Снова он вспомнил про своих детей – и ему опять стало грустно. Как бы он хотел, чтобы они не страдали без него. Если бы он мог вернуться, наверное, он бы им попытался объяснить, что если не станет кого-нибудь из близких, то не стоит терзать свое сердце: все уже произошло, ничего не исправишь, так какой смысл убиваться… Он бы все сейчас отдал, чтобы оказаться рядом с детьми и объяснить им все это.

Очень давно он где-то прочитал или услышал от кого-то фразу про то, что надо с детства учить детей терять. Он тогда не понял смысл этой сентенции, только сейчас у него открылись глаза. Мы все оберегаем детей с детства от лишней и ненужной информации, считая неправильным травмировать детскую психику. Но если что-то важное не объяснить в детстве, потом это может оказаться для человека таким ударом, от которого не все смогут оправиться.

Когда сыну Зигуна было шесть лет, он взял его на кладбище – прибраться на могиле своего отца. Они тогда вместе покрасили оградку, убрали мусор – и присели отдохнуть.

– Когда-нибудь и меня тут положат, – сказал Зигун. – А ты будешь иногда меня тут навещать.

Какое сильное впечатление на сына произвели поход на кладбище и беседа, он узнал следующей же ночью. С женой у Зигуна состоялся очень тяжелый разговор – она доказывала, что не надо было водить сына на кладбище, он сегодня боится засыпать и постоянно спрашивает маму, кто и когда умрет, что будет потом, переживая по этому поводу.

Зигун тогда переживал, что поступил опрометчиво, но со временем почувствовал, что отношение сына к нему изменилось – тот стал как-то более трепетно, что ли, относиться к отцу. Кажется, он понял, что все в этой жизни не вечно, ценить надо все, что ты сейчас имеешь. Так он получил своеобразную прививку от будущего шока, когда бы случилась смерть близкого человека. Когда-то такую прививку получил и Зигун…

Зигун открыл дело. Так… Роддом номер… Адрес… Время. Пора быть там… – и он сразу же оказался в нужном месте! У ангелов это все было просто: где захотел, там и очутился.

Маленький комочек уже лежал на животе у мамы. Такой сладкий, пухленький и мокрый. И плакал совсем негромко. А когда девочка немного успокоилась, она сразу открыла глаза и стала оглядывать всех. Зигуну даже показалось, что и его она увидела.

Тут только он и сам стал оглядываться. На кровати лежала мама, на ней был клубочек – его, Зигуна, клубочек; рядом были папа, врачи, медсестры. Зигун неподалеку заметил еще одного ангела – это, наверное, был ангел мамы. Это хорошо, подумал Зигун, но тут же обнаружил за спиной этого ангела черного демона, и у него все похолодело: какого черта, что он тут делает?!

Зигун перевел взгляд на маму девочки – выглядела она не слишком хорошо. Врач что-то ворчала и неодобрительно смотрела на приборы.

– Введите лекарство! – скомандовала она медсестре.

И тут Зигун увидел, как черный демон меняет ампулы – и медсестра берет не тот флакон. Он ринулся исправить ошибку, но белый ангел резко его остановил:

– Куда ты лезешь?

– Ну как! – заорал Зигун. – Ты же все видел!

– Видел – и что? У тебя своя работа. Тебя за ребенком поставили следить.

– А ты?! – закричал Зигун. – Что же ты!

– А ты подумай… – получил он короткий ответ.

И тут его осенило: приговор. Приговор маме его девочки.

Руки у него опустились – как же он сразу не понял: если черные тут, значит… это приговор. Бедная девочка… Только родилась – и уже без мамы.

Медсестра ввела последнюю порцию инъекции, и аппарат истошно запищал, а после прерывисто загудел. Врачи и медсестры забегали и закричали, лишь отец девочки стоял молча – видимо, он оказался единственным, кто все уже понял.

Так закончился первый рабочий день Зигуна.

* * *

Начались серые будни. Работы у Зигуна было пока мало – Машенька оказалась не слишком беспокойной девочкой. С няней им очень повезло, а может, и Зигун постарался, что скромничать. Когда почти выбрали няню, отец передумал и принял верное решение поискать еще. И лишь со второй попытки семья нашла хорошую помощницу. Так что работы у Зигуна было мало, это позволило ему наконец-то попробовать осмыслить, что произошло с ним и что теперь ему делать с этим. У него не было ответа на единственный вопрос: за что? За что ему вынесли этот приговор?

Он начал читать Библию и Евангелие, но все стало казаться еще запутаннее. Он изучил и Евангелие, ту главу, о которой говорил его руководитель. В ней шла речь о рождении Иисуса: «Родит же сына. И наречешь ему имя: Иисус. Ибо он спасет людей своих от грехов их».

Речь шла о том, что Иисус – спаситель, и он спасет всех людей от грехов их, ибо прощать грехи свойственно одному Богу.

Ясности пока это не принесло, и Зигун изучал тему дальше. Заодно он вспоминал и записывал самые яркие позитивные и негативные моменты своей жизни, тщетно пытаясь найти причину вынесения себе приговора. Пока все, что он вспомнил, было мелочью, кардинально вряд ли решившей судьбу приговора.

Самые ранние воспоминания о плохом и хорошем, о жизни и смерти были связаны со смертью бабушки – бабули, как ее называли в семье, самого близкого человека для Зигуна в детстве. Конечно, родители стояли для него формально на первом месте, но они были целыми днями на работе, а с Зигуном оставалась бабуля. Такой преданности и самозабвения ради внуков он не встречал потом нигде.

Семья Зигуна жила на окраине города, квартира бабушки была в центре. На дорогу до внука у нее уходило минимум полтора часа, потому она вставала с рассветом и приезжала каждое утро, чтобы покормить Зигуна завтраком, обедом и приготовить на всех ужин. В детский сад он не ходил из-за слабого здоровья – у мальчика обнаружились проблемы с глазами. Ночью, пока он спал, глаза гноились, и к утру этого гноя скапливалось в уголках глаз так много, что невозможно было разлепить веки. Бабуля приезжала каждое утро и тихо сидела у кровати, поджидая, когда Зигун проснется. Иногда она возилась на кухне и не слышала, что он проснулся, тогда Зигун тихо звал ее, и она появлялась с приготовленной пиалой с отваром ромашки. Бабуля аккуратно смачивала его глаза до тех пор, пока он не открывал их. И конечно, первым, что он видел, открывая глаза, была бабуля.

Это продолжалось каждый день довольно долго, до тех пор, пока Зигун с родителями не поехал в Одессу в специализированную глазную клинику, лучшую в стране, где ему назначили лечение – уколы прямо в глаза, точнее, в уголок глаза. Уколы ставили огромной иглой, и родители не могли спокойно на это смотреть. Зигуну было тогда лет пять, но вел он себя на редкость спокойно для маленького ребенка, несмотря на риск малейшей ошибки при уколе. То ли он не понимал всей серьезности действа, то ли уколы были не такие уж и болезненные, за давностью лет уже и не вспомнить, но он мужественно перенес все лечение – и проблемы со зрением исчезли навсегда, будто их и не было.

Даже когда Зигун выздоровел, бабуля продолжила приезжать к нему каждое утро, чтобы накормить его завтраком и просто побыть с ним вместе и поговорить. О чем они говорили – пожилая женщина и маленький ребенок? Кажется, о чем-то детском, волнующем его в то время. Но был разговор, кусочек из которого Зигун запомнил. Тогда в ответ на какое-то его сетование бабуля посмотрела на него очень серьезно, помедлила – и после сказала негромко:

– Большим человек ты станешь, когда вырастешь, помяни мои слова. Жаль, меня тогда уже не будет.

Он почему-то запомнил эти слова, хотя так никогда и не понял, что бабуля имела в виду под «большим человеком». А тогда он не понял даже, что это значит – не будет бабули. Где же она будет, ведь они с ней вместе и навсегда?! Оказалось, что всё на свете – не навсегда. Совсем не навсегда.

Однажды, когда Зигуну было одиннадцать лет, ему приснился странный сон, в котором он вставал с кровати, а у в ноге у него обнаруживалась большая черная дыра, через которую была даже видна кость.

Тогда его разбудила мама, которая сказала, что надо ехать к бабушке, с ней что-то случилось. Зигун думал, что бабуля поправится, но по глазам мамы понял, что произошло что-то по-настоящему нехорошее.