансарде должно ловить и от домашней антенны. Но то ли сигнал постоянно понижается и уходит куда-то во вселенские дали, то ли моя старенькая антенна накрывается медным тазом и говорит мне: «Пока поработаю, чтоб ты не больно-то смотрела ТВ контент, а потом – слиняю, хи-хи».

Что ж. Я благодарна и за это. Картинка скачет и замирает, звук ушел. С 5 утра показывает, а с 6.30 сигнальчик пропадает. Вот как-то так. Я благодарю и за это. Ведь, может, Господь меня специально удаляет от этого контента? Или проверяет на прочность и Терпение? Я терпелива и смиренна.

Контент есть контент – контент нашего ТВ. Всем надо зарабатывать, отрабатывать бабло, вот и изгаляются со своим контентом, как могут.

Канал «Пятница». Здесь подспудный «сатанизм» (блин. Почему я так решила? Явно облучение мне дает не всегда те мысли). «И он даже мало, чем прикрыт, этот «сатанизм», – думаю я.

В передаче «Четыре свадьбы» часто полно чертовщины (сатанинские и ведьминские свадьбы, иствикские ведьмы. Блин, полно этой фигни). Но эта чертовщина еще не приобрела большого размаха, так что смотреть можно. Мне как–то все равно, что «Пятница», да и другие плюшевые каналы форматируют чьи-то мозги, мозги чьих-то детей и формируют их сознание в искаженном ключе. Все равно. Теперь. Каждый сам в ответе за свои мозги и мысли. Я и так положила свою жизнь на ниве Просвещения (30 лет), и более для чужих детей я ничего не буду делать (опять гордыня). У них есть родители, которые обязаны защитить ребенка от засилья и греха мира. Но они этого не делают. А мне так все равно.

Я радостно смотрю на все эти типа «дьявольские» происки. Мне смешно. И в этом пострадиологическом моем Смехе есть сама Жизнь. Ведь никто не отменял Диалектику. ДОБРО/ЗЛО – ВСЕ В НЕКОЙ ЕДИНОЙ ТОЧКЕ, ТОЧКЕ БЫТИЯ. И все еще для меня это БЫТИЕ ЕСТЬ (!) – И Я РАДА ЭТОМУ.

БЫТИЕ-ЖИЗНЬ. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.

«Бытие моэ!».

«Какое бытиэ твоэ? Смерд дражащий?».

Ххи.

2

Наконец, 7 июня консилиум. Мы ждали всей честной компанией онкоженщин, каждая своего вердикта. В 12.20 у меня был прием у химиотерапевта, потом сказали:

– Идите в кабинет 128, там с 13.00 будет совещание врачей.

Ждали долго и упорно. Ну, а так как в нашем ожидании надо было что-то делать, стали болтать. Онкоженщины рассказали про свои диагнозы. У одной пошли метастазы.

– Хотя бы я буду знать, от чего умираю, – говорит она. – А здоровым я скажу – вы то не знаете, от чего помрете – хи-хи.

«Что-то злобно как она говорит», – подумалось мне. «Не надо бы так».

Белесые волосы, глазенки въедливые буравчики. Меня она сразу возненавидела. А когда я вдруг проговорилась, что объехала пол-Европы, работала в Брно в Чехии в качестве директора Центра русского языка и культуры от КФУ, то и вовсе вцепилась в меня взглядом своих болотных злых глаз-буравчиков из-под старомодных очёчков.

«Ну, и Бог с ней». Добрее надо быть. Да. Именно добрее. Болезнь никого не украшает. Но суть ответа нашего на эту болезнь – Терпение и Смирение, Доброта и Покаяние. Это путь к выздоровлению.

Разговорились о социальной защите российских граждан. Одна дама рассказала историю, как 90-летняя бабуля в одном из сел нашей Республики страдает от своего сына-алкоголика, который живет и пьет за счет пенсии своей старой матери (подонок!). Он за ней не ухаживает. Та вся в дерьме. Еле ползает. Не кормит ее. Соседи что-то пытаются сделать. Боже! Почему органы соцзащиты не принимают никаких мер (зажрались, видно, на местах, да еще и как минимум крадут).

«Надо бы такую бабушку в приют!!!».

«Почему у нас все так запущено!?!?».

– Так, Голикова.

– Я.

– Идите в кабинет 228, там Вам выдадут все листы для последующей госпитализации. Иммунотерапия с 26!

– Хорошо.

– Будете собирать анализы, а потом с анализами на вакцинацию.

