И в этот момент на палубу выскочил сам Дятел. Страшный, полуголый, с бьющимися на ветру черными космами, с револьверами.

Он увидел прижавшегося к флагу бледного Волоху, увидел отступающих к шлюпке парней. Он понял все так, как должен был понять. По-звериному осклабился, вскинул руку.

— Нет! — рявкнул русый, но крик его на лету заглотнула метель, а Выпь крутанулся, как в витке вальса уводя Юга.

Толкнул его в полость шлюпки.

Сам пристально глянул на капитана и молча скользнул следом за другом.

Другом. Между Рыбой Рыб, безбрежной властью Истинного Гласа и свитой корабелл он выбрал темноволосого, раскаленной ночью прошитого Третьего.

Коромысло гибко дрогнуло, скидывая шлюпку. Та канула льдинкой в бадью черной стыни Лута. Встопорщила яркий петушиный гребень и заскользила прочь, удаляясь от Еремии.

Холодный ветер Лута кусался, царапался, бил ошеломленную Еремию в скулу. Капитан не без труда отлип от арфы.

— Твою мать, цыганва, ты членом думаешь или револьвером?! Если бы уложил одного к Луту?!

— На то расчет и был, — цыган прищурился, разглядывая русого, — или ты их живыми думал отпустить? Рапцис морено без комплексов и молчанку без ошейника?

— Пусть их, — у Волохи немели скулы.

Когда-то давно, еще в лесном отрочестве, он здорово обморозил лицо и теперь всегда, в гневе или огорчении, скулы шли белыми пятнами. Приходилось их тереть, до тока живой крови.

Волоха обернулся, обежал глазами экипаж. Руслан виновато опустил очи долу, Мусин усердно протирал стекла очков, Иночевский осматривал кольца. Взъерошенная Медяна жалась к теплому Руслану, таращила большие глаза в темноту. Один цыган нагло пялился и лыбился прямо в лицо капитану.

— Кто из вас? — сипло спросил Иванов. — Кто?

— Ну дык, гаджо, — Дятел с кривой ухмылкой развел руками, — это все равно что мимо тарелки с орехами ходить, да ни один не ухватить.

— Ладно, — помолчав, сказал Волоха, — ладно. Пусть так. Корабеллы у нас. А эти двое пусть сами по себе.

— Ну я тогда пойду, кофе сварю, — тут же озаботилась Медяна и торопливо свалила.

Парни проводили ее взглядами. Дятел упер кулаки в бедра, нагнул голову. Сверкнул хитрым цыганским глазом.

— А что, гаджо, возьмем девку в семью? Будет у нас кофе по утрам. — И задумчиво прибавил, цыкнув. — Только сначала бате ее баранов отвалим, мы ж не варвары.

***

Волоха закатал рукав, туго, помогая себе зубами, затянул резиновый жгут. Ножом распечатал залитый воском узкий короткий ларчик, вынул браслетку в форме смарагдового змеиного кольца. Взвесил в руке, надел. Чешуйчатое тулово блеснуло, перелилось по запястью, обвило предплечье; клыки вошли под кожу.

Волоха выдохнул, запрокидывая онемевшее лицо. Закрыл глаза.

Стимулятор, впрыснутый в вену, лягнул сердце, рассыпал живительные искры по всему телу, вмиг сделал голову легкой. Будто и не было глубины и быстрого подъема, которые для капитанов чреваты закипанием крови. Как будто он замечательно отоспался.

Русый дождался, пока футляр опустеет, встряхнулся, быстро, но аккуратно прибрал лекарство. Дятел всегда злился, если замечал игольчатые укусы на локтевых сгибах капитана. Волоха наловчился прятаться от всевидящего ока старпома. У них были непростые вдохновенные отношения и примерно одинаковые награды за головы.

Рыба Рыб прокатила их в своей зубастой пасти быстро, бережно. К счастью, не так далеко — они выскочили до смыка зубовного. Один Лут знает свою глубину. Обитаемая зона, шкурой чуял Волоха.

Благодаря свежей подкормке Еремия могла катать их еще два месяца без дозаправки, но столько и не нужно было.

Как только они оказались в жилой страте, на оживший ихор с шорохом высыпались все нашедшие адресата сообщения. Большая часть из них была от арматора. Гаер хотел знать, быть и участвовать. Остальной улов — коллеги-капитаны, коллега-врач Ордена Скорпиона, одно приглашение на премьеру от администрации Театра-на-Камне.

В каюту без стука ввалился Дятел, с ихором в лапах и новостями:

— Прикинь, — грянул с порога, — гаерова фиалка на лыжи встала! Отчебучил, синеглазый...

— Этого следовало ожидать, — буркнул капитан, пробегая глазами сообщения, — Лин всегда был свободолюбивым и упрямым, в точности как сам Гаер.

— Если подвернется, кинем в трюм, вернем за награду. Но сначала выпорю так, чтобы неделю сесть не мог...

— Ты это брось, — русый спихнул ноги старпома со стола и закинул свои, — Лин священный заяц Гаера, бить нельзя, любить нельзя, смотреть, руками не трогать.

— Капитан, — в каюту после вежливого стука сунулся Руслан, — тэшка прямо по курсу.

Волоха закатил глаза. Но молча поднялся и вышел вслед за курносой красой Еремии.

Мусин активно волновался у борта, вооруженный дальнозором. Зрение его, конечно, уступало гляделкам того же Руслана и рысьим очам Волохи, но казначей корабеллы вполне мог опознать знакомые изгибы.

Тэшка, и славно укомплектованная. Высокие подтянутые борта, недурное, легкое оружие. Мерцающая кольчужная сеть, обтягивающая корпус — защита от близкого удара.

Волоха видел такую на последний стоянке на Хоме Мастеров, и теперь мог наблюдать ее в работе.

Гаер знает, говорил Волоха Дятлу, точно знает, что у нас на борту истинные. Он будет брать нас сырыми, за жабры. Скажи ребятам.

Дятел сказал.

— Привет, парни. — Заговорил старший чужак, облокотившись на борт. — Куда идем, что везем?

Дятел показал зубы. Такие клыки медведю сделали бы честь.

— А вы кто такие будете, сявки немытые, чтобы нас допрашивать?

Капитан с ухмылкой поднял руку. На цепке качалась деревянная плашка. На плашке выбита была тонкая девичья кисть, держащая пустую клеть.

Волоха переглянулся с Дятлом. Не Гаер. Не его эмблема, не его стиль.

И церры Ведуты не имели такого тавра.

Новые игроки.

Теперь решалось, принять чужую руку или укусить.

Волоха с прищуром кивнул цыгану. И, прежде чем незнакомец убрал плашку обратно за пазуху, ровно в центр ее сел клювом тяжелый бросковый нож. Плашка треснула и разломилась пополам.

Капитан потемнел лицом.

Разойтись миром определенно не получалось.

***

— Опять? — жалобно не поверила Медяна, когда громыхнул первый выстрел. — Что вы за люди такие, мужчины, все бы вам драться...

Уже опытно прикрылась арфой. Проверила барабан револьвера, оценила, как летят на Еремию абордажные крюки, как навстречу им выстреливают другие.

Волоха саблей отбил один из прорвавших оборону трехзубов, поймал за пояс вскочившего на борт гостя и без предупреждения рассек от пояса до горла, слитным движением снизу вверх.

Толкнул за борт.

Налетевшие на Еремию тоже были пиратами. Корабеллы грохнулись боками. Еремия, хитрая бестия, еще поднырнула, заваливая соперницу на бок, смешивая атаку.

Медяна выдохнула и осторожно высунула нос из укрытия — рубка шла по всем фронтам. Вздрогнула, когда за плечо потянули обратно.

— Вниз иди, — отрывисто велел Волоха.

От ночи глаза его были обложены темнотой.

— Вот уж нет,— выдохнула девушка, стискивая револьвер, — я не курица, под койкой отсиживаться...

Капитан на это ничего не сказал. Кивнул. И выпрямился, в движении разворачиваясь и снося с ног подобравшегося врага.

Медяна вскинула руку. Еще один налетчик упал, взявшись за живот, оплевывая бороду кровью.

***

Чего ко всему готовые и на все способные шанти не ждали, так это десерта — рыжей девушки с револьвером. Вишенка на торте.

Команда работала привычно слаженно, каждый на своем участке корабеллы, а рыжая вносила дополнительную пикантную сумятицу. Как оказалось, куриц на корабелле вообще не водилось, каждый сыскал занятие.

Волоха мертво сцепился с капитаном тэшки. Тот оказался подкованным знатоком сабельного боя, дрался жестко, пер крепко, норовил притиснуть русого к борту, но капитан Еремии каждый раз выскальзывал из ловушки. Вокруг них лежало кольцо отчуждения: в бой капитанов по закону Лута редко кто встревал.