Дядя с трудом сдержался, чтобы удивленно не вскрикнуть.

— Я как раз думал о тебе, Некулай… Хотелось закурить… Нет ли у тебя лишней?..

Некулай что-то промычал.

— Нет, стало быть, — вздохнул дядя. — Жаль… — Голос его стал жестким. — Так чего тебе надобно?

Ответа не последовало. Некулай переступил с ноги на ногу. Снова полил дождь, и все поспешили укрыться на веранде, а потом прошли в столовую. Дядя поставил фонарь на стул и повесил шапку на гвоздь.

— Ну, Некулай!

В дверь вдруг проскользнул человек в галифе и сапогах, с замотанным грязной повязкой лицом. Виднелся лишь кончик носа. На голове у него была надета охотничья шляпа. Сапоги до самого верха измазаны грязью. Левая рука висела на ремне, перекинутом через плечо. Он прислонился к стене.

Дядя посмотрел на него со страхом.

— Кто вы?

— Я ждал вас в каморке, — поклонился гость. — Я у вас не первый раз… В этой столовой я когда-то праздновал рождество, встречал Новый год… Я хотел бы, во-первых, поблагодарить за Некулая, за спасение его от патруля. Вы нам оказали большую услугу, и мы вам признательны. Это был символический жест. Именно поэтому мы осмелились еще раз переступить ваш порог. Мы не задержимся долго. — Он вытянул палец, и в желтом свете фонаря сверкнуло кольцо с изумрудом. — Вы помните?.. Я говорил, что оно мне приносит счастье. Я был несколько суеверным.

Дядя застыл неподвижно.

— Позвольте налить себе цуйки? — попросил разрешения незнакомец, постучав ногтем по опорожненной на одну четверть бутылке, что осталась на буфете после ухода Присэкару. Он налил себе стаканчик и спросил: — Присэкару ваш родственник? — И сморщился от боли. — Рана… — буркнул он сквозь зубы и досадливо добавил: — Не повезло!.. Поверьте, я бы вас не побеспокоил… Нас заставили обстоятельства, — пояснил он и откинулся на спинку стула. — Значит, только что вы беседовали с Присэкару. С этим, из Хойцы, да?

Дядя облизнул пересохшие губы.

— Значит, пришел и его черед? Вам так сильно насолили? А Тэнасе? А лесопилка в Бухальнице? А Молда?

Незнакомец внимательным взглядом смерил дядю с ног до головы.

— Молда лаяла. А ты, юноша, — обратился он к Паулю, — лучше не стой у окна. Я снайпер, — улыбнулся он. — После истории с Некулаем, которая могла бы легко дойти до ушей кого следует и вам тогда пришлось бы несладко, — ведь вы ввели в заблуждение власти, не так ли — после этой истории мы рассчитывали на более дружеский прием. Я не прав?

— Что же вы хотите? — спросил дядя.

— Укрыться у вас денька на два. У нас нет другого выхода. — Он положил пистолет на стол и сдвинул повязку в сторону.

Широкий фиолетовый шрам рассекал щеку и тянулся до подбородка. Глаза сверкали металлическим блеском под черными бровями, сросшимися у переносицы.

— У нас нет другого выхода, — повторил он, — и потому мы не гнушаемся никакими средствами. Мы не колебались совершать акции большего размаха… так что можете сами сделать вывод. Было бы жаль…

Дядя вздрогнул. На его лице появилось выражение ужаса.

— Где Рукэряну? — прошептал он.

Он вдруг понял в эту минуту, что его старое опасение подтвердилось.

— Акция… — проговорил он дрожащим голосом. — Убийства, поджоги, грабежи — все это акции. Отравление Молды — акция… — Он сжал виски ладонями, с трудом осознавая смысл происшедшего. — Доктор Рукэряну… это акция… Вы связали его имя с подлостью… Вам показалось мало уничтожить его физически… — Дядя попятился к двери, помедлил секунду и нажал на щеколду.

Громыхнул выстрел, но пуля попала в косяк двери.

— Ой!.. — сдавленно крикнул незнакомец.

Некулай ударил его в локоть, сбив направление выстрела, и схватил за грудь. Резко ударил его кулаком. Человек рухнул на пол. При падении рука выскользнула из ремня, перекинутого через плечо. Револьвер покатился по циновке. Сквозь толстую ткань одежды просочилась кровь из рапы.

— Дайте полотенце, — надо остановить кровь! — крикнул дядя. И тут же связал ему ноги веревкой.

Пришли Войку и Присэкару, вооруженные охотничьими ружьями. Войку был в одной рубашке. Опустившись на колено возле раненого, он пристально разглядывал его несколько минут. Кто-то зажег большую лампу, подвешенную к потолку. Оранжевый свет заполнил комнату. На комоде поблескивала потертым лаком старая скрипка.

— Вот этого я не ожидал, — поскреб в затылке Войку.

Присэкару тоже с любопытством рассматривал лежавшего на полу.

— Он и тебя внес в черный список, — улыбнулся дядя. — Ему даже не верилось, что ты еще жив…

— Почему, господин учитель?

— Откуда мне знать?

— За раздел земли?

— Почему, почему! — проворчал Войку. — Просто так, за здорово живешь, наверное!

Присэкару поцокал языком:

— Ишь ты… как в жизни все поворачивается… Совсем недавно он избил меня до полусмерти. Ты помнишь, господин капитан?

Незнакомец не ответил. Он еле дышал. Длинные черные пряди волос свисали на ввалившиеся щеки с резко выступающими скулами.

— Помнишь, господин капитан? — повторил Присэкару, расстегнул у него одежду и приложил ухо к груди.

— Дышит? — спросил Войку.

— Дышит.

Они подняли его и положили на узкий диван, в углу комнаты.

— Где он тебя избивал? — спросил Пауль Присэкару, дернув его за руку.

— В жандармском управлении… — усмехнулся Присэкару. — Нас было четверо или пятеро… Били нас кизиловыми прутьями… Он тогда только стал офицером. Ну, порка как порка, но я не могу забыть, как он нас встретил, как отвесил нам по две оплеухи… От двух пощечин человек не умирает. Но с каким наслаждением он нас хлестал… Словно получил за это миллион!.. Будто взбесился! Эх, а настоящее избиение началось потом, в погребе. Но у меня из памяти не выходят те две пощечины…

— В управление за что тебя взяли? — допытывался Пауль.

— Нетрудно угадать. За обычные дела, за неповиновение и бунтарство, будто бы за оскорбление властей… Что, мол, мы обругали кого-то…

Дядя с грустью кивнул головой.

— И ты знал его, дядя?

— Однажды мы вместе встречали Новый год, — ответил он. — Его пригласил доктор Рукэряну и представил мне как молодого лейтенанта, гуманного и доброго. За стаканом вина доктор показал ему кольцо с изумрудом и пошутил: «Оно мне приносит счастье».

Пауль повернулся к капитану. Посмотрел на его безжизненно вытянутую вдоль тела руку. На одном из пальцев отливал тусклым блеском драгоценный камень.

Скрипнула калитка, во дворе послышался топот сапог.

— Солдаты, — сказал Войку.

На веранду поднялся сержант.

— Здесь он?

Дядя провел его в дом. Сержант наклонился и ощупал плечо раненого.

— Поднимайся, — приказал он.

Капитан открыл глаза.

— Сил нет…

— Есть доктор в селе? — спросил сержант.

— Был, — болезненно скривился Войку.

— Кое-кто позаботился, чтобы его не стало, — добавил дядя.

Сержант понял.

— Фамилия? — пристально глядя на раненого, спросил он.

Капитан не ответил.

— Гэвэнеску, — сообщил Присэкару.

Сержант смахнул пот со лба. Он был молод, на вид ему не исполнилось и тридцати, на погонах виднелись знаки различия вольноопределяющегося.

— Как все произошло?

Дядя рассказал. Когда он упомянул о Некулае, сержант прервал его:

— Кто это Некулай?

Дядя поискал Некулая глазами.

— Некулай! — позвал он.

Только теперь все заметили, что тот исчез. Стали искать его в саду, распахнули дверь каморки. Поиски оказались тщетными. Присэкару в замешательстве поскреб в затылке.

— Кажись, что этот Некулай был его денщиком… Эх, бедолага, — крякнул он с досадой.

Сержант поднял с пола маленький пистолет, укатившийся при падении к самой стене. Крикнул, обращаясь к капитану:

— Твой?

Капитан кивнул. Сержант и Войку помогли ему встать.

— Болит? Сходи-ка, Присэкару, за Рукэряну, — ухмыльнулся Войку и подтянул капитану повязку на плече.

На улице арестованного положили в телегу на сено. Светало. Мужики и бабы группами толпились у заборов. Лаяли собаки, пели ранние петухи.