– Угу.

3

Ну что. Сказали, что после 10-ти сеансов облучения волосы будут выпадать. О, мои волосы. Они, наконец, выросли после химии. Такая приличная причесочка образовалась. А-ля «Ирина Хакамада». Да и покрасила я свои седеющие волосы в каштан. Чудно! И тут я опять я буду лысой? Обидно.

Да. Продержалась моя шевелюра ровно неделю. Я снова плешивая, аж противно. Да еще и продолжаю пить дексиметазон и снова раздуваюсь, как мячик, лицо – футбольный мяч (а завтра, между прочим, Финал Лиги Чемпионов!). Однако стала есть меньше. Уже хорошо.

Каждый день встаю в 5 утра. Странно. Все мои привычки поменялись коренным образом. И это хорошо. САКРАЛЬНЫЙ СОВЕТ ОТ ДАРЬИ ДОНЦОВОЙ Я ВОСПРИНЯЛА В ПОЛНОЙ МЕРЕ – МЕНЯТЬСЯ. Мой организм после стационара поменялся, меняются привычки.

ПОМЕНЯТЬСЯ ПОЛНОСТЬЮ!

И внешность моя меняется, и мысли меняются (хотя еще не так быстро), и жизненные установки. Я чувствую себя намного лучше. Пафос препода-доцента свалил в никуда. Я просто пациент и писатель Гизелла Гофф, которая радуется каждому дню этой разнообразной и удивительной Жизни. Радуется тому, что я мыслю – значит – Существую!!!!

П.С. Купила себе сегодня модный паричок-каре цвета махаон. Вот она радость Бытия!

4

Марина, как правило, писала мне через день-два. Как-то я прониклась к этой женщине, несмотря на ее пафос. Она всегда и везде подчеркивает, что довольно богата (правда, забывает упомянуть, что благодаря исключительно своему мужу, который ее тянет всю жизнь. Она толком и не работала никогда. Особенно меня поразило то, что при всем внешнем пафосе она сделала такую ошибку в слове! Говорит «колидор» вместо «коридор». Блин, я думала, она культурнее. Ну да ладно). Но в ней есть какой-то добрый стержень, не злой. Хотя, будучи уже с психологией инвалида, психологией вторичной выгоды (вытягивала, помнишь, Читатель, она свою ногу после тяжелейшей автокатастрофы), она привыкла к тому, что ей все должны – муж, сын, невестка, внуки.

Ну, так вот. Марина не писала дней пять. «Что же случилось?».

Наконец, она появилась на ватсап.

«Привет».

«Я в АБД».

«Где?».

«В абдоминальной хирургии».

«Ого».

– А что случилось?

– Мне сделали операцию. Помнишь, пошло воспаление у меня на послеоперационном шве? Удаляли. Операция длилась два часа. Лазером.

– Боже. Надеюсь, все хорошо.

– Да. Отпустили домой, потому как там вообще нет мест. Хотя я и дома, но числюсь в палате.

Марина с надрывом рассказала, что все, что там происходит, в этой абдоминальной РКОД, видеть она не может. Нет, все нормально. Нянечки, санитарки, медсестры, то есть персонал намного добрее и лучше, чем там, в гинекологии, где мы с ней лежали в прошлом году. Но смотреть на этих пациентов она без слез не может. У всех вырезаны кишки, вынуты трубки-стомы с калом. Трубки из жопы. Еле ходят.

Страшно. Болезнь, откуда ты берешься?

Я давно подумала насчет Марины, что она все равно будет попадать в те или иные передряги по поводу своего диагноза (а ведь у нее всего-то 2 б, высокодифференцированная аденокарцинома. И это благоприятный прогноз с ремиссией). Потому, как мне кажется, что кроме ее сына, никто не будет рад ее выздоровлению. Невестке все равно, она хапуга молодая. Сын Марины – ее стартовая материальная площадка (втихаря в своем родном Нижнекамске купила много земли для постройки не ясно чего. Почувствовала себя бизнесменшей). Дети для невестки – как положено, стандартно. Марина возится с ее детьми, со своими любимыми внуками.

Муж Марины (деловой, практичный. Занимается строительством). Младше ее на 2 года. Ему 56. Ей 58. Тянет ее многие годы. Счастлив ли с ней? Трудно сказать. Пара видная, красивая (хотя деревенские корни видны). Марина – настоящая красавица, ухоженная. Любит ли он ее до сих пор? Желает ли выздоровления